| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 7.
Вероника шла вперёд по составу, преодолевая вагон за вагоном под мерный, убаюкивающий перестук колёс, который словно обещал ей теперь конец всех тревог, страданий и страхов. Чем дальше отходил поезд от Москвы, чем больше проходило времени в дороге, тем сильнее становилась у Вероники уверенность в себе, и ощущение подвешенного над бездной состояния, в котором она пребывала последние два дня пребывания в столице, теперь пропало, растворилось, как его и не было.
Она сняла перепачканное, словно побывавшее в роли половой тряпки, пальто, чтобы оно не напоминало ей о недавних драматических событиях на Киевском вокзале, и повесила его на руку, в которой держала сумочку с зашитыми в подклад несколькими тысячами долларов. Теперь вид её был вполне сносный, как у любого из едущих в этом поезде пассажиров — не лучше, не хуже.
В одном из переходов между вагонами, там, где по бокам от лязгающих друг по другу панцирных пластин, соединяющих путь для пассажиров, виднелись просветы открытого пространства, в которых мелькали, выхватываемые из кромешной темноты отсветами из вагонных окон рельсы и шпалы, её посетила мысль избавиться от полупальто, которое теперь, даже после химчистки, вряд ли бы приняло свой прежний, шикарный облик, совсем. Она подумала пропихнуть, скомкав в плотный шар, полупальто в один из боковых просветов, чтобы оно упало вниз, на рельсы, и уже собралась это сделать, но в самый последний момент вдруг передумала: ей почему-то стало жалко выбрасывать эту вещь. Быть может потому, что она напоминала ей о том времени, когда она могла беспечно, даже не задумываясь о цене, купить такое полупальто в фешенебельном столичном валютном магазине на Новом Арбате, где даже иностранцы шарахались от цен с круглыми глазами. А она могла! Могла, потому что рядом был Бегемот, который выполнял её желания по одному даже не жесту, а просто взгляду.
Да-а, Бегемот, хотя и был паскудник, бабник и плут по женской части, но её, свою жену, любил, как себя. Она видела, чувствовала это! А сколько времени он подкрадывался к ней, как к заветной драгоценной добыче, боясь спугнуть нечаянным движением её, как дичь. Вероника позволяла ему это делать. Быть может, он думал, что делает это очень хитро и незаметно для неё. Но она-то видела, как постепенно он сжимает кольцо вокруг неё, и уже задолго до того, как вспорхнула с ним под венец, когда ни у кого ещё и намёка не могло появиться на их будущий брак, знала, что будет его женой. Все вокруг думали, что Бегемот — рубаха парень, коль водит едва ли не каждый день по кафе и ресторанам целую ватагу приятелей с подружками, но Вероника-то даже не догадывалась — она знала, что это всё лишь вуаль, маскировка его медленного, осторожного подкрадывания к ней.
Конечно, ей это льстило, и внутри, поэтому она всё это время странного флирта, в котором участвовала целая кампания ничего не догадывающихся об истинном направлении движения игры Бегемота парней и девчонок, была счастлива каким-то странным счастьем. Она была звездой! Никто рядом с ней не знал этого, но она была звездой, единственной по-настоящему манящей звездой на небосклоне человека, которого звали Жора Бегетов. А он был величина! Он был настоящая величина!..
"Ах, Жора, Жора! — вдруг ни с того, ни с сего вспомнила Вероника мужа. — Почему у нас всё так получилось?! Зачем ты попёрся в эту грёбанную Москву?! Что тебе дома не сиделось с молодой женой, лю..."
Она едва не подумала "любимый"! Любила ли она его, своего мужа — это был для неё сложный вопрос! Временами она его просто ненавидела. Временами она его терпеть не могла. Иногда, когда находило распаление страстью, она позволяла ему делать с собой всё, но набор Жориных постельных фантазий был весьма ограничен. И тогда, после этих соитий, которые Бегемоту, возможно, казались страстными и пылкими, но её-то никак не удовлетворяли, она ненавидела его ещё больше! Ну, как она могла его любить, если почти всегда ей после совокупления приходилось украдкой мастурбировать, не то чтобы доставить себе удовольствие, а хотя бы для того, чтобы не сводило от напряжения и боли нижнюю часть живота после разжжения страстью.
