Три сотни настроений

Она осторожно бросает монетку вглубь этой коробки с игрушками. Вновь слышится металлический звук и волшебство начинается. От этой попытки зависит всё. Победа и поражение. Либо повезет, либо нет. Нужно достать эту игрушку. Одну. Самую лучшую.

Девочка опять находит глазами свою цель. Вот она: черный комок, среди жара цветов. Железная "лапка" опускается в надежде зацепить желанное... И на этот раз все получается! Аня не может поверить в столь долгожданное везение.

Наконец игрушка оказывается в руках ребенка. Да это же Яра! Большая туманная кошка — подруга Фоукса. Она стала меньше, обрела мягкое плюшевое тело, но глаза все так же пылали голобым огнем.

— Так это кошка... Ни за что бы не подумал! Как назовем?

— Яра!

— Уверена?

— Да!

Вновь слышится звон колокольчика. Это Госпожа Удача — рыжеволосая девчонка, сопутствующая упорным и смелым, смеется в своей радости на весь белый свет.

Кошачьи миры.

Посвящается Крестному, другу и навсегда близкому человеку.

На пыльный, уставший за день от несмолкающих криков и бесконечной суеты, город надвигался вечер. Он наползал скачками, будто разгневанный воробей, старающийся отогнать от себя заведомо более сильного и стойкого врага. Солнечные лучи, еще сохраняющие в себе дух теплого июльского денька, тщетно пытались противостоять ему. Но с каждой минутой, с каждым шагом вечера, несущем на своих задворках прекрасную царицу Ночь, становилось все яснее, что и в этот раз небосвод не будет стоять на месте, меняя свет на тень, жару на прохладу, смех и слезы на тихие слова и важные фразы.

Только вот с наступлением темноты городок, расположившийся на самой периферии края полей, мелких речушек и бурных ручьев, не собирался засыпать. Не слишком уж он стар, чтобы убаюкивать своих жителей еще на закате, когда жизнь только-только начинается, просыпаются тайны и чудеса, прятавшиеся до того от яркого июльского солнца за цветастыми витринами магазинов, в тенистых парках, на аллеях которых так пьяняще пахнет цветами и травами, под крышами старых домов, где всегда можно отыскать одну-другую семейку смешливых и ночами неугомонных летучих мышей. Не стары и его обитатели, хотя некоторые (будем честны) давно успели разменять не одну свою жизнь на задворках, улочках и проспектах этого степного жаркого города, который уж слишком часто обходят стороной все непогоды и грозы.

Да, все здания здесь, постаменты и памятники молоды. Все они ровесники или младшие братья того крохотного поселения, что образовалось здесь каких-то сто лет назад. Но за каждым стоит история, длинною в век, сотканная из человеческих улыбок и слез, слов и покладистого молчания. И пусть они кажутся юнцами — маленькими птенцами, что едва встали на крыло — по сравнению с той бескрайней степью, что тянется на десятки километров вперед, всегда найдутся те, кто вечно будут хранить их спокойную, иногда даже слишком размеренную и по-кошачьи ленивую жизнь. Точнее найдется 'тот', ведь здешний защитник всего один. Но и он не подумал бы всерьез принять эту должность. Счел бы звания глупыми ненужными словами, которыми итак завален мир, а истинную свободу назвал бы самой величайшей ценностью жизни.

А вот и он! Примостился на покатой железной крыше, исхоженной десятками человеческих ног, зная, что никто не сможет здесь ему помешать. Да и кому нужна такая забава: сгонять с верхушки дома неведомо как забравшегося на нее кота — лентяя и бездельника, каких итак полно в этом прекрасном городе? И уж, поверьте, никому из жителей не придет в головы мысль искать городского хранителя в этом маленьком тщедушном теле. Но если кто-то когда-нибудь рискнет спросить, правда ли все эти дома , люди и толика их счастья хоть немного зависят от него, он только тряхнет головой и, конечно же, рассмеется. Как-то по-особенному. По-кошачьи. Затем чихнет от слишком уж забавного вопроса и рассмеется вновь. Ибо даже коты, те еще гордецы да прохвосты, склонны недооценивать свою значимость.

