Лихой водитель Гасан, как и обещал, ждал нас в машине около гостиницы. Мы ехали по очень красивому южному городу на встречу с нашими агентами — нужно было изложить принимающей стороне смысл нашего визита. Весь персонал партнёрской конторы состоял исключительно из мужиков — как нам потом сообщили, все они были земляками из какого-то провинциального азербайджанского городка. Самым главным среди них был некто господин Кулиев, чьего имени-отчества я сейчас уже не вспомню, а самым "продвинутым" и интеллигентным — седовласый усач Ханага Бабаевич (именно его я искал по телефону пару недель назад), не зря его постоянно командировали для общения с российскими контрагентами. Дядьки были весёлыми, дружными и хваткими — каким-то восточным чутьём они понимали тонкости авиационного рынка, где им удавалось быть представителями в Баку чуть не половины российских авиакомпаний, благо рейсы в региональные столицы нашей страны конкурентными по отношению друг к другу чаще всего не являются. Кстати, открывать собственные представительства в городе они никому из перевозчиков особо не позволяли — не всё так просто у них там было.
Мы изложили собравшемуся в кабинете Кулиева "трудовому коллективу", зачем прибыли. Естественно, наши цели были восприняты более чем благожелательно — кто ж откажется, чтобы про твою контору (а другого адреса у "Сибири" в Баку не было) давали рекламу, совершенно для тебя бесплатную. Это уж когда народ в кассу придёт, они на месте разберутся, куда человеку билет продать — