| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Рядом послышался мягкий звук прыжка. Кэт повернула голову. Прямо под лампой с зеленым абажуром сидел кот. Кремовый, с темными ушами и темной масочкой. И, точно так же, как Кэт, склонив голову, смотрел на картинку. Кэт улыбнулась, подняв брови.
— И тебе тоже любопытно, дружок? Ну, да, ты же сиамский... нет, скорее, тайский. Старосиамский то есть. Покрупнее и покруглее, и мордочка пошире, и ушки покороче. И на хвосте крючок... Интересно?
Кот понимающе посмотрел на Кэт голубыми глазами.
— Откуда же ты взялся, дружок? Худющий ты какой... Никто не накормит беднягу, да? А ты ведь породистый, откуда же ты сбежал? Или выгнали тебя?
Кэт погладила кота по голове, тот негромко заурчал и потерся щекой о ее ладонь, но сделал это с неподражаемым достоинством, не подлизываясь и не юля, как многие кошки.
Однако пора было идти. Надо было еще успеть отсканировать разворот с репродукциями. Нет, совсем не для работы. Просто... просто почему бы не поставить себе новый десктоп с портретом древнего принца Амаравати? Кэт обернула вокруг правой руки прогревшуюся под лампой серебряную змейку — она всегда снимала браслет, чтобы не мешал писать. Змейка завила хвост, поудобнее обхватывая запястье хозяйки.
За стендами послышались знакомые шаги.
— Катюша! Пора!
— Да-да, Виктория Васильевна!
Библиотекарша появилась из-за стенда.
— А, вот вы где!
— Это ваш кот?
— Да как сказать? Прибился недавно. Красивый кот, породистый. И ты посмотри — какой крупный, редкость для его породы! И что за скотина его выгнала — вон, какая погода сейчас. Я его неделю тут прикармливаю. Такой воспитанный кот, ты не поверишь! Ест аккуратно, не гадит, по своим делам выходит на улицу. Мышей всех разогнал. Сами знаете, какая у нас напасть с мышами. А недавно крысу придушил! И, знаешь, никогда я таких крысищ не видела — здоровенная, чуть ли не с него самого величиной, зубищи прямо крокодильи и глаза красные! Вот правду говорят, при нашей экологии скоро у нас по канализации мутанты бегать начнут!
Кот не сводил с нее синих глаз. По спине у Кэт прошла дрожь. Взгляд был просто физически ощутим.
— А вы ему нравитесь, Катюша, — улыбнулась библиотекарша.
— Пойду я домой, Виктория Васильевна.
— Журнал сдавать будете?
— Нет, еще подержу. У меня срок до среды, еще поработать надо, и хочу до конца статью отсканировать.
— Ну, ладно. До свидания, милочка.
Уходя, Кэт оглянулась. Кот статуэткой сидел под лампой, которую она забыла выключить.
2. Время Призраков (Закат Золотой Осени 2004)
Еще прекрасен Город мой в золотом уборе осенней листвы. Еще хрустально-прозрачен воздух и бездонной синевы полно небо. Но уже по утрам прихватывает лужицы нежный ледок. Еще не скоро дожди смоют всю эту красу, и наступит тяжелая, мучительная пора Предзимья. Но уже близко Время Ветров, и неумолимо стекает с ветвей листопад.
Скоро все будет прозрачно и тонко. Скоро настанет то краткое и странное время, когда тайнам и призракам Моего Города негде будет укрыться, и в эти недолгие дни, до Предзимья, их невзначай будут видеть и слышать даже те, кто видит только очевидное и больше ни во что не верит.
Наступает Время Призраков.
Иногда я жалею, что мне не удалось уговорить Павла Филонова остаться в Москве. Мне кажется, что только он смог бы изобразить Москву такой, какой вижу ее я - такой, какая она сейчас, такой, какой она была и такой, какой она могла бы быть. Она многомерна, она подобна кристаллу с миллиардом граней, и я вижу все ее измерения одновременно. Я вижу обитателей всех ее измерений. Я вижу те точки, где эти измерения пересекаются и переходят друг в друга, я вижу, как порой их обитатели пересекают незримую границу между реальностями и возвращаются обратно, не замечая этого. А некоторые видят за поворотом то, чего нет, но могло бы быть. Как мой художник.
