Осенний ветерок шелестел травой, невысоко поднимал дорожную пыль, несмело играл седыми волосами учителя и трепал подол его длинных выцветших одежд. Фихт недвижно стоял на краю дороги и пристально всматривался вдаль, воткнув посох в землю. Точно всем своим видом говорил, что никакой ураган, никакая буря не сдвинут его и на полшага с этого места. Из-за своей накидки, широкой у плеч и ног, но узкой у пояса, издали маг напоминал большие песочные часы.

Небо хмурилось. Старый колдун тоже.

Он был зол. Страшно зол. Как дворовый пес, заприметивший чужаков, только что не лаял. Его густые брови сурово жались к переносице, глаза и вовсе метали почти ощутимые искры гнева. Он не любил, когда я оставлял село: боялся не то за себя, не то за меня, не то за нас обоих. Он встречал меня неподалеку от ворот, и это был дурной знак; за три года учебы я хорошо узнал своего учителя. Старый колдун редко покидал собственный дом, еще реже — пределы своего двора. Стряслось то, чего я опасался больше всего на свете. О чем старался не думать на протяжении пути. Кто-то из завистливых сельчан шепнул Фихту о моих городских проделках.

Я еле заметно улыбнулся, вспоминая выступление ярмарочных магов — неудачное выступление ярмарочных магов. Наверное, до сих пор синяки да ссадины зализывают. Ух, и досталось им от разгневанной публики, едва ноги унесли. Сами виноваты. Вели бы себя скромнее, глядишь — и не обокрал бы так сильно. А то "великие да величайшие", "повелители пламени и ветра", "лучшие представители магических школ". Одна мысль — и все их величие у меня в кулаке. Ни пламени, ни ветра, ни чудес. Только тяжелое дыхание, безмерное удивление и летящие из толпы камни да гнилые помидоры вместо монет.

Не удержался. Три года терпел. Ну, надоело день изо дня вытягивать одну и ту же магию из этого старого колдуна. Хотелось, наконец, опробовать свои силы. Нет, какая все-таки собака обо мне натявкала?! Узнать бы ее. Марта не могла, она все время была рядом со мной. Да и возница вроде бы не мог. Разве что с голубем кто передал? Небеса! Достанется мне сегодня.

Я убрал улыбку с лица и, понурившись, вошел во двор, с сочувствием наблюдая за учителем. Фихт проводил меня мрачным взглядом (другого ждать было сложно) и опять уставился вдаль, как дозорный на крепостной башне в ожидании вторжения. Дед, а, дед, да сто лет уже как про тебя маги забыли, — хотелось возразить. Но для возражений время было неподходящим, и я лишь тихо вздохнул, глядя, как учитель осматривается по сторонам. Все время убийцы мерещатся. Бывает, как вскочит с постели посреди ночи, за посох схватится и давай по темным углам зыркать. Глаза злые, блестят. А случается во сне не своим голосом заговорит, да так грозно — что мурашки по коже. Словно живет кто-то в нем другой, просится наружу.

Год назад постучали в наши ворота бродяжки. Четверо. Погорельцы из какого-то соседнего села. Чумазые, грустные и такие тощие, что не подать им — небеса гневить. Да только не успел я им ничего подать. Фихт их как увидел, сразу за посох схватился и ну гнать подальше со двора. Он и местных сельчан никогда не жаловал, а уж чужаков... Совсем ума лишился.

Колдун закрыл ворота, прислушался и кивнул на приоткрытую дверь. Я покорно направился в дом, где с радостью развалился в кресле. После дороги хотелось спать. Я зевнул и огляделся. Ничего не изменилось. В доме сельского колдуна никогда и ничего не менялось. Да и в самом селе по большому счету тоже. Тоска. В городе интереснее. Там — настоящая жизнь. Там постоянно что-то происходит, что-то меняется. Но в селе мать, Марта и — я взглянул на вошедшего учителя — и Фихт.

Он зло хлопнул дверью и шибанул о стену посохом.

— Глупец! Глупец! — уже с порога зашипел колдун.

