Человек-львёнок

Я отхлебнул кофе. Ах, да... ещё минус — кофе, он здесь самый сердитый во всём меню.

— О, это птичка, да? — воскликнула Йохана, в руки которой попало оригами Ганса.

— Это голубь, — враз проглотив крупный кусок сэндвича, ответил автор.

— Ты его сделал?

— Да, занимаюсь оригами. А я не рассказывал?

— Мне точно нет. Здорово! Какая прелесть! Я возьму себе?

— Да, конечно, о чём вопрос, — превратился в довольного лягушонка Ганс.

Мне же пришлось прятать улыбку за чашкой кофе. Ситуация отчаянно терзает меня, мажет лицо краснотой и подбивает на малоосмысленный смех. Ганс бросил взгляд — я сразу же заморгал ему, как ненормальный.

Не знаю, просто в этом есть что-то очень смешное!

— А что ты ещё умеешь делать?

— Ну, по памяти ещё одну птичку, но другую, кролика и журавля. То есть, почти одних птиц. А так я и собак, и слонов делаю.

— Здорово! Меня вот всегда прикалывает, как люди могут что-то вот так запросто сделать. Ну, кто-то жонглировать умеет, кто-то — на гитаре играет. А я ничего не умею.

— Могу научить, — свершилось, Ганс пошёл в атаку. Не скажу, что особо рад этому, потому что хочется смеяться в голос.

— Это вряд ли: у меня жутко кривые пальцы. А у вас уже закончились экзамены?

— Да, у меня только сегодня был последний. Есть у нас такой профессор Крамер — у него невозможно списать, но это так болтают, потому что у меня получилось! — распушил пёрышки наш голубок.

Йохана одобрительно кивнула. Настало время и мне ответить на вопрос:

— А у меня — неделю назад. Теперь мы — свободные птицы. Он, — я указал оттопыренным мизинцем, — пингвин, а я...

— Дятел, — не остался в долгу приятель. — О-о-о-очень свободные птицы.

— Здорово, и что планируете на лето?

— На самом деле, — сказал я, ухмыльнувшись, — мы как раз это обсуждали. У нас трагедия!

— Потому что моему протеже захотелось сделать каникулы незабываемыми.

— Но ничего грандиозного или хотя бы гомерического в голову не лезет.

— В смысле, хотите попробовать что-то совсем-совсем неординарное.

— Да, — мощно кивнул я, — что-то такое, что прям ух!

— Прям ух, да, — скептически поддакнул Ганс.

На лице Йоханы появилась искра здравой идеи, что не оставило меня равнодушным. Я чуть подался вперёд и развернул голову, готовый слушать. Все мы собрались поближе, якобы, делить страшную тайну. Девушка разве что не стала шептать:

— В нашем университете (а они с Гансом учатся в одном и том же вузе) есть парень — у него с фантазией всё хорошо. Он — театрал, у него уже свои постановки.

— Ты ходил к нам на его спектакль, — напомнил друг.

— А, где все бегали краской измазанные? Лично я быстро заснул.

— Зря, там вообще был улёт! Я только ни хрена не понял, но было... мозг сносит, короче говоря.

— Ну, так вот, — продолжила выкладывать свою мысль Йохана, — как-то играли в фанты, так он всем такие задания выдумывал, что оборжаться просто! Он жутко неординарный, но не псих. В свободное время он чем только не занимается. Спросите его — он может вам придумать.

И пусть Ганс продолжает жевать сэндвич с таким видом, словно его это не касается, я почти влюбился в эту идею. И друг от неё не отвертится.

Пока я задумчиво пробовал на вкус собственные губы, Йохана встала из-за стола:

— Ладно, меня ждёт работа. Удачи вам, ребята!

— Счастливо, Йохана, — в который уже раз глотает Ганс громадные куски, чтоб не болтать с полным ртом.

Если ж он подавится, меня хватит только по спине ему постучать... Да, я учусь на врача, но первую помощь так и не освоил.

Когда мы остались одни, друг требовательно нахмурился:

— Ты чего заржал?

— Ганс, без обид, но мне стало так смешно, когда ты стал к ней подкатывать.