Иногда Вероника думала, что как-то, когда-нибудь чуть попозже, когда семейная жизнь их "устаканится" станет более размеренной и понятной хотя бы ей, надо будет научить Жору доставлять ей удовольствие, а не просто заканчивать свой процесс, думая, что у неё тоже уже всё прошло! Как раз-таки, наоборот, когда у него всё заканчивалось, она только приходила в готовность заниматься любовью по настоящему.
Может быть, поэтому она и находила приключения! Гладышев, Охромов, Яковлев! Ах, Жора, Жора! Что ты наделал!
Вероника поймала себя на мысли, что обвиняет покойного мужа в своих изменах ему. Впрочем, для женщин это свойственно — винить других в своих грехах, а особенно мужчину, который рядом — мужа. На него нападать удобнее всего. Вень перед ней он был как ребёнок! Она видела его насквозь, а он думал, что все его похождения покрыты тайной. Да у него на лице написано было, когда с кем и сколько раз он переспал, гуляя от неё! Она эти надписи читала, как букварь, а он думал, что очень хитрый! Может, потому Вероника и наставляла ему понемногу рожки, что видела, как он ведёт себя по отношению к ней!
Нет, ей не обидно было, что он спал с другими женщинами, хотя, как она знала, многие её замужние подруги просто с ума сходили от ревности, от одной только мысли, что их муж на кого-то заберётся. Кому-то это, даже, наверное, ему, показалось бы странным, но она ничего не сказала бы Жоре, даже если бы он в их супружескую постель взял ещё какую-нибудь подружку! Только бы оттрахал, отъёб бы её хоть раз по-настоящему, как ей хотелось, чтоб аж наизнанку вывернуло от удовольствия! А там пусть хоть десять тёлок рядом — он-то её! И она знала, что он будет всегда её, сколько бы у него потаскушек на стороне не было.
Ей обидно было то, что Жора не трахал девок, а изменял ей! Вот где был корень обиды! И он не мог его раскусить! А она не собиралась ему растолковывать — это уже было чересчур!
Если бы он ей говорил: "Знаешь, Вероника, вчера с бабёнкой схлестнулся, ну с той, что с нами в ресторане была, рыженькая такая, грудастая! Хорошо ебётся, лярва, даже лучше чем ты!", то она бы живо включалась бы в беседу и отвечала что-то вроде: "Жорик! Да откуда ты знаешь, как я ебусь, когда ты меня до оргазма-то ни разу не довёл?! Ты же кончаешь, когда я только начинаю! Ну-ка, давай попробуем сейчас! Посмотришь, кто лучше в постели — та блядёшка рыжая или твоя супруга — красавица, молодица, ягодка, какую поискать!" Но он же так не говорил! Он скрывал свои отношения с другими женщинами, думая, что она дура и ничего не видит, а потом делал вид, что ничего не происходит, и удивлялся, когда она обижалась на то, что он её не любил, а боялся, как полицейского! Нет, она не хотела для своего мужа быть мамкой, от которой тот пытается скрыть все свои шалости. Она хотела быть ему подругой, которая согласна участвовать во всех его шалостях, какими бы дикими они не казались прочим. Но он её всё время с самого начала их совместной жизни пихал на место мамы, от которой он всё будет скрывать! Ну, потому мама и стала наставлять Жорику понемногу рожки! Да она же моложе него на семь лет была, пацанка ещё, какие ей мамки! Зачем эта роль ей нужна была! Но Жора навязывал её своим враньём и изменами. Да ей бы даже интересно было посмотреть, как он с другой тёлкой в постели справляется, поинтересоваться у той, она от Жориного натиска кончила или тоже нет, сама додрачивала потом. Но он же всё скрывал. И тёлки его, подружки её, тоже, глядя ей в глаза, делали вид, что ничего не происходит, изображали из себя честность перед ней. А ей не нужна была эта показуха, которой они отгораживались от неё, как забором. Ей нужно было, чтобы у неё были подруги, которые говорили бы ей: "Слушай, что твой Жорик кончает так быстро! Вроде, кабан здоровый, а как пацанёнок шкодливый — вставил, и потекло уже, а у него всё обмякло — нате-здрасте — приплыли!" Но подруги молчали, делая вид, что не спят с Жорой, и этим отгораживаясь от неё, именно этим своим паскудным отношением навешивая ей рога!
