Роман "Лена"

Лена, но вы как студенты и зная всё это — вы же можете бороться, что-то делать...

Саш, ты как не в этом мире живёшь. Что мы можем сделать? Что могу сделать я одна? Я, когда мы с тобой еще не были знакомы, подрабатывала санитаркой в другой больнице и открыто сказала заведующему отделением, что больные содержатся в плохих условиях. Смотрите, говорю, например, как их плохо и невкусно кормят и не хватает пелёнок, и всё такое старое, а между тем я слышала, что больница получила большие государственные средства на ремонт и новое оборудование. Куда, спрашиваю, они ушли? Знаешь, как он на меня посмотрел? Он просто хотел взглядом меня уничтожить, говорит, не вмешивайтесь не в свои дела. Вы санитарка? Вот и работайте санитаркой, остальное не ваше дело. И вообще, говорит, деточка, ваше место где-нибудь в модельном бизнесе, вы свою красоту за миллионы продать можете, а вы тут свои нежные белые руки с музыкальными пальчиками пачкаете. Я ему сказала: это не Ваше дело, что хочу то и делаю, где хочу там и работаю. Так меня уволили с формулировкой "служебная несовместимость". И это несмотря на то, что санитарок не хватает. Поэтому, у кого есть возможность, уезжают на Запад. Не дай Бог здесь заболеть! Поэтому-то мы, Саша, наших детей будем закалять с первого момента жизни!

Я смотрел и слушал свою жену и тихо радовался про себя: как мне повезло, как хорошо, что я не тянул с женитьбой! Я хочу именно такую жену, только её, мою Лену. Иногда капризную и избалованную, иногда вредную и плаксивую, иногда упёртую и непредсказуемую, немного взбалмошную, немного ревнивую, очень решительную, но всегда нежную и добрую, с хорошим чувством юмора.

Жена моя боялась только одного, того, чего нельзя было просчитать пока даже с помощью анализа ДНК. Она боялась, что у нас не будет совместных детей. Мы уже два года женаты, а она всё не беременела.

Бывают, и нередко, такие браки, когда у пары детей нет. Но стоит только поменять партнера и дети рождаются у обоих. Так вот Ленка боялась именно этого. Говорит, семья считается бесплодной, если в течение пяти лет не наступает беременность. Я говорю, так ещё ж три года мы можем спокойно жить (буду честен: в то время я еще не совсем был готов стать отцом). Но Лена была решительно настроена на материнство. Не хочу, говорит, рожать, будучи старухой. Для чего я за тебя замуж в восемнадцать вышла?

Мы оба сдали специальные тесты на совместимость, Ленка погнала меня на спермограмму, но у нас обоих всё было в порядке. И после этого она стала переживать. Я её успокаивал, придумывал разные байки о том, что наши детки ещё не хотят, что они сами знают когда им лучше появиться на свет. У нас, говорил я, вон еще квартира не выкуплена. А может, ждут, когда мы сможем купить квартиру побольше или целый дом. Или когда у нас денег будет больше, или когда мы оба учебу закончим. Ты же сама говоришь, что "всё что ни делается — всё к лучшему".

Часто во время секса я подкладывал ей подушку под попу, мы занимались любовью в разных позах, на ходу придумывая, как говорила Лена, "акробатические этюды" и сами над собой смеялись.

Но иногда глаза её становились узкими и она смотрела на меня, но куда-то вдаль и представляла себе другую картину. Она говорила: Саша, если я не забеременею, мы возьмём детей из детдома, мы будем усыновлять.

Забегая вперед, скажу, что опасения её были напрасны. Вскоре после нашей второй годовщины свадьбы — "бумажной" — Лена забеременела и в двадцать лет стала мамой, а я отцом.

Добавлю ещё к вышенаписанному, что когда Лена стала заведовать кардиологическим отделением и стала Еленой Владимировной, у неё некоторое время при входе в отделение висел большой плакат, отпечатанный мной на плоттере:

"Уважаемые посетители и пациенты! Пожалуйста, не предлагайте нашим сотрудникам и вспомогательному персоналу деньги. У наших сотрудников достойная зарплата, а для лечения социальный статус наших пациентов для нас роли не играет".

...Продолжу о Стасе. Отец Стаса не жил с ними, он ушел года через два после рождения Станислава и создал новую семью. Но он навещал сына, помогал им с матерью материально. Мать же посвятила всю свою жизнь воспитанию Стаса и уходу за ним. Она отказалась от личной жизни, хотя была красивой и интересной женщиной. Она работала на двух-трёх работах, делала переводы по ночам, деньги уходили и на лекарства, и на хождение по только начинающим открываться частным врачам и клиникам. Лара Анатольевна возила Станислава даже к всевозможным ясновидящим, снимающим порчу, знахаркам и экстрасенсам.

Сам Стас очень много читал, читал классику, техническую и медицинскую литературу, любил книги по искусству. Он испортил зрение и стал носить очки. Лара Анатольевна рассказывала, что после какого-то курса лечения в санатории был момент, когда Стас стал делать вялые движения пальцами ног, это вселило надежду на то, что он сможет хотя бы вставать. Как потом мне рассказывал сам Стас, он прилагал неимоверные усилия, он читал настрои Сытина, он пытался гипнотизировать сам себя, представляя как он бежит по траве босыми ногами, он так хотел ходить, ему иногда казалось, что вот-вот, еще чуть-чуть усилий, напряжения, и он встанет и пойдёт — но... ничего не происходило. А между тем время шло, мальчик взрослел и пришло время, когда его сверстники начинали интересоваться противоположным полом, бегать за девчонками, меняться внешне и внутренне, а Стас узнавал про всё, что происходит в городе и про любовь из газет, книг и телевизора. С 16-ти он начал прибавлять в весе и уже не мог остановиться.

После первого с ним знакомства я видел Стаса только на экзаменах, и как-то его мама предложила мне приехать к ним в гости. Денег у меня было мало, общежитие оплатило мне руководство детдома, в котором я вырос, а деньги на карманные расходы дал мне сам заведующий вместе с напутствием, что он возлагает на меня большие надежды. Учись, Саша, сказал он, у тебя есть все шансы поступить. Я экономил каждую копейку, а ребята в общаге поначалу считали — жадный, не компанейский. Но когда я пошёл в гости к Стасу, я купил небольшую коробочку конфет и, стесняясь, положил свёрток на стол перед его мамой. Тогда мне не было ещё и семнадцати. В доме у Лары Анатольевны во всех комнатах, как в музее, были поделки Стаса из дерева, картины маслом, акрилом, угольным карандашом, акварели; множество статуэток из пластилина и алебастра, раскрашенных акриловыми красками. Лара Анатольевна накормила нас со Стасом, завязался разговор и мой визит затянулся. После этого, уже после зачисления на первый курс, я стал часто бывать у Тишинских. Лара Анатольевна даже предложила мне бесплатно жить у них, сказала, что я слишком худой и она будет меня вместе со Стасом откармливать. Но они жили далеко от института и мне удобнее было жить в общежитии, а к Стасу я приезжал в свободное время, иногда оставаясь ночевать. Стас практически не посещал занятия, он учился дома и Лара Анатольевна привозила его только на зачеты и экзамены. А я осуществлял как бы связь между Стасом и деканатом факультета. Ребята из нашей группы, и наш староста, они тоже время от времени навещали Станислава, и даже девчонки, и постепенно Стас стал меняться, становиться более общительным и открытым. Первую сессию мы оба сдали на одни пятёрки. Мне дали повышенную стипендию, но в самостоятельной жизни было столько соблазнов, а у меня ничего не было — ни компьютера, ни сотового, ни брендовой одежды, и я стал искать возможность подработать.

