Терминатор. Возрождение.

Пришлось корректировать маршрут, дабы не словить в бочину парочку крупнокалиберных. Не та цель у нас, пусть местные разбираются со своими головняками. Обсудив все возможные за и против, заранее решили сделать крюк на север по ушатанным, но проходимым для грузовиков дорогам. Причем хороший такой крюк.

Не беспочвенны были опасения штабистов, вкратце гласившие: 'Гиблое дело сушей груз везти, судоходные реки сила. За ними будущее торговли. Безопаснее, экономичнее, грузоподъемность судов в разы выше. Еще пару ходок сделаем, обстановку до конца разведаем, а дальше вся Обь и Томь в нашем распоряжении'. Вот их мысли и материализовались.

Колонна ползет по широкой объездной дороге окаймляющей город '...' с юго-западного направления. Изувеченная бомбами окраина города молчаливо наблюдет за невежами посмевшими нарушить их покой. В таких местах люди не живут, а если и живут, то такие, кому впору ловить голубей и крыс, а не нападать на бронетехнику. Абсолютно пустая территория, поэтому выбор маршрута и пал на эти зловещие места. По информации, полученной от наших разведгрупп, больших пробок на этом участке пути не было. Если бы в первый (и последний) день войны люди осознали что происходит в стране, то огромного потока убегающих из города было бы не избежать. Но народ, банально, не успел. Поднятые по тревоге (которой в городах России не слышали уже лет десять) горожане, в большей своей массе не поверили в начало войны и устремились дальше по своим делам. Другие ринулись по домам собирать родственников и паковать вещи. Лишь несколько процентов населения, так называемые выживальщики и просто счастливчики, сразу смекнули в чем соль. Дважды объяснять не потребовалось. Кто был дома, схватив тревожный чемоданчик, ринулись в заранее присмотренные места спасения. Один из тех самых сурвивалистов едет в нашей колонне.

Мощные бульдозерные отвалы легко сталкивают в стороны ржавые, обгорелые, мятые корпуса автомобилей со скелетами зажатыми внутри. Препятствий много, но двигаться можно. Бойцы напряженно вглядываются в пятиэтажки расположенные в сотне метров от дорожного полотна. Никто не курит, как бы ни хотелось. Башни бронетехники, пулеметы грузовиков ощетинились елочкой в обе стороны от дороги. Два ствола ЗУшки держат самое опасное направление: квартал плотно стоящих панельных девятиэтажек, своим расположением напоминающих букву 'Г'.

Слух я потерял мгновенно. Голову словно сдавили в огромных тисках. Краем глаза замечаю, как головные БТРы подлетают в воздух метра на два, словно детские игрушки. Взрывная волна сносит прочь всех с брони. В воздухе свистя камни и осколки. Падая на грязный асфальт, отмечаю, как медленно к нам приближаются выстрелы гранатометов. В голове возникает мысль — это конец. Опытные водилы жмут на газ, но два подорванных головных БТРа капитально перекрывают путь. Неповоротливые фуры не могут развернуться, поэтому машины съезжают с дороги на обочины через бреши пробитые отвалами 'Уралов'. Телом ощущаю как мощно и часто задолбили наши крупнокалиберные пулеметы. Если бы меня не контузило я бы понял, что крупняк врага долбит уже давно. Наша зенитка горит ярким пламенем. В лицо летит грязь, асфальт и бетон ограждений. По ногам чуть не проехали колеса коробочки. Подтягиваю их к телу в последний момент.