Вероника тряхнула головой: "Что это я в воспоминания ударилась?! Нет уже Жоры?! Впереди — другая жизнь! А я его похождения обмусоливаю!"
В самом деле, впереди её ждал родной город, где с детства всё было мило, знакомо и привычно, где даже какие-то неприятности были свои, родные, какие-то домашние, не угрожавшие ввергнуть в пучину безграничного отчаяния и страха, как это было в Москве. Всё успокоилось, всё прошло, всё минуло... Это было с одной стороны! Но с другой стороны впереди была жизнь в одиночестве и материальной ущемлённости, от которой она уже отвыкла. Это была другая сторона медали, совсем нерадостная! И к ней надо было привыкать!
Так Вероника шла вдоль по составу, проходя вагон за вагоном, рассуждая на эти свои, житейские темы, пока вдруг не вспоминала о Гарике, который увязался за ней. Да, армянин был последним неприятным напоминанием о московском периоде её жизни, от которого хотелось избавиться прямо сейчас. Он не укладывался, вообще, ни в какие её мысли, ни в радостные, ни в грустные. Он был вне её мыслей о будущем. Он был чуждый элемент в её жизни!
Вероника не собиралась с ним спать, как на то рассчитывал этот наглый "чурка".
Да что он себе вообразил, в конце концов, этот занюханный московский таксист! Чтобы она, пусть вдова, но всё же вдова вора в законе стала бы перед ним стелиться! Нет, это была несусветная наглость! Но теперь они уже не в Москве, теперь они уже далеко! И когда они окажутся в купе, куда Гарик купил им билеты, она скажет ему, что это невозможно! Никакого секса между ними! Ни-ка-ко-го! Да она просто не хочет его! Она, вообще, с чуреками не то, что в постель не ляжет, даже думать об этом не посмеет — настолько ей это противно и гадко! Нет, он что думает, что она согласна ложиться под каждого встречного — поперечного?! Или он считает, что он неотразим?! Быть может, он думает, что купил её?! Конечно, взял тройную цену за помощь при побеге с гостиницы! Поменял ей доллары по государственному курсу! То есть, это получается, что трижды на пять — в пятнадцать раз дороже, чем должен был с неё поиметь! Он её надул, а теперь за её же шанежки хочет, как он там выразился, "драть неделю"?! Обойдёшься!!! Наглая армянская рожа!
Вероника вдруг почувствовала прилив ярости, со всей пронзительностью поняв, что от Гарика надо избавляться прямо немедленно! Она вспорет подкладку у сумки, пока он не видит, достанет долларов двести, ну, может, триста, отдаст ему и скажет, чтобы он на ближайшей станции отчаливал обратно в свою Москву!
За мыслями своими Вероника, увлёкшись рассуждениями на всякие темы, потеряла счёт вагонам, которые прошла, и очнулась только, когда попала в плацкартный вагон.
Здесь была сутолока, теснота, люди гнездились на боковых полках, как в муравейнике, поэтому она сразу опомнилась и спросила у проводника, смотревшего на неё в упор недовольным, сердитым каким-то взглядом:
-Это какой номер вагона, подскажите, пожалуйста?!
-Четвёртый! — ответил проводник, приготовившись слушать какую-нибудь историю, про потерянный билет и спасите-помогите, или что-то в этом роде.
-А шестой где? — поинтересовалась Вероника, не замечая поведения проводника.
-Вы что, в шестом едите? В СВ? — удивился проводник.
-Да, — кивнула головой Вероника. — А что — не достойна!