— И чего в этом смешного?

— Нет, всё нормально было... но мне почему-то хотелось смеяться.

— Пошёл ты! — беззлобно бросил мне рыжик.

Может, у них всё получится. Господи, что ж тогда произойдёт со мной на их свадьбе? Ладно, не то в моей голове, абсолютно не то!

— Так как зовут того парня? — достал я предпоследнюю сигарету. Который уже плюс — в "Далёвере" можно курить. Или нельзя, но за этим никто не следит.

— Театрала-то?

— Угу.

— Фамилия — Оттлон, а зовут... Пьер, Пьер, Петер! Точно, Петер!

— Петер Оттлон. Фантазёр, значит.

Моя задумчивость напугала Ганса значительно сильнее, чем я того хотел:

— Ты же не думаешь вот так завалиться к чуваку и попросить придумать, чем бы нам заняться этим летом?

— Думаешь, стоит обмануть и попросить совет на зиму?

— Нет, это бред какой-то. Знаешь, — серьёзно взглянул мне в глаза друг, — я не против заниматься целым летом какой-нибудь чушью, но не таким маршрутом.

И вот мы уже околачиваем двери Петера.

— Он точно здесь живёт? — я даже затрясся от нетерпения.

— А стал бы я тащиться с тобой через весь город, чтоб привести не туда? Конечно, он тут живёт!

Я кивнул, огляделся по сторонам — улица невозможно пустынная в это время суток. Потянулся было стучать, но тут мне понадобилось подстраховаться:

— Так, Ганс, а давай уговор?

— Зная тебя, я уже боюсь, — подбоченившись, почесал за затылком лучший друг. — Но да бог с тобой: что за уговор?

— Что он предложит, то и исполняем! Что бы он ни сказал!

— А если он скажет идти в задницу?

— Исключая афоризмы, — подумав, довёл я свой план до ума.

Протянутая рука станет для Ганса чем-то вроде красной тряпки. Да, у него логичнее расставлены шестерёнки в голове и он лучше понимает, что ему терять, но споры и уговоры — это святое настолько же, насколько и "Чувак, что отец Иисуса".

Короче говоря, я применил самое эффективное оружие против спортсмена: взял его на слабо.

Он охнул. Подумал, глядя на мою кисть. Сжал её своей пятернёй — я доволен. Не дав себя отпустить, постучал в дверь. Ганс, почувствовал, как подкатывают волны неладного, стал яростно вырывать руку.

И тут нам открыл паренёк. Из-за маленького роста и незрелых черт лица он показался мне школьником. Большие глаза... подведённые... уэ-э-э! Маленький нос, губы тонкие, словно их и нет, подбородок узкий. Волосы светлые, направлены лаком чётко в космос, в правом ухе серьга, хорошо ещё, что это всего-то маленькое серебряное колечко.

Белая рубашка и чёрные-чёрные брюки. В целом, можно было ожидать худшего, тем более что его так уж разрекламировали...

Он обвёл нас взглядом. Судя по настороженности и немного округлившимся зрачкам, он неслабо насторожился. От меня не укрылось, как он чуть отступил назад.

— Привет... — неуверенно начал он.

— Здорово! Ты Петер?

— Да.

— Сперва разбей, — предложил я ему наши сцепленные руки.

Несомненно, он не раз успел прокрутить в голове вопрос "Куда я попал?", но его ребро ладони, пусть и робко, но разделило наши пальцы. Петер предпочёл смотреть в сторону Ганса, который выглядит в парочке более разумным.

Настало время выкладывать карты на стол:

— Нам тебя посоветовали, как лучшего выдумщика заданий для фантов, — начал я.

— А, это вы, типа, заключили пари, но ещё не придумали какое? — немного, но расслабился тот.

— Почти. Значит, смотри, план таков: это лето мы хотим запомнить на всю жизнь, но идей у нас нет.

— План в том, что плана нет?

— То-то и оно, — как гвоздь в крышку гроба, с сарказмом шепнул Ганс.

Петер не смог разубедить себя в нашей невменяемости, поэтому на лице его так и застыла гримаса ожидания чего-то коварного и подлого. В ситуацию он так и не поверил:

— Я правильно вас понял, что вы пришли просить у меня совета, как провести лето?