А между тем на горизонте, далеко-далеко от города, творилось самая великая, самая настоящая из всех остальных магий, которые только подарил нам наш мир. Там пылал закат. Пряный и яркий, словно мак, неведомым образом распустившийся в море фиалок. Он был похож на раскаленное в небе стекло, которое, само того не замечая, окрашивало в свой алый цвет и все далекое небо, и облака, вместе с ветрами путешествующие по миру, и степь, в которой колышутся колосья еще неспелой пшеницы, и весь вечерний город, отдавший свою душу этому необъяснимому и завораживающему колдовству.

Кот расслабленно потянулся и встал с нагретой за день крыши, когда последние солнечные лучи потонули за гранью необъятного неба. Соблазн еще немного понежиться на теплом железе блуждал по кошачьим венам, но любопытство и азарт, появлявшийся с наступлением вечера, а следом за ним и ночи, в очередной раз пересилили, увлекая на очередные приключения свободную душу.

Раз-два. Кошачьи лапы нарочито громко переступают по покатой железной крыше дома, будто пытаясь разбудить, разворошить и взбудоражить весь этот ночной улей из сказок и чудес, песен летучих мышей и жутких историй, которые мальчишки рассказывают друг другу шепотом в темных дворах и подъездах. Коготки звонко касаются поверхности, цепляясь за выступы и спайки. Хранитель идет осторожно. Девять жизней — не девять, а подольше погулять под этим солнцем хочется всем. Раз, два, три, четыре, пять...

Оказываясь у самого края крыши, которая почти примыкает к соседней, наш герой мимоходом отмечает, что солнце уже окончательно село. Недолго думая, он прыгает вниз, на балкон соседнего здания, на доли секунды превращаясь в зыбкую размытую тень, почти невидимую в сумерках вечера. При этом: нет ни капли страха ни в глазах, ни в маленьком кошачьем сердце. Это годами выверенный путь и бояться тут нечего.

И дальше спускаясь по балконам, он все больше прислушивается к городу. А тот шумит, переливается смехом, искрится криками, играет свои необычные, но неповторимые и родные мелодии ночи. Если навострить ушки, то может показаться, как среди этого гула слышатся удары его большого стойкого сердца, спрятанного где-то под толщей асфальта. И ведь кот его слышит, чувствует, понимает! Он живет этим стуком и голосами, песнями под гитару и сказками, рассказанными родителями детям, потрепанными углами построенных еще в прошлом веке зданий, лицами людей и рисунками мелом на стенах домов.

Когда он оказывается на старом, тротуаре, покрывшемся от времени трещинами, городок поглощает его целиком. Всего мгновение — и он становится частью какого-то огромного, нерушимого механизма, который так напоминает ему несуществующий на просторах этого мира вечный двигатель.

Проходя мимо витрин магазинов, кот ненадолго останавливается, всматриваясь в свое отражение, почти неразличимое в свете разноцветных огней и лампочек. Может он чем-то отличается от других мурчащих жителей этого города? Да вроде бы нет. Кот как кот. Если задуматься, то национальной дворовой породы, каких полным полно в каждом городе. Не слишком крупный, да не худой. Шерсть серая, но белые вкрапления и рябой рисунок на ней делают его чуть привлекательнее многих других уличных шалопаев. Глаза зеленые, большие и, честно говоря, больше похожи на драконьи, чем на кошачьи, но его это мало смущает. Как и у каждого кота, у стража много шрамов: на носу давнишняя полоска-царапина, так и не решившаяся исчезнуть, ухо разодрано на самом кончике, напоминая об одной из многих свирепых драк, да и зеленка, расползшаяся по ноге благодаря заботе какой-то девчонки, до сих пор напоминает о только-только закрывшейся ране, периодически добавляющей боли в нелегкую жизнь кота. Но хранитель города доволен этими ранениями больше всего. Уж что-что, а свои боевые отметины он не захочет променять ни на что другое на этом свете!

Кот идет дальше, петляя в череде улиц и поворотов, и понимает, что многие люди замечают его, узнают, зовут по имени. Точнее... По именам! А их у него немало, поверьте! У кого-то он слывет Марком, для других оказывается то Борисом, то Эйнштейном, то Моцартом. Но чаще всего его зовут Ветром. И хотя он сам понятия не имеет, откуда могло взяться такое чудное прозвище, в глубине кошачьей души он остается доволен. Наверное, нам тоже стоит звать его так.

Но ни Ветер, ни время не стоят на месте. Путь неожиданно продолжается, вновь вовлекая кота в поток городской суеты, смеха и веселья. Цветная, взъерошенная толпа будто подхватывает его, уносит с собой, не оставляя и шанса воспротивиться этому. Да он и не хочет, считая, что судьба сама выведет к нужным местам в этом ночном приключении. Так и происходит.

Через некоторое время его буквально выталкивает на главную городскую площадь, ярко украшенную к сегодняшнему замысловатому празднику. Отовсюду льется музыка и доносятся голоса. Ветер мог бы поклясться, что это поют сирены, неведомо как оказавшиеся за сотни километров от родного синего моря, если бы не сцена, с которой чисто и звонко поют невероятно нежными голосами несколько девушек. Рядом играют и танцуют дети, то и дело стараясь ускользнуть от смеющихся глаз своих родителей. Те то и дело ругаются и мягко грозятся уйти домой, но, вспомнив, что когда-то сами были такими же шалопаями, оттаивают, понимая, что детство, не смотря на разницу в десятилетия, не особо меняется. Во всяком случае маленькие дети остаются сами собой, мало замечая новшеств в технологиях и разницу между словами 'нравится' и 'люблю'.

Где-то среди толпы зевак слышится тихий плач. Но его мало кто замечает за общим шумным угаром праздника и громкими звуками музыки. Ветер — последний, кого могло бы это хоть чуточку заинтересовать. Мало ли почему могут плакать дети? Да и природу собственной души сложно изменить, потому не так уж много котов могут похвастаться благодушием и неутомимым желанием помочь кому-либо. Это скорее к собакам, их спасительный профиль. Но все же, шумно вздохнув, явно копируя этим всем известных людей, Ветер идет на этот звук, понимая, что вечерние приключения только-только начинаются.

На углу одного из домов в тени раскидистых деревьев обнаруживается маленькая рыжеволосая девочка, совсем кроха, раз Ветер может достать ей своим невеликим ростом почти до бедра. Она заливается слезами и тихо, почти неслышно зовет брата. Кружащиеся вокруг нее огоньки лишь хихикают, зная, что никто из взрослых никогда не сможет их увидеть.

Не выдержав этого зрелища Ветер рассерженно рычит, почти выплевывая слова от ярости:

— Опять вы?! Я же еще в прошлый раз сказал отстать от детей!

Цветная толпа шариков прекращает смеяться, испуганно шарахаясь в разные стороны. Пришел хищник посильнее их, а значит время вновь бежать и прятаться. Слишком уж страшен страж в гневе, да еще и при повторном нарушении его запрета не приближаться к детям.

— Мы лишь хотели развлечься, поиграть с ребенком! Она сама... Мы ничего не сделали! Правда-правда... — один из светящихся проказников выплывает вперед, пища что-то неразборчивое, но прерывается, услышав слишком громкий голос Ветра.

— Вон! Исчезли сейчас же. Или я вам в этом помогу!

Рой волшебных существ тут же бросается в рассыпную, боясь действительно не успеть унести свои шарообразные тельца подальше от разъяренного взгляда кота. Они уже знают: этого им не простят.

Тем временем кот подходит к девочке. Слезы еще льются из ее глаз, но с исчезновением обидчиков, которые еще десять минут назад с улыбкой звали ее за собой и казались невероятно милыми и забавными, успокаивается. От чего-то уже спокойный взгляд уличного разбойника ее лишь согревает и радует, не давая разреветься вновь.