-Да нет, — сконфузился мужчина, — вы его прошли!
И тут Вероника увидела!
Она увидела в то, что моментально разрушило все её планы мысли, разбило их вдребезги, как зеркало, оставив в голове вместо серебра наступившей умиротворённости чёрную пустоту отчаяния. Страх прошиб её с ног до головы, как молния!
-Спа-си-бо! — сказала она проводнику, медленно, словно стараясь не шуметь, развернулась, и чуть ли не на цыпочках пошла обратно. Когда она очутилась в тамбуре и закрыла за собой дверь, то бросилась бежать, припустив так же, как она догоняла поезд.
В глазах у неё стоял Саид, идущий по тесному проходу плацкартного вагона, заглядывающий пристальным, режущим взглядом в купе и показывающий её фотографию пассажирам: "Ви эту дэвущку нэ видэли?!". За ним, озираясь по сторонам, обшаривая глазами все полки, шло ещё несколько чеченцев.
Не помня себя, Вероника пронеслась через пятый вагон, заскочила в шестой и увидела Гарика, стоявшего в коридоре и о чём-то раздумывающего.
Гарик её заметил, лицо его напряглось гримасой, и он хотел, видимо, крикнуть ей что-то вроде: "Ты где шастаешь!?" — но, почувствовав, может быть, даже увидев ужас, охвативший Веронику, осёкся. Видно он сразу всё прочитал в глазах испуганной девчонки, потому что тут же сказал, стараясь не привлекать внимания посторонних, даже просияв деланной улыбкой:
-Ну, наконец-то! А я тебя жду! Заходи, дорогая, в купе, располагайся!:
"Дорогая" сменила бег на шаг, стараясь теперь идти как можно непринуждённее, насколько это у неё получалось и улыбаться.
В коридоре народу было немного, и все были заняты какими-то разговорами, поэтому на эту сцену особого внимания никто не обратил.
Вероника приблизилась к Гарику, и он взял её рукой за талию, словно обнимая и провожая в купе, но на самом деле впихивая её туда с удвоенной скоростью и силой.
-Там Саид! — сказала Вероника, когда Гарик нарочито медленно, вальяжно, словно раздумывая, стоит ли это вообще делать, закрыл дверь купе.
-Я уже это понял! — лицо Гарика было решительным, но не испуганным.
-Они идут, заглядывают во все купе, спрашивают про меня! — Вероника чувствовала, как из глубин уже охваченной ужасом души всплывает истерика.
-Да тише, ты! — прикрикнул на неё Гарик. — Далеко?!
-Через вагон! — ответила Вероника, глаза её всё больше расширялись от страха и отчаяния. — Что будем делать?! Бежать?!
-Нет! — сказал Гарик. — Найдут! Тебя найдут — я не знаю, что с тобой сделают! Но в Москву повезут — это точно! А меня с тобой увидят — я и останусь валяться на рельсах, где это произойдёт! Да-а, тёлка, здорово они за тебя зацепились, раз в поезд сели! Знал бы такой расклад — даже пальцем бы не повёл тебе помогать!
-Ну, что теперь делать?! — Вероника схватилась руками за голову, бросив на полку сумочку и пальто.
В коридоре послышался гомон. Дверь соседнего купе открылась, и до ушей Вероники долетело приглушённый перегородками купе бас Саида:
-Ви эту дэвущку нэ видэли?!
-На колени! — скомандовал Гарик.
-Что? — не поняла Вероника.
-На колени! — уже громким шёпотом повторил Гарик, надавив Веронике, что есть силы, на плечо.
Она машинально подчинилась его приказу и руке, опускавшей её вниз. В следующую секунду Вероника стояла перед Гариком на коленях, глядя мимо него на проём входной двери, которая вот-вот должна была открыться
Краем глаза она заметила, что у Гарика что-то падает вниз. Она ещё ничего не успела понять, как Гарик умелым движением больно надавил ей пальцами на щёки, отчего рот её непроизвольно открылся и сунул в него что-то, заполнившее его весь без остатка.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