Вот он идет по Садовому Кольцу, смотрит по сторонам. Замечательная улица. Она идет через Всю Москву, и все измерения Моего Города нанизаны на нее и стянуты ею воедино, и обитатели всех его измерений любят здесь гулять.
Интересно, многих ли он видит? И многие ли из них вообще замечают друг друга?
Выйдя их ЦДХ, Андрей постоял немного, поставив лицо осеннему солнцу. Последние ясные деньки, скоро зарядят дожди. Хороший день. Во всем хороший — еще одну работу купили. Графику. Тот самый вяз на Поварской и солнечный портал.
Удачный день. Красивый. Но холодный.
Андрей было уж собрался направиться на мост и потом домой, на Остоженку, когда краем глаза уловил что-то не то. Вот что это было за не то, он в первое мгновение не понял, хотя тут же насторожился, как пес. Снова внимательно обвел взглядом окрестность. Да нет, все на месте. Парк искусств на месте, Петр этот кошмарный, приплывший сюда волей Церетели... Все на месте. И все же что-то не так. Ощущение какое-то нехорошее. Нет, не Охотница, это точно...
Андрей медленно повернулся и пошел через парк к Петру. Мимо новых скульптур и старых, выселенных со своих мест памятников. Когда проходил мимо Железного Феликса, пробрала внезапная дрожь — впечатление было такое, что эти статуи собрались тут не по чьей-то воле, а сами по себе. И что-то задумывают. Что-то решают. И мысли их темны, холодны и тяжелы, как их бронза...
Андрей ускорил шаг. Холодно. Холодно так, словно на тебя смотрит потусторонний взгляд и дышит в спину ледяное дыхание.
Брось, это просто ветер...
Черт, Петр был ближе! Бронзовый парусник еле заметно, но сместился, у Андрея глаз был в этом наметан. Прошлый раз он был на какие-то сантиметры дальше, а сейчас словно пытался причалить и сойти на сушу в чужом ему городе. Почему-то это было неправильно, хотя лично к Петру — настоящему Петру — Андрей претензий не имел. Как художник даже был благодарен безбашенному царю.
Но статуи не должны двигаться...
- Кто это бьет хвостом у дверей,
Не замечая удивленья проходящих людей,
Кто курит папиросы сигарного цвета,
Щуря серебряно-карие глаза?
Андрей вздрогнул от неожиданности. Холод мгновенно ушел, словно кто-то убрал с плеч ледяные руки. На набережной пела девушка — кругленькая, теплая, как чашка шоколада в холодный день. Андрей был уверен — она из тех самых уличных музыкантов, которые появляются непонятно откуда и попадаются совершенно в разных местах, и так же стихийно и неожиданно исчезают. Иногда ему даже казалось, что они из той самой другой Москвы, которую он иногда видел и запечатлевал в рисунках. Он остановился послушать. Выудил из кармана сотню — сегодня при деньгах, как-никак — и положил в раскрытый гитарный кофр. Девушка кивнула, продолжая петь.
Кто походкой своей напоминает зверя,
Кому все так легко на свете верят,
Чья кожа отливает золотистым цветом
И кому так легко отбегать назад?
Её шаги легче сапога из лунной кожи.
Её улыбка сбивает наповал весь метрополитен.
Она шагает по бульвару и по головам прохожих,
А когда никто не смотрит - проходит мимо стен...
Андрей чуть не вскрикнул, когда под звуки этой песенки прямо у него на глазах из ограды церковки на углу Голутвинского вышла девушка в светлом пальто, с длинной русой косой. Даже не подумала воспользоваться открытыми воротами. Андрей больно ущипнул себя за руку: перейдя через переулок, она снова вошла в стену и появилась из стены, срезав угол. И пошла себе по набережной в сторону Большого Каменного моста, как ни в чем не бывало.