Старая песнь. Стоит мне уехать в город...

— Я же тебя предупреждал! Ты даже не представляешь, что с тобой может случиться, если маги пронюхают о твоем таланте.

Да что со мной может случиться, с усмешкой подумал я. Пусть попробуют. Я буду только рад.

— В лучшем случае тебя просто убьют! Ты этого хочешь?

Фихт затряс кулаками. За все три года учебы он ни разу не пустил их в ход, хотя гневался на меня частенько и, чего уж там, по делу. Даже сейчас сдерживал себя из всех сел. Шипел, кряхтел, но сдерживал. Впрочем, дай он увесистую оплеуху, я бы нисколько его не осудил. Я бы...

— Анхельм? — Он с испугом подскочил ко мне, разжимая кулаки. — Что с тобой? — Он заглянул мне в глаза и взял за плечо.

Что-то изменилось. Его ладони сверкали всеми цветами радуги. И с каждым мигом радужное свечение становилось сильнее. Вслед за ладонями в ярких пылинках скрылись руки, потом плечи, грудь и волосы.

Я зажмурился, стараясь прогнать проклятое свечение, пожравшее моего учителя, но стало только хуже. Из темноты на меня смотрел старик, созданный из облака яркой разноцветной пыли. Мне стало не по себе, и я открыл глаза. Свечение никуда не исчезло, хотя и стало бледнее.

— Анхельм? — Фихт легонько потряс меня за плечо. — Скажи, наконец, что случилось? На тебе лица нет.

— Это с тобой что-то случилось. Ты весь сверкаешь, как... радуга, — не сводя с него глаз, ответил я. — Я вижу, как бьется твое сердце.

Страшно было даже пошевелиться. Не говоря уже о том, чтобы стряхнуть сверкающую руку с собственного плеча. Мне казалось, что если я сделаю так, то режущее глаза свечение перебросится на меня, и в тот же миг я тоже стану радужным человеком. А им мне быть не хотелось.

По крыше застучал дождь, потекли по окнам тонкие струйки. Нестерпимо захотелось выбежать из дома. Подальше от этих кошачьих голов, развешанных на стенах, подальше от странного колдуна, сверкающего как радуга. Рвануться туда — навстречу осеннему дождю, чтобы смыть с себя следы магии и магиаты. Ощутить под ногами мокрую землю, а не сотканный из кошачьей шерсти толстый ковер, почувствовать, как холодные капли разбиваются о тело, как мокнет голова. Но я понимал, что ни один дождь в мире не смоет магию. Колдун рассказывал, что рано или поздно я смогу не только пить магию, но и видеть ее рождение, как видел его Цериус — первый антимаг, которого жестоко убили завистливые колдуны. Момент настал.

Фихт наконец-то убрал руку, а я что было сил вжался в кресло, на всякий случай поднял ноги. И только сейчас заметил, что сверкает не только мой учитель, а едва ли не каждый предмет в доме. На моем плече медленно гас отпечаток колдовской ладони. Все в доме — от часов до половиц — вдруг стало каким-то другим, незнакомым, враждебным.

— Наконец-то! — воскликнул колдун. — Ты ее видишь! Ты видишь ее, мой мальчик!

Непонятно с какой радости он громко хлопнул в ладоши, и из-под них тотчас прыснули разноцветные частицы. Они немного покружили в воздухе, а после исчезли. Стало жарко. Разноцветные пылинки летели из учительского рта, из ноздрей, сверкали на его глазах и губах. Они были повсюду. И я ничего не мог с ними поделать.

— Теперь ты видишь магиату, — улыбнулся Фихт своей разноцветной улыбкой. — Ну, посмотри на себя.

Я со страхом опустил глаза и замер, разглядывая собственное тело. Краденая магия текла по венам. Белые, как молоко, синие и желтые струйки сплетались, растягивались, смешивались вместе с кровью, катились по костям и совершенно безболезненно протыкали плоть. Магия сверкала везде. Я почти ничем не отличался от своего радужного учителя. Смотреть на себя было жутко. Впервые за три года я позавидовал сельским детям, которые не видели ни магии, ни магиаты. Не видели, как в старом колдовском теле бьется сердце и тянутся разноцветные вены.

