— Да. Все в порядке, Катюха, , ответил по культурному Ваня, — просто писака тут один со своим пером в душу лезет. Того гляди и к нам в постель заберется. Уже совсем близко осталось...

— В постели — это хорошо. А то все на соломе, да на соломе.

Это не беда. Я уж подумала, что голова у тебя закружилась от запаха французских духов, который распространяется из-под мышек тутошних столичных дамочек. Не бери дурного в голову, а грязного в рот. Пусть пишет, если ему не тошно. Все равно, я с его книгой в туалет схожу — и вся ее судьба, — и она, захватисто обняв Ивана за шею, потащила его грусть разгонять.

— Пошли походим по мраморным коридорам государственной власти. Когда еще доведется? Вон, какой хоромистый дворец у нас на пути возник. Давай, его обследуем для собственного удовольствия. Момент удобный: видишь, охранник побежал за угол малую нужду справить...

И они мигом скользнули в массивную дверь...

"Гаденький ты наш !.." — расцвела сладострастной улыбкой Катя, увидев, как на государственный мрамор служебного назначения ляпают знакомые до боли комки дерьма, а следом пролилась и лужица. Родной и знакомый сердцу запах она признала бы всегда и везде:

— Это же надо! Прямо на чистое!...

Волу об этом ничего не было известно, так как он щипал травку у забора, где был определен на стоянку; ... и куда деваются отходы съеденного, его совершенно не интересовало.

— Здесь, наверно, и Гетман ходит, — сказала убедительно Катя и прикрыла испражнения газетой.

Очень умный на вид мужчина, в галстуке и в очках, недовольно поерзав носом, сказал: " Вот народец пошел. Вонь распустили в государственных учреждениях. Если кто чего-нибудь не упрет или гадости какие не наделает, так без этого и жизни нет.

Ведь, только что шел — ничего этого не было," — и он приподнял газетку, оценивая произошедшие изменения.

— Это не я, — отвечал Иван, увидев на себя устремленный взгляд.

— Я вас и не обвиняю, — ответил очкарик с задумчивым видом. — Вы не той

комплекции будете. ... Это либо спикера работа, либо как минимум

председателя аграрного комитета — им такое под силу.

— Пойдем отсюда поскорее, — защебетала Катя в ухо своему дружку, — а то он и впрямь вычислит, что это творенье нашего вола — Сокира.

Вол же в это время, ничего не подозревая о своих деяниях, пытался губами

ухватить травку на ранее объеденном участке.

Имя "Сокира" он получил обглодав сапоги спящего тракториста.

Проснувшийся после тракторист хотел сказать много разных слов волу, но все они застряли у него в горле от переизбытка чувств, тем и подавился.

И только много позже сказал: " У....у, сокира!.."

Откуда у тракториста взялось это слово, никто не знал. Может быть, в газете вычитал? ...А оно запало.

* * *

От родственников на аттракцион Пряткина пришли: теща, мама тещи, прибывшая на стадион на носилках и с помощью посторонней помощи, усаженная в кресло, и тещина сестра. Жена присутствовать наотрез отказалась и детей не пустила. ...Хотя, женское любопытство распирало через край, а детей, вообще, пришлось высечь.

Теща была совершенно убеждена, что ее зять, Пряткин, обязан ей всем в жизни... В том числе и собственной жизнью. А в денежном выражении она определила сумму так: вечный, несмываемый долг...

Теща сильно переживала, что рядом с ней, на бесплатно забронированных местах находятся двое молодых людей, неведомо на каких законных основаниях сюда попавших. ...И все думала: как бы с них истребовать

стоимость билетов, если у них нет правильного ответа на право льготы.

Ровно в пять по стадиону пронесся трепетный шелест — в правительствен—

ной ложе показались Гетман с супругой.

Репродукторы выдали звуки государственного гимна: "...Еще не умерла последняя надежда..."