Андрей затравленно оглянулся — песенное наваждение? Безумие?
Она никогда не совершает неудачных ходов.
Ей приносят розы почти каждый день,
Не замечая, что у неё отсутствует тень.
И имя ей - Кицунэ Больших Городов... ("Кицунэ", муз. и текст — Хильда)
Кицунэ?!
Девушка-оборотень, девушка-призрак?
Ну и что?
Мало, что ли, призраков в Москве?
Захотелось посмотреть, что она будет делать дальше, и Андрей пошел за ней следом. До сих пор сквозь стены и запертые двери на его памяти проходил только неуловимый Черный Принц.
Девушка-проходящая-сквозь-стены отличалась от других пешеходов, и Андрей присматривался довольно долго, пока не понял, что это из-за старомодного силуэта ее пальто с пояском и берета с хвостиком. Как будто она сбежала из старого фильма, с выцветшей пленки. Она остановилась напротив "Красного Октября" и некоторое время смотрела на красные кирпичные здания. Андрей тоже посмотрел — и замотал головой. Здания колыхались, как в жарком летнем мареве, расплывались, таяли, открывая вид какой-то совсем незнакомой Москвы. Зажмурился, открыл глаза — нет, все на месте. А девушка уже снова шла. Время от времени она останавливалась, чему-то улыбаясь, смотрела внимательно на очередную лужу, оставшуюся после вчерашнего дождя, легонько топала по ней. Лужа никак не реагировала, девушка вздыхала — ну, не получается брызги устроить, потом вскидывала голову, опять улыбалась каким-то своим мыслям и шла дальше. Легко-легко шла — как плыла над тротуаром. Вдруг сбилась с шага, оглянулась, наткнулась на Андреев взгляд и замерла. Снова оглянулась — и почти побежала, вернее, полетела. В ее глазах был тот же ужас настигаемого Охотницей, что был хорошо знаком ему самому. И если упустить ее сейчас, вдруг подумал он, то никогда не отыскать ключа к своим страхам. Он бросился за ней. И ни за что бы ему ее не догнать, но тут она оступилась и неловко упала. Вскочила. Андрей настиг ее и попытался схватить за рукав. Черта с два. Рукав просвистел сквозь пальцы. Она метнулась в сторону, и Андрей отчаянно крикнул:
— Погодите, не бойтесь! Я... я шел за вами просто так!
— Так вы не из этих?.. — она вздохнула с облегчением.
— Не знаю, из каких, но не из них. Правда.
— Ох, слава Богу.
— Можно, я провожу вас немножко? — выдавил он, переводя дыхание.
— А зачем?
Андрей не мог объяснить. Как передать это мгновенное озарение — вот, все, это судьба, это грань, это порог...
— Потому что вы мне нравитесь. И я уже давно за вами иду... Можно, я пойду не за вами, а с вами?
Она внимательно посмотрела на Андрея, четко очерченные пушистые брови сошлись на миг к переносице.
— Можно, — рассмеялась она. — А не испугаетесь?
— Чего?
Она загадочно улыбнулась и промолчала.
— А вам куда?
— Мне далеко. На улицу Маршала Вершинина.
Ого!
— Вы там живете?
— Да... то есть... да, живу.
Андрей заметил, что она очень бледная. Прямо ни кровинки в лице. Ну да, она же ходит сквозь стены и боится незримых преследователей.
— Ну и славно, а я давно не гулял по Москве с красивой девушкой.
— Я очень рада, что не ошиблась, — сказала она немного высокопарно, с какой-то старомодной интонацией.
Андрей хотел было взять ее под руку, но ничего не вышло. Он засмеялся, она тоже, и они пошли. О чем болтали по дороге — да разве это так важно? Было им весело, они смеялись, но Андрея все равно пробирала мгновенная дрожь при виде того, как сквозь девушку проходят всякие предметы — заборчики, скамейки, камни и так далее. Забавно и жутковато. Впрочем, он почему-то не боялся.