Стараясь вжаться в землю и укрыться от этого ужаса подползаю к изрешеченному ограждению. Откуда стреляют? Что делать? Те самые девятиэтажки озаряются беспрерывными дульными вспышками и всполохами гранатометов. Тяжелое тельце ПТУРа с проводом на конце врезается в борт восьмидесятки находящейся в конце колонны. Везде рвутся ВОГи, свистят пули. Возле фуры лежит боец. Из последних сил, перепачканными по локоть в крови руками, затягивает жгут на бедре. К нему спешит санитар и тут же падает скошенный осколком в шею. Берцовая кость чертит по асфальту кровавые каракули. Мимо проползают бойцы. Многие уже заняли оборону. Не пойму, то ли заработала дымовая установка, то ли это чад от горящей техники. Вырвавшиеся было грузовики, один за другим останавливаются, попав под огонь пулеметов. Дверца 'Камаза' медленно открывается и из нее вываливается окровавленный Олег Павлович. Хороший мужик. Был. Учил меня водить. Пытаюсь сосредоточиться. Мешает головокружение. Выглянув из своего хлипкого укрытия, выхватываю взглядом странный движущийся объект. Машина, со стороны похожая на уменьшенный в разы БМП, собранный из стальных труб и имеющий несколько бронекапсул, вооруженный ПКМ на турели и курсовым пулеметом установленным справа. Стремительно катит к нам, переваливаясь через завалы. Нет, она не одна, вижу как минимум три подобных. Скрываясь за их корпусами, мелькают маленькие гусеничные роботы, наподобие тех, что занимались разминированием раньше. Они ничем не вооружены, но корпуса выглядят подозрительно. Сомнений нет, к нам приближаются импровизированные шахиды. Это точно конец! Из головы вылетают все навыки и советы, полученные за время обучения. Остается лишь страх. Страх. Глаза фиксируют бойню, мозг обрабатывает и пытается давать команды к действию, которые возможно помогут выжить, но тело отказывается слушаться. В лужу падает крупнокалиберная гильза. Шипение. Удивительно, каким образом звук шипения пробился сквозь эту канонаду?

Мокрый от пота Федор появляется из ниоткуда давая мне увесистый подзатыльник. Что-то кричит в лицо. Не слышу. Еще один подзатыльник. Увидев струйки крови, сочащиеся из ушей, жестом показывает направление стрельбы, а сам, выхватив из-за плеча одну из 'Мух', стреляет, практически не целясь. Маленькая БМП останавливается, чадя черным густым дымом. Федор отбрасывает пустой контейнер в сторону, не медля хватаясь за другой. Не дожидаясь нового подзатыльника, навожу прицел на робота со взрывчаткой и одиночными, патрон за патроном выпускаю в цель. После трех-четырех промахов таки попадаю точно в корпус, но ничего не происходит. Серия промахов, затем опять точные стопроцентные попадания. Усомнившись в целесообразности данного времяпрепровождения, выпускаю на удачу последние патроны. Корпус мини-БМП озаряется вспышкой разрыва, маленький робот исчезает в клубах пыли. Получилось! Федор жестикулирует бойцам в соседнем укрытии. Воодушевленный успехом, достреливаю остаток магазина. Мои трассеры, сигнализирующие об опустевшем магазине, вносят свою лепту в расчерченный трассами плотный задымленный воздух. Чудом уцелевшая БРДМ отправляет ПТУР в верхний этаж одного из домов, в такт ей заработал открытый всем ветрам АГС, закрепленный на башне 'восьмидесятки'. Не вижу кто стреляет, но понимаю: долго он не продержится. Огромные куски обветшалых бетонных панелей отваливаются при попадании ракеты, картинно падая вниз. Облако дыма и пыли окутывает несколько этажей. Заорав от восхищения, забываю спрятаться в укрытие. Зря. Что-то тяжело опускается на землю рядом со мной. От мощного взрыва крошатся зубы, меня откидывает в сторону. Острая боль пронизывает тело. Такое ощущение, будто спину жалят сотни огромных злых ос. Кровь вперемешку со слезами и грязью заливает глаза. Теряю сознание.

Глава 3.