Остальных слов гимна не знал никто.

Все встали со скрипом в сердце и нежеланием в душе. Представители уголовного мира тоже привстали. Они уважали гимн.

— Гляди, Катерина, Гетману закусывать на подносе поднесли.

Интересно, что ему там накрыли?

Господин Пряткин в это время торжественно сидел в позолоченном кресле в центре стадиона у свисающей с ветки дерева петли.

Он видел только синее небо над собой и редкие барашковые пряди туч.

Под звуки Государственного гимна со стороны хозяйственных пристроек заголосили два козла, доказывая всем, что слова гимна им известны.

Козлы принадлежали сторожу Пантелеймону. Он же выполнял обязанности дворника, он же с помощью козлов "стриг" траву на газонах и стадионе. Козлы выполняли свою работу с удовольствием. Теперь же они забавлялись от души, подпевая бравурным аккордам гимна.

Козлы очень не любили бухгалтера Варвару Семеновну, толстую даму неопределенной возрастной категории. Она списывала на бригаду рабочих уход за газонами и полем, в то время, как единственный аппарат для подрезания травы стоял покрашенным героем в кладовке. Он не мог стричь траву — в нем не было двигателя. Всю работу выполняли козлы.

Толстая Варвара Семеновна списывала на них много разных деликатесов, которые можно было обнаружить у нее дома на столе за ужином.

Козлы не знали всего этого. Потому их презрение к ней не было полноценным.

Гетман склонился ниже поручней ложи и там "хряпнул" рюмку водки, не привлекая внимания всей страны.

Глаза его повеселели.

" Ну, где там ?! ..." — сказал он, оправдываясь перед женой.

Жена сделала вид, что занята делом...

* * *

По стадиону побежали лучиками юные гимнастки с лентами.

Следом за ними на палках с лошадиными головами поскакали дети, лихо размахивая деревянными саблями.

По стадиону неслась песня о счастливой жизни, за которую не жалко и умереть. В ней очень хвалили Гетмана.

Гетман "хряпнул" вторую рюмку тем же способом.

Жизнь, действительно, заметно повеселела.

Супруга улыбалась губами. Глаза ее говорили: "И такая мерзость..., ни с кем..., вообще хоть .... Где деньги?... Задушила б гадину своими руками...

Эх, мама, мама... Плевать я хотела на всю эту сволочь... А пошло оно все к... Топтать, топтать... ...

На стадион выехали мотоциклисты со знаменами и святыми хоругвиями.

Следом вышел батюшка с кадилом и большим крестом.

Господин Пряткин по-прежнему сидел в своем позолоченном кресле в центре стадиона и неотрывно смотрел на небо.

О том, что выражала его мысль, узнают будущие поколения, получив отраженный от тысяч Галактик обратный сигнал.

Кони неслись галопом в пыльном хороводе. Трубы играли "Подъем !"

Гетмана сзади аккуратно с осторожностью поддерживал охранник.

В правой руке, склонившись, протекала рюмка. В левой — охапка закуски с подноса.

"Пора!..."— сказала супруга и лицо ее передернуло нервом.

"Пора, — сказала теща, — выяснить, как эти птенцы бесплатно рядом со мной оказались".

"Пора..." — пели трубы.

"Пора уносить ноги..." — настойчиво сказала жена министра финансов. Она отличалась особой скромностью, потому что знала всему меру...

"Пора ... урожай с полей вывозить, воду рабочим подвозить, отчет по результатам труда выставить, а вола все нет и нет, — чесал слипшиеся волосы председатель колхоза. — Опять же, Катя и Ваня — руки в горячую пору не лишние. — Мать их..., трудодней лишу... Скотина, она и есть скотина.

В это самое время во двор правления стало забредать коровье стадо.

"Опять пастух по бабам побег! — вскрикнул председатель. — Но почему сперматозоидные страсти всегда впереди мозгов бегут?! Да, когда же это местами поменяется?!"