— Я так рада, что вы не испугались, — вдруг сказала она. — Вы не бойтесь меня. Я вам ничего дурного сделать не могу. Просто я не такая, как вы. Я... я умерла. Очень давно. Почти семьдесят лет назад.
Чего-то такого он подсознательно ждал и удивился лишь тому, что его это не удивило. В сущности, Москва должна быть полна призраков, и по закону больших чисел хоть кто-то из миллионов горожан просто обязан время от времени сталкиваться с такими, как она.
Она грустно улыбнулась.
— Вас как зовут?
— Андрей.
— А меня Вика.
— И вы...
— Ну да, — она снова грустно улыбнулась. — Я мертвая.
Она помолчала.
— Ну ладно, можете меня больше не провожать.
Прозвучало это так печально, что Андрей порывисто воскликнул:
— Погодите, я вовсе не собираюсь вас бросать!
Она сразу расцвела.
— Вот хорошо. Иногда ближе к вечеру делается страшно.
Шли они долго. Очень долго. В основном, из-за Андрея, который не мог проходить через здания. И еще он был живой, а потому под конец устал. Вика же вовсе не уставала. Разве что там, где среди старых домов были воткнуты новые, и в районах новой застройки на месте старых кварталов она чувствовала себя неуверенно и не сразу находила путь, а иногда даже обходила удобные улицы и переулки, продвигаясь какими-то дворами, словно огибала незримые стены.
Андрей почти не знал эту часть Москвы и потерялся, когда они свернули с больших улиц где-то в районе "Беговой". Оставалось только следовать за Викой. Вика привела его к запущенному дому на Вершинина уже совсем затемно и в нерешительности остановилась.
— Спасибо, что проводили. Мне давно не было так хорошо.
И Андрей понял, что она сейчас уйдет, за ней закроется тяжелая, выкрашенная в буро-красный цвет дверь подъезда — вернее, Вика пройдет сквозь эту дверь, и он никогда больше ее не увидит, не услышит ее голоса, а он ведь даже не удосужился разглядеть, какого цвета у нее глаза! Видимо, что-то отразилось у него на лице, потому что Вика с тревогой спросила:
— Вам плохо? Что случилось?
— Ничего. Я просто подумал, что могу больше никогда вас не увидеть... Вика, — будь она живой, обыкновенной девушкой, он бы встряхнул ее за плечи, но руки прошли сквозь нее. — Вика...
Она посмотрела на Андрея — серые, серые в голубизну были у нее глаза, и светлые ресницы длинные-длинные, и выбившийся из-под берета завиток русых волос у щеки...
— Вы не боитесь, Андрей? — жалобно спросила она. — Я же...
— Ну и что? Я увидел вас, вы обернулись. Это судьба. Пусть будет, что будет. Можно, я вас еще немного провожу?
— Только вы не бойтесь, там вид... для вас не очень-то такой...
Андрей понял, что она имела в виду, как только они очутились на лестнице. Лестница была завалена известкой, кусками обвалившейся штукатурки и каменной крошкой. Окна зияли безглазыми провалами. Вика несильно толкнула дверь, вымазанную краской, и обернулась:
— Входите, пожалуйста.
То, что оказалось внутри, никак не вязалось с ужасным видом лестницы и грязной входной дверью. Они вошли в полутемный просторный коридор, из которого вели три высоченные дубовые двери. Андрей нечаянно наступил на что-то впотьмах и растерянно ойкнул — что-то оказалось Викиной ногой. Живой и вполне осязаемой.
— Простите!
— Ничего.
— Вика, ты кого привела? — ворчливо спросил кто-то из-за правой двери. — Опять живака?
Живак. Вот кто он для них. А сами они кто? Господи, это ж просто страшный сон наяву. Небось, упырье семейство какое-нибудь, и сейчас они с аппетитом его сожрут. Вот тебе, дурень, за доверчивость. И за любопытство. За последнее — в особенности.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