— Можно от этого избавиться? — с надеждой спросил я, глядя в сторону. — Мне плохо.

— Конечно, — ответил колдун и подошел к зеркалу. — Скоро ты сам научишься управлять антимагическим зрением, как Цериус. Но пока придется потерпеть. Он поведал мне, что нужно делать. Посмотри на мое отражение. Внимательно.

Посмотрел: в зеркале стоял прежний Фихт.

— Теперь гляди на меня, но держи отражение в памяти. Каждый волосок на моей голове, каждую морщинку на моем лице. И постарайся соединить это отражение с его прародителем. — Он немного помолчал. — Готов? — спросило отражение.

Я тихо вздохнул.

— Тогда начинай. Если не получится с первого раза...

К счастью, получилось сразу, и на месте облитого радугой колдуна появился знакомый учитель.

— Ну как?

— Вроде бы получилось, — нерешительно ответил я.

Я рискнул слезть с кресла и направился к зеркалу.

— Верно мыслишь, — похвалил Фихт.

Я встал перед ним и взглянул в зеркало. Колдун положил мне руки на плечи.

— Ты еще просто не понимаешь, какие возможности перед тобой открываются, — зашептал он над ухом. — Только представь, что теперь ты всегда сможешь отличить обычного человека от мага. Будешь способен увидеть его в толпе, узнать о его приближении задолго до того, как он появится. И никто из них не сможет подойти к тебе незаметно. Какое бы заклинание они ни творили, ты об этом узнаешь. Ты всегда будешь на шаг впереди, мой мальчик.

Колдун наконец-то замолчал. Новые возможности пока волновали меня меньше всего. Хотелось лишь одного — чтобы я стал прежним, поэтому я еще некоторое время поглядел на свое отражение, после чего опустил взгляд и с облегчением вздохнул. Магия исчезла.

— Можно мне пойти домой? Я очень устал.

— Иди, — сказал он ласково. — Завтра я поеду в город...

— В город? — вырвалось у меня.

— Угу, — с грустью подтвердил колдун. — Нужно будет разузнать, насколько сильно ты наследил. Побродить по тавернам да рынкам, послушать, что люди говорят. Так что завтра не приходи. Спокойно отдыхай. — Как, кстати, Марта?

— Хорошо, — обрадовался я. — Мы решили пожениться.

— Когда? — заинтересовался Фихт.

— Пока еще не знаем.

— Ну и славно. Вы же для меня как дети, — улыбнулся он. — Ступай.

...Приятно пахло осенью. Я вышел во двор, с наслаждением вдыхая влажный прохладный воздух. Спешно добрался до ворот, а потом помчался со всех ног домой, разбивая стену дождя. Одежда мокла, холодные струйки текли по лицу, в башмаках хлюпала вода. Но мне было хорошо. Там, куда я несся, не было ни магических чудес, ни ворчливого колдуна, ни проклятых кошачьих голов. Там меня ждали мама и Марта, теплая кровать и пузатый котелок на печи, дышащий паром. Там я был просто Анхельмом.

Не спалось. Несмотря на долгое и утомительно возвращение из города. Невзирая на обретение новой кошмарной силы, именуемой антимагическим зрением. Что называется, ни в одном глазу.

Поздняя ночь сверкала звездами, звенела тишиной и дышала свежестью. Прошедший ливень, казалось, выбил из желтеющей листвы и сохнущих трав весь дух, и теперь осенний букет запахов без устали лился в приоткрытое окно. По идее вся эта благодать должна была усыпить лучше всякого алаина, но спать ничуть не хотелось. Спала, завернувшись в одеяло, Марта, дремала, бросив мокрую морду на лапы, дворовая псинка Ритка. Лишь я не мог сомкнуть глаз. Так и сидел у окна, вглядываясь в сельскую темень. Проклятая магия держала меня на ногах, мерещилась всюду. Будь то едва заметный огонек во мраке или блеск собственных перстней.