Он смачно харкнул и попал прямо в глаз входящей жене, торопившейся с обедом.

Та, без размаха влепила ему оплеуху, зацепив нос, глаз и ухо.

"Юшка" с председателя закапала по столу и перекреслила отчет по уборочной.

"Ну, Колька, ...мать твою, пастух бабьего племени..., прибью живьем..., ремни нарежу..., зад в крестах..." — И он вспомнил всю родословную Колькиного рода, вплоть до внучатых племянников.

Особенно выделил бабку Ероху, со стороны матери..., и ту роту..., что якобы во время войны ей в родственники записалась. А потом пришли немцы. Потом они ушли. А все, что после них осталось — мы, а больше всего он, председатель, теперь кормить обязан.

Птьфу!

Жена все это выслушала, "газанула", что было сил, и хлопнула дверью.

Аппетит был испорчен до невозможности, и пришлось открыть все окна, включить все вентиляторы и махать газетами вместе с секретаршей, чтобы вернуть прошлую атмосферу.

* * *

Атмосфера на стадионе наполнилась страстью дикого разгула.

Гетман, поддерживаемый охранником, с мнимой серьезностью, помахивал приветливо рукой.

Так ему казалось.

На самом деле, приподнятую руку с зажатыми в ней винегретом, сыром,

салатом из кальмаров, и все это перемазанное кетчупом, специями, раздав—

ленными дольками апельсина, шевелил все тот же охранник.

Вторая рука мертвой хваткой сжимала рюмку.

" Сводите его в туалет, и морду обмойте с мылом. А лучше клизмой почистить надо бы !..." — скомандовала по гетмански жена и губы ее расплылись к трибунам...

* * *

Моя жена, я ласково называю ее "моя ведьма", сегодня снова поскандалила. Вопрос все тот же, все прежний: почему мало денег и почему я так несчастлива.

Не надо быть мудрецом, чтобы предположить, что деньги не сделают ее счастливой, а счастье лучше поискать в себе.

...Зато сегодня у меня больше времени подумать о жизни.

... Ну, почему у нас денег меньше, чем у всех? Ну, почему счастье живет ни там, где лазим мы?

...И почему, я, сидя в той же лодке, совершенно так не считаю?

Я хочу найти себе такую "ведьму", чтобы она с усмешкой встречала как отсутствие денег, так и их присутствие. И счастье не ждала или гонялась бы за ним, а лелеяла его в каждом солнечном лучике.

* * *

Господин Пряткин очнулся от грез. Он не слышал рева трибун, не видел, что Гетман в ложе отсутствовал, а его супруга присутствовала. Он выделил из всего царящего вокруг него волнения только глаза тещи; поднялся и быстро посеменил к эшафоту.

Барабаны забили дробь. Кони ускорили свой бег по стадиону. Женщины замерли. У кого-то громко заурчало в желудке.

Пряткин окинул взглядом жизнь и наткнувшись снова на горящие глаза тещи, с излишней поспешностью полез в петлю.

"Посмотрим. Что там. ...а то все пугают, пугают. ...Может быть и письмишко черкну оттуда. Если ручка найдется и почта работает исправно..."

* * *

Я бросил использованный носовой платок на фотографию вицепремьера по энергетике.

Она продолжала мило улыбаться. Финансовые возможности ее кошелька это позволяли. В настоящее время она вела очень прогрессивную политику и не допускала оттока финансовых средств из топливо— энергетического сектора...

В свое время она очень хорошо погрела руки на таком оттоке и теперь всячески препятствовала, чтобы еще кто-то повторил ее успех.

В ее положении была огромная двусмысленность, с одной стороны: она действовала во благо разрушения плохих намерений вредных людей, а с другой — она была первой из этих людей.

Государственным мужам, с сеном в голове, трудно было разобраться, как же все же поступить...