16

Шум гулко отзывается в голове. Нарастающий звук тяжело давит на виски. Острая боль медленно, но верно рвет черепную коробку. Картинки, до этого спокойные и умиротворенные, начинают ускоряться. Звук подействовал катализатором, мгновение и они превращаются в мелькающую кашу из образов и обрывков мыслей. Хлопок. Находясь без сознания, в бреду, я почувствовал, что мое тело непроизвольно, конвульсивно дернулось. Вдобавок к этому, я видимо произнес несколько слов. Нечто холодное и влажное касается лба. Пятна, блики и размытый силуэт — все, что могут различить усталые, с лопнувшими кровеносными сосудами глаза. Ни с того ни с сего, дает о себе знать спина: несильное покалывание превращается в зудящую боль. Ломит кости. Губы ощутили влагу. Кружка. Прохладная вода.

— Спасибо, — нечленораздельный хрип отзывается в голове сотнями маленьких молоточков, бьющих по черепу изнутри.

Что-то протяжно щелкнуло. Приглушенный свет сменился непроглядной тьмой.

17

Люди. Сотни людей. Стоны, плач, храп и истерический хохот. Тяжелый, удушливый воздух, наполненный сладко-кисловатым запахом пота, стальным привкусом крови и непередаваемым амбре гниения и испражнений невыносимо дерет горло.

Я нахожусь в огромном помещении с очень высокими потолками. Судя по всему это ангар, либо заводской корпус. Свет десятка тусклых люминесцентных ламп жидко освещает округу. Пространство разделено многослойными решетчатыми заборами и колючей проволокой на несколько частей. Грязные тела лежат на кучах мусора, служащих матрасами, либо большими группами греются у нескольких буржуек. На первый взгляд у этой живой массы нет охраны, и можно подумать, будто это один из множества бомжатников: прибежище людей потерявших веру в свои силы, живущих поиском провианта в разрушенных городах. Однако отведя глаза от языков пламени, вырывающихся из щелей одной из печей, и дав им снова привыкнуть к темноте, примечаю шевеление под потолком, уходящим на многие метры вверх. Там, закрепленные на массивных металлических конструкциях вращаются некие устройства. Камеры. Определенно камеры с блоком датчиков. Так как окон здесь нет, логично предположить, что это ПНВ. Приглядевшись, обнаруживаю еще более интересные вещи. Там же под потолком, на турелях грозно водят стволами ПКТ с массивными патронными коробами и выключенными до поры до времени мощными прожекторами. Грамотно устроено: крест накрест перекрывают все направления. Не спрячешься. Для них любой как на ладони.

Отойдя от первого шока понимаю, что нехило потрепан. Судя по всему сломано пару ребер, зудит спина, посечены осколками руки и ноги. Повязки довольно грязные, к счастью явных пятен крови и гноя нет. Спасибо и на том.

Что делать? Где я?

Внезапно нахлынувшая волна воспоминаний, словно молотом бьет по черепу. Кулаки непроизвольно сжимаются до хруста. Колонна. Обстрел. Засада.

Выходит я выжил один? Пленен? Казахи? Именно та банда из-за которой мы сменили маршрут? Хотя, не слишком ли мощно для них?

Из динамиков, на русском языке лишенном какой-либо интонации, заскрежетал металлический голос, выведя меня из раздумий.

— Внимание! Блок семь. Внимание! Блок семь. Пожалуйста, проследуйте к выходу номер три. К выходу номер три.

Человеческая масса, находившаяся в соседнем помещении, зашевелилась. Довольно быстро собрались. Гул утих. Свет прожекторов резанул сквозь полутьму. В лучах света витает много пыли. Наступила гробовая тишина. Послышался приглушенный плач ребенка, который тут же стих. Пожилая женщина рядом со мной беззвучно читает молитву. С противным скрежетом распахнулись массивные металлические ворота с большой белой цифрой три. Турели с пулеметами и прожекторами нацелились на выход. Трудно разобрать, куда ведут этих людей, и что с ними будут делать. Лица большинства побелели от страха и напряжения. Первые узники пересекли линию выхода. Никаких криков, никакой стрельбы. Ничего интересного. Захотелось спать.

18

— Виталя... Виталя ты где?! — завопил в темноте детский мальчишеский голосок, — Виталя мне страшно!

— Тише, Дима... тише... Я тут, все хорошо, не бойся. Давай, поспи еще.