— Точно, — я — сама серьёзность, насколько это выходит.

— И это не прикол такой?

— Не-а.

— И вас на это надоумило то, что я хорошо придумываю задания в фантах?

— Да.

— Ну, — вздохнул он, опустив взгляд, — для начала надо сказать, что вы — редкостные упорыши.

— Знаешь, Лен, — подал голос Ганс, — а мне сейчас с ним и спорить не хочется.

Театрал усмехнулся, причём как-то одним лицом — звуков почти и не издал. Зато оторвал левую руку от ручки двери и привалился к косяку, что хотя бы не грозит тем, что он быстро ретируется.

Он расслабился, а это говорит уже о том, что с ним можно иметь дело. А я, в свою очередь, вытащил руки из-за спины, перестав стоять в позе пионера.

— А на что вы там спорили? — хитро прищурился Петер. Доверять нам, это бесспорно, нельзя, так что надо прощупать почву.

— Да мы решили, что займёмся любой ерундой, что ты предложишь. Без возражений. Только нам бы поэпичнее.

— Чтоб на всё лето, а то этот, — Ганс махнул в мою сторону рукой, — будет таскать меня сюда каждую неделю.

— Поэпичнее, значится... без возражений... Если начистоту, у меня есть одна задумка, для которой как раз пригодятся такие сорвиголовы, как вы. Одно условие — я с вами.

Признаться, мне было отчего горько сморщиться, так как я и не допускал, что в эту хрень втянется кто-то ещё, тем более незнакомый. Я предполагал, что это будет история очень личная, куда вхожи разве что самые близкие...

С другой стороны, этот тип Петер — прекрасный перец в ядрёном салате.

Я молча посоветовался с лучшим другом, который с полным равнодушием кивнул. Ну, раз эта консервативная детина не имеет нот протеста, то дело верное.

— Лады, друг — протянул я руку в знак согласия. — Меня зовут Леонард.

— Ганс.

— А меня — Петер, но вы это уже знаете.

— Так что за идея? — сложно поверить, но Ганс проявляет взаправдашний интерес.

Приоткрыв рот, паренёк вытер губы двумя пальцами и набрал в грудь побольше воздуха. Меня обуяло внутреннее ликование: там томить можно лишь поистине грандиозной ересью!

И Петер меня не разочаровал:

— Слушайте, можете смеяться сколько хотите, но вы уже подписались, — его кисть с растопыренными пальцами заходила по горизонтали. — А идея вот в чём... Не, начну издалека: вы слышали когда-нибудь о Теодоре Киттельсене?

— Нет, — я ответил сразу, а не стал строить интеллектуала и делать вид, что вспоминаю.

— Ждите здесь.

Короткий жест указательным пальцем, и Петер скрылся в доме. Интриган чёртов, наверно, стоило не засыпать на его спектакле.

Ганс глухо засмеялся. Прикусывая губы, он медленно обернулся в мою сторону. Я долго ждал, когда ж он объяснит, в чём дело, но тот молча хихикал, пока его не поторопил шлепок тыльной стороной ладони по боку.

— Представь, что этот Киттельсен — борец за права геев...

— Твою мать, Ганс! Не чепуши — он, вроде, не из них, а всего-то стиляга. Блин... блин, Ганс, ты меня реально этой голубой историей запугал. Что ж нас ждёт...

— Вы уже подписались, — продолжил травлю друг. — Мне пригодятся такие сорвиголовы, как вы. Такие сладень...

— Умолкни ты! — вспылил я со смесью истинного страха и гомерического смеха.

И мы принялись тыкать друг в друга кулаки, причём с достаточной силой, чтобы со стороны это было похоже на драку. В ранние годы меня это бесило, потому что Ганс был в разы сильнее и лупил меня до синяков.

С возвращением Петера мы встали в позы невинных нашкодивших детишек.

Театрал протянул нам книгу, ознаменовав её одним словом:

— Вот.