Наказать вице-премьера во имя справедливости, либо воздержаться, ради дальнейшей пользы ?

* * *

Вол вставил один рог в обнаженную дыру в заборе и стал расширять ее. Это занятие ему очень нравилось.

По другую сторону забора подвыпивший гражданин напряженно размышлял, чтобы это могло быть: отросток, явно бесовского происхождения двигался изменяя свои размеры, издавая специфические звуки потуг.

Неверующий в бога гражданин перекрестился.

Явление напротив, лишь увеличилось в размерах.

Гражданин дрожащей рукой пощупал свою голову, повернулся и быстро пошел прочь.

* * *

Тело господина Пряткина уложили на носилки, доктор зафиксировал изменение его состояния, после чего, торжественно пронесли по стадиону под рев трибун.

Когда все свершилось, теща сказала:

— Ваш рассказ, голубчики, неубедителен. Единственный свидетель быть свидетелем не может. Прошу оплатить присутствие на льготных местах.

Это относилось к Кате и Ване.

Положение спасла мама тещи; она заголосила:

— Ларочка, ты уверена, что доктор правильно констатировал состояние? А вдруг он схалтурил?

Ларочка, я к тебе обращаюсь !

Этого оказалось достаточным, чтобы след влюбленной пары простыл, оставив после себя воловий запах перемешанный легким степным запахом, взамен.

Послушай, ...а, Вань? — взволновалась Катя, — так они нас всех скоро перевешают...

Иван на секунду представил себя на подставочке, под деревом с петлей на шее под одобряющие возгласы трибун. И ему стало страшно стыдно за себя и за всех, за то что было... Страх бессилия вызывал стыд позора. Жизнь предстала мерзкой и отвратительной; душе захотелось вечного покоя.

И в свое жалкое оправдание Иван сказал: " А может, действительно, там лучше...?!"

"Либо мы вешаем, либо нас вешают, — так, кажется, наш вождь говорил. И мы с ним всегда согласные. Нам только вешать позволь, чтобы безнаказанно...", — молвил какой -то умник рядом. ... И многие молча согласились.

* * *

Как-то Ивану в школе на уроке рисования задали на дом тему:"Что такое жизнь и как ты ее понимаешь?"

Ваня нарисовал солнце, дом, детей, животных, маму, папу.... Всех с растянутыми до ушей ртами.

Отец порвал рисунок и обрывки для убедительности подбросил вверх. Обрывки, хлопьями кружась, легли на пол.

Ваня опечалился — за рисунок предполагалось получить оценку.

— Не огорчайся, сынок, — сказал отец, — смотри сюда и вникай в правду

жизни.

Отец нарисовал человека, ползущего на четвереньках. К одной его ноге было привязано ведро с водой, а к другой — шестнадцатипудовая гиря. Спереди стояло полное ведро с помоями, которое он должен бал толкать головой впереди себя.

Сзади шел погонщик, на голове которого было написано — "судьба".

Если вода с ведра проливалась — "судьба" длинным шестом ударяла ползущего по спине. Если проливались помои, то тут же подбегала жена (она была изображена с перекошенным лицом и капающей пеной с открытого рта), и начинала громко визжать. На это указывал скрипичный ключ и высокие ноты разбрызганные кругом.

Папа в молодости обучался музыке. Он хорошо пел.

Теперь его драли за волосы, пинали в бока, царапали лицо и обрызгивали пеной со рта, за то, что он позволил помоям пролиться на паркет.

На следующий день папу вызвала в школу учительница рисования. Он вернулся со школы печально задумчивый. После очень долгого молчания он сказал: " Жизнь — дерьмо, а мы в нем гребемся в поисках злата. За правду, сынок, всегда получишь двойку. А будешь врать — тройка обеспечена, а то и четверка, ...если с изюминкой; а если врать убедительно и с нахрапом — пятерка без всякого сомнения. ...Хоть и дурак дураком по природе."

1234567

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