Ветер ласково трется о ее маленькую ручку и беззвучно произносит: 'Пойдем. Я отведу тебя к семье'. Неизвестно почему, но девочка верит коту, хватаясь пальчиками за кончик его хвоста, от чего хранитель чуть ли не шипит на нее, мысленно сдаваясь. Кажется, ему никогда не убедить детей, что хвост — это святое.

И вновь они возвращаются на площадь. Медленно и спокойно, ведь малышка может упасть. Но когда кот оказывается в самом сердце радостного народа, он уже знает, кого сегодня предстоит искать. Такого же рыжеволосого мальчишку, который старше своей сестрицы всего на несколько лет. Ветер чувствует его беспокойство, которое только распаляется с каждой минутой поисков девочки.

Поймав нить этого волнения кот ведет ребенка дальше. Туда, где в потоке людей выкрикивает ее имя мальчуган, который одновременно хочет найти маленькую потерявшуюся сестрицу и не попасться в одиночестве на глаза родителям, впервые отпустивших их вместе, пригрозив наказанием, если они не вернутся вовремя. Всего секунда пролетает между тем, как голубые глаза паренька находят среди прочих людей единственно важного сейчас для себя человека. Маленького рыжеволосого ангела, который так часто влипает в совершенно нелепые, а порой странные ситуации. Ни сколько не страшась упасть, он мигом срывается с места, подхватывая на руки сестру и прижимая ее к себе, будто величайшую драгоценность мира. Глаза у него на мокром месте, но мужская, пусть еще детская, гордость не дает ему заплакать.

— Дурочка! Никогда больше от меня не отходи. Глупая, глупая, глупая... Ты не ушиблась нигде?

Мальчишка уносит девочку все дальше от места встречи, совершенно не обратив внимания на того, с кем была сестра. Потому он и не видит, как эта будущая красавица с улыбкой машет коту своей крохотной ладошкой. Пройдут годы, но она не выкинет из головы его образ, запомнив навсегда то чувство безграничной плохо скрываемой нежности в зеленых колдовских кошачьих глазах.

Ветер еще долго без дела слоняется по площади, отыскивая чудеса и тени. А ведь их сотни и они повсюду!

Так, если приглядеться, то среди облаков, припорошивших темное звездное небо, можно разглядеть парящую метлу с сидящей на ней молодой ведьмочкой. Она еще не до конца научилась скрывать свою силу, а потому не может принять участия в празднике. Но и пропустить его она не в состоянии. Смотрит своими очаровательными глазами на мир сверху вниз и не может насмотреться, до того интересной ей все и вся! И то, как одеты люди, и то, как они улыбаются, от чего приходят в восторг. Ее так и тянет спуститься. Попробовать яблоки в карамели, натанцеваться так, чтобы голова шла кругом, найти новых друзей, взять в руки гитару, из которой люди выбивают такие красивые звуки! Да все, что угодно! Только бы с ними. Только бы здесь и сейчас. В счастье.

А вот рядом со шпилем здания сидит луч солнца, оставшийся в ночи без своих братьев только для того лишь, чтобы посетить праздник. В отличии от ведьмочки, он вполне может спуститься к людям, но медлит, наслаждаясь до поры до времени видом со своей открытой всем ветрам смотровой площадки. Сейчас он не похож на сгусток света и выглядит, как обычный юноша, от любви к которому солнце явно сошло с ума. До того щедро усыпано его светлое лицо яркими, нисколько не портящими его веснушками, а длинные волосы светлы.

Вдоволь насладившись этой шумихой и красками, Ветер сворачивает в один неприметный тихий переулок, где почти нет людей. Но то тут, то там из полумрака слышатся голоса. Это шепчутся почти сошедшие с ума от своих чувств влюбленные, выдыхающие признания в поцелуях, объятьями защищающие от грозного и бушующего мира ту часть себя, что всего дороже.