Не старьё, но вид неважный: одноцветная обложка из времён дефицита художников и фотошопа, углы растрёпаны, на свету обнажаются глубокие борозды царапин, выпирают несколько вывалившихся листов. На сизой обложке белыми буквами написано "Теодор Киттельсен" (уже знакомы, здравствуйте), а под именем автора — "Тропа троллей".

Ганс решил взять томик в руки и полистать немного. Перед нами замельтешили чёрно-белые изображения, фотографии и много-много текста. В основном мы натыкаемся на каких-то фэнтезийных уродцев, каких-то колдуний и носатых толстяков, которые и есть тролли.

— Киттельсен — он писатель-фантаст? — оторвал я глаза от пожилых страниц.

— Нет, — Петер сложил руки на груди, — он учёный-криптозоолог.

— Криптозоолог — это который изучает вымерших рыб? — рискнул блеснуть эрудицией Ганс.

— Почему только рыб? Всех существ, считающихся несуществующими, сродни драконов, йети и Лох-Несского чудовища. Киттельсен же посвятил свою жизнь исследованию троллей, а эта книга — фактически, его дневник. Он описывает места, где, якобы, встречаются следы троллей, очевидцев, фольклор, аномалии, объясняемые местными как проказы троллей.

— Пока неясно... — вытянул я лицо.

— Так поясню: здесь Киттельсен описывает своё путешествие, начатое в Приуфлое. Он двинул оттуда на юг, дошёл до посёлка Дрёумстад, после чего развернулся и, сделав большой крюк через Ворно, вернулся обратно. Весь путь у него занял около двух месяцев. Мы живём немного южнее Приутфлое, так что можем практически повторить маршрут Киттельсена.

— И, я правильно понял, что мы пройдёмся с экскурсией по троллячим местам?

— Да, ты, Ганс, ты уловил суть.

Мы с товарищем переглянулись. Уж чёрт его знает, что увидел в моих глазах Ганс, в его я прочитал сожаление, что не предстоит бороться за права сексуальных меньшинств. В итоге он вернул книжонку Петеру и заржал не своим (кудахчущим таким) голосом.

Не замолкая, он развернулся и спустился по ступеням. На ходу бросил:

— Боже, подо что я подписался!

Он довольно бестактно пошёл прочь, оставив меня одного разруливать ситуацию. Надеюсь, моська у меня достаточно виноватая.

Петер, конечно, приуныл, но примиряюще пожал плечами и спокойно ответил:

— Ничего, я этого и ожидал.

— А я — нет. В смысле, про троллей... Так мы пойдём их искать?

— Да, если получится.

— Хорошо, — в бессилии протянул я. — Ну, мы же поклялись... Значит... а когда мы двинем?

— Чтоб вы не успели передумать, я бы двинул прямо завтра.

Завтра. Завтра — не лучший день браться за что-то этакое... когда бы это завтра ни было... Моё желание, исполнившись, дало по лицу достаточно неожиданно, чтобы я охренел от него.

И разве б я решился, не виси на мне две цепи: слово пацана и вкус приключения. Раз меня ввергло в шок, значит, меня-таки вывели за заборчик банальной предсказуемости. Бред, о котором невозможно будет вспоминать, оттого что можно помереть со смеху.

Вроде, то, что заказывали, так чего я боюсь?

— Ну, тогда по рукам!

Обменялись рукопожатиями второй раз за день. И тут Петер мотнул головой вниз по улице:

— А Ганс?

— Не, не отвертится. Он будет называть нас безмозглыми ослами всю дорогу, но идти будет, как миленький.

— Тогда завтра в девять. Где встретимся?

— В "Далёвере"? Он как раз в девять открывается.

— Лады. Соберитесь в дорогу. Пойдём через места людные — не в палатках ночевать, но всё-таки. До завтра.

— Лен, — я нагнал Ганса только в квартале от дома Петера, — охота на троллей — это, спору нет, оригинально, но для имбецилов! Да, все сверстники будут рассказывать, как оторвались на даче Олина — это скучно, обыденно, но нормально!

— Ганс, мой друг, обещание уже дано. Мы будем жариться на сковородках Люцифера, если нарушим его. Кстати, а Люцифер — он тоже Чувак?