Ребята разъехались на зимние каникулы по домам, мне же ехать было некуда и я проводил каникулы у Стаса, одновременно подрабатывая то там, то сям. На каникулах мы продолжали заниматься. Лара Анатольевна заставляла нас говорить исключительно на английском или немецком (она сама была переводчицей и отлично знала несколько языков). Я находил в библиотеках различную литературу по заболеванию Стаса, статьи из опыта различных людей, которые с таким же или похожим диагнозом не могли ходить и которые в результате специальных тренировок начинали двигать ногами и даже вставать. То, что такие случаи были реальностью, стимулировало Стаса к движению в инвалидном кресле. Мы с Ларой Анатольевной помогали ему, делали массажи, растяжки, растирания. Я, будучи высоким и крепким детиной, поначалу даже приподнимал Стаса и мы учили его самостоятельно пересаживаться с кресла на стул, со стула на кровать или диван. У Стаса были сильные руки, так как ему приходилось крутить большие колёса инвалидного кресла-каталки. А Лара Анатольевна была маленькой и хрупкой, так что я появился в их жизни как нельзя кстати. Результатом моего пребывания у Стаса в квартире и позже явилось то, что в один прекрасный момент он опять начал двигать сначала пальцами одной ноги, позже пальцами другой и летом во время сессии сделал первое движение. Он смог медленно и с большим усилием встать почти самостоятельно, опираясь на каталку и передвинуть нижнюю часть своего туловища с кресла на стул без помощи извне. Это была победа! Победа над самим собой, над своим немощным телом. И с этого момента он смог вставать и пересаживаться, он стал уделять больше внимания себе, приезжать на студенческие вечера и праздники, на первенства по шахматам, ко мне в общежитие. И хотя он везде сидел, но он стал общаться с большим количеством студентов, к его появлению все привыкли. Со Стасом, таким начитанным и умным, было интересно. Он хорошо знал уже то, что нам предстояло еще пройти по программе, он стал помогать другим студентам в учебе, он стал обращать внимание на девушек, стремился к контакту и жизнь для него приобрела другой цвет. И хотя в этом смысле его никто из девчонок не воспринимал серьёзно, он не обижался, шутил, что его будущая любовь будет тоже в инвалидном кресле.

В конце второго курса Станиславу пришла идея организовать своё дело. Я, говорит, буду голова, а ты мои ноги. Мне идея понравилась, и мне и ему нужны были деньги. И мы зарегистрировались частными предпринимателями (нам было уже по восемнадцать), стали проектировать и продавать проекты домов и дачных участков. Сначала дело до определенного момента не двигалось с места, но потом пошло. И к пятому курсу я уже набрал и опыт и скопил немного денег, на которые, взяв еще и кредит, купил большую однокомнатную квартиру в многоэтажке и построил дом своей бабушке. Об этом вы можете прочитать в романе некой Яны Ашаф "Домик для бабы Ани".

Моя женитьба на Ленке явилась для Стаса и его мамы большим сюрпризом. Я слыл среди однокурсников как парень "позднего зажигания", убеждённый холостяк, хотя никого и никогда в этом не убеждал, а для некоторых даже геем. Ну да, мне был уже 21 год, а я не только не стремился к близкому знакомству с девушками, я сознательно избегал их. У меня были свои планы.

И поэтому когда я весной на пятом курсе сказал, будучи у Стаса, что я женюсь, а это было ещё и первого апреля, мама Стаса не поверила. Она смеялась, говорила, очень удачная первоапрельская шутка.

Она даже не поверила, когда я в тот же вечер рассказал, как произошло знакомство с Леной. И только когда я принёс им со Станиславом приглашение для Стаса на регистрацию нашего с Ленкой брака и для них обоих приглашение на наш свадебный вечер через месяц после регистрации, она так удивлённо долго смотрела на меня, а потом сказала: невероятно, ты влюбился. Какая же счастливая та девочка! На что я скромно ответил: нет, Лара Анатольевна, это Я счастливый.