В полумраке, метрах в пяти от меня жмутся друг к дружке двое. Оба светловолосые, невысокие, тощие, жилистые. Одному лет десять, другой в два раза старше.

— Слышь, скажи ему, чтоб заткнулся, — пригрозил лежащий на матрасе обросший мужик, — а не то сам заткну.

Старший парень промолчал.

— Успокойся Дима, я с тобой, — Виталий крепко обнял брата и укутал его своей курткой.

— Мальчик, рассказать тебе сказку? — тихо спросила та самая набожная престарелая женщина. — Я много сказок знаю. Русские народные. Или хочешь колыбельную? Мама тебе пела колыбельные песни?

Братья долго не шли на контакт. Но по прошествии некоторого времени удалось разговорить их. Помогло то, что я ровесник Виталия, да еще и весь перевязанный — любопытство взяло верх.

Дима, по словам брата, всегда отличался широченной улыбкой и огромными яркими глазами, даже несмотря на то, что жизнь его после катастрофы протекала в нищете и голоде. Несмотря на трудные условия, родители были без ума от своих детей. Иногда отец мастерил сыну самодельные игрушки и придумывал различные интересные игры. Однажды он раздобыл пневматическую винтовку, правда, без пулек. Братья довольно быстро научились изготавливать самопальные пульки из свинца. Вся сельская детвора выстраивалась в очередь, чтобы хоть разок 'стрельнуть'. Мать иногда баловала детей нехитрой снедью. Когда выдавались свободные вечера и родители не валились с ног от усталости, вся семья вслух читала книги. В свои девять лет, благодаря помощи и заботе старшего брата, Дима неплохо знал грамоту и арифметику. Сибирская земля, на которой жило семейство Чадовых, и в лучшие то годы была не очень плодородна, а после катастрофы еле позволяла сводить концы с концами. Отсутствие солярки для техники и удобрений наряду с не самой лучшей экологической и климатической обстановкой существенно снизило урожайность. Почти все лошади и крупный рогатый скот были съедены в первый год. Вспахивать земли было очень сложно. Рыба в местной речушке практически исчезла, что наводило на недобрые мысли. В общем, если раньше у крестьянина появлялись некоторые излишки продукции, идущие на продажу, то теперь подолгу приходилось жить впроголодь. Привычные к трудностям люди не жаловались на судьбу, грех на нее жаловаться, когда другие ютятся стаями в подвалах, раз в три дня обедают конечностями друг друга, а при виде жареной картошки и молока падают замертво. Селяне вкалывали без передышки. Не ради себя, ради детей.

Прошу объяснить Виталия где мы и как сюда попали. Парень так же как и я не знает где мы, но помнит как попал в этот ангар. Началось все неделю или две назад, часа в два ночи, с неожиданной стрельбы, донесшейся из соседней деревни, находившейся в четырех километрах севернее по проселочной дороге. Несколько ярких трассеров уходили далеко в черное небо. По правде говоря, все население соседней деревни давно перебралось жить в деревню Чадовых, благоразумно сочтя, что вести хозяйство и обороняться выгоднее большой группой человек. Наотрез отказались переезжать шестеро стариков, желая спокойно умереть на своей малой Родине. Изредка их навещали родственники и знакомые.

После короткого совещания было решено отправить туда вооруженную группу из пяти добровольцев. Не прошло и получаса с их отъезда на велосипедах, как стрельба возобновилась, причем несколько ближе. Подростковую банду уголовников бежавших из исправительной колонии для несовершеннолетних, в этих краях совместными усилиями извели больше трех лет назад. С тех пор залетных не появлялось, да и откуда им взяться, если все сферы деятельности давно поделены и отдавать свой кусок никто не намерен?

Всех дееспособных мужчин в кратчайшие сроки подняли с теплых и уютных семейных постелей, раздали оружие, в спешке путая калибры боеприпасов. Женщин и детей спрятали в подвалах. Расположившись у дороги и наспех накидав бревен, стали ждать.