До тошноты насидевшись у окна, я вышел во двор. Поежился от ночной прохлады. Псина даже ухом не повела — тоже мне страж; вдруг почему-то почудилось, будто сейчас я один на всем свете. Нет ни старого колдуна в доме на холме, ни спящих за спиной Марты и мамы. От этого стало страшно.

Немного помявшись у крыльца, я поплелся к калитке. Под ногами хлюпала грязь, за холодным заборчиком в лужах плавала унылая луна. Мокли от влажной травы ноги. Псина наконец-то очнулась, но, почуяв знакомый запах, вновь улеглась.

Я припал к калитке, поглядел вдаль. И вздрогнул от внезапной разноцветной вспышки, прикрываясь руками, как от удара. В лицо словно бросили горсть крупных пылающих самоцветов. Перед глазами повисли разноцветные круги, а озноб сменился неистовым жаром. Меня стремительно понесло вдоль дороги, мимо знакомых домов, под звездами, которые вдруг размазались на небе, как размазывается капля крови, если по ней провести пальцем.

Навстречу летело разноцветной облако — то самое, что брызнуло яркой вспышкой.

Я ощущал себя ветром. Это было сложно объяснить. Ладонь моя по-прежнему лежала на шершавом заборчике, ноги мои все еще мокли от травы, я отчетливо слышал собственный крик: "Хватит! Остановись!". Я стоял во дворе, но в то же время был далеко от родного дома. Я был в двух местах одновременно, и это чудо пугало меня, потому что я не мог им управлять. Ни вернуться во двор, ни свернуть с дороги. Оно управляло мной, грубо толкало вперед. К дому на окраине села. К сельскому магу, который опять сверкал всеми цветами радуги. Я видел его так ясно, будто он стоял в двух шагах от меня, причем видел сквозь стены его собственного дома. Хотя я готов был поклясться на собственную силу, что так и не покинул пределы своего двора.

Удивительно, но всемогущий Фихт меня не заметил. Не взялся за посох, даже не огляделся. Колдун был поглощен сборами. Завтра ему предстояла нелегкая дорога. Он ненавидел города, не выносил мир за пределами села.

Неведомая сила, притащившая меня к дому Фихта, ослабла, отступила, поставив перед выбором: вернуться к любимому дому или незаметно последить за колдуном. Долго я не раздумывал. Тем более, сельский маг зачем-то убрал с пола толстый и широкий ковер, сотканный из кошачьей шерсти.

Учитель аккуратно свернул его, обнажив старые половицы. И... не только.

Я внимательно посмотрел на забрызганный магией пол. Оказывается, под ковром пряталась едва заметная крышка не то погреба, не то тайного хода. Интересно, что все эти три года маг скрывал от меня? Столько раз я ходил по этому мерзкому ковру, даже не подозревая, что под ним что-то прячут.

Тем временем Фихт поднял с виду тяжелую крышку и, оглядевшись, начал медленно спускаться во тьму, где виднелись старые ступени. Да, на погреб странный ход походил мало, или это был самый огромный погреб в мире.

Естественно, я последовал за учителем, да только и успел, что глянуть во мрак тайного хода. Кто-то там, во дворе, тронул меня, и затихшая на время сила, способная перемещать людей со скоростью ветра, потащила меня обратно. Еще быстрее, чем прежде. А я был так близок к тому, чтобы увидеть секреты сельского мага.

Кружилась голова. С возращением вернулся жар, колени слегка подогнулись, звезды теперь светили не только надо мной, но и перед глазами. Кружились в хороводе, падали и поднимались. В их блеске я не сразу понял, кто стоит напротив.

— Сынок, что с тобой? — испуганно спросила мама, крепко сжимая мою руку.

— Ну, ты нас и напугал, — облегченно вздохнула заспанная Марта.

— Напугал? — не понял я.

— Ты что — не помнишь, как кричал? — изумилась Марта. — Всю округу разбудил.

— А-а-а, задремал у калитки. Приснилось, наверное, что-нибудь, — солгал я. — Пойдемте лучше в дом. А то уже зуб на зуб не попадает.