Станислав увидел Ленку в первый раз на нашей регистрации. Он был единственный из молодёжи свидетель этому. Кроме Станислава на регистрации нашего брака были еще Ленкины родители. Вообще наше бракосочетание выглядело довольно странно: жених и невеста везут инвалида в коляске. Сзади шли Владимир Михайлович и Юлия Сергеевна, мои теперь уже тесть и тёща. Причем если бы не золотое обручальное кольцо у меня, блестящее на солнце всей своей 750-й пробой, трудно было бы определить, кто является женихом. Стас был модно подстрижен и одет безупречно торжественно, и в одежде мы различались только цветом: на мне был белый костюм с серебристой бабочкой, а на нём черный смокинг с черной бабочкой. Лена же была в серебристом коктейль-платье до колен и с очень красиво уложенной косой.

Во время ужина в ресторане Стас был остроумен и разговорчив, много шутил и рассказывал анекдоты про молодых супругов, фотографировал нас с Леной своей и моей фотокамерами, а я потом его и Лену. Он несколько раз кричал "горько!" и мы с Ленкой целовались. И уже много позже, уже примерно через месяц после свадьбы, когда мы с Леной просто спонтанно решили навестить Стаса и приехали к нему домой неожиданно, взяв с собой бутылку шампанского и еще какие-то деликатесы, Стас смутился, стащил со стола скатерть и навесил её на мольберт, стоявший у него в зале. Но Лена, она любопытная такая, она сказала, можно я посмотрю, что ты рисуешь? Станислав покраснел — до этого я никогда не видел, что б он так краснел, ну прям как рак варёный стал и, подъехав к мольберту быстрее, чем подошла Лена, ухватился за край и стал что-то бормотать типа "потом, у меня еще не готово, будет сюрприз, пожалуста, нет, не сейчас". Тон его голоса и глаза, смотревшие на Лену с мольбой, говорили так выразительно "нет", что это остановило Лену. Но и она и я, мы интуитивно поняли, кто был изображен на картине. И то, что мы всё поняли, понял и Стас.

Сначала повисло неловкое молчание, а потом Лена, уже отходя от мольберта и улыбаясь, сказала: хорошо, Стасик, ты нам потом покажешь, если не забудешь, потом, когда картина будет готова. И тогда в первый раз Стас поцеловал ей руку. Поцеловал как бы шутя, как будто меня здесь не было, но было понятно, что это жест благодарности Ленке. За то, что она всё поняла. За то, что не настаивала.

Потом пришла Лара Анатольевна и мы пили все вместе чай, но никогда больше мы не упоминали об этом неловком моменте при Стасе. Но и он больше никогда не упоминал о картине и поэтому мы с Леной до сих пор не знаем, была ли то картина с фотографии, сделанной в ресторане, была ли на ней Лена изображена одна или со Стасом.

Чувство ревности? Нет, у меня его тогда не было, почему-то человек в инвалидном кресле не воспринимается как соперник. А Стас... Если и была у него какая-то влюблённость в мою жену, то он переболел ею. И спустя несколько лет он женился. Тогда он уже мог ходить с костылями, иногда и с тросью. Он стал крёстным отцом нашего первого ребёнка и дружба наша не ослабла. Но это уже другая история.

А теперь я продолжу. Остаток ночи я просидел за подсчетом и просмотром поступлений на наши счета и расходов. Я не очень разбирался в бухгалтерии, кое-какие бухгалтерские указания и понятия дала мне Ленкина бабушка, но сейчас я понял, что дебет с кредитом где-то немного не стыкуется. Другими словами, оплатить лечение Стасу где-то за границей из нашего бюджета было на сей момент нереально. Мне пришла сразу мысль о триптихе. Было жалко его продавать, Лена даже его и не видела. Были ли у самого Стаса накопления? Точно я об этом тоже не знал, никогда не спрашивал. Знаю, что он тоже собирался взять ипотечный кредит и купить дом с участком в одном из районов города. Он пока еще жил с мамой в той же двухкомнатной квартире, что и раньше. Значит, у Стаса денег особо тоже не было. А между тем ему нужно помочь, если у него есть хоть какой-то шанс начать ходить. Ещё он мечтал купить электроскутер для инвалидов, самый лучший, какой только есть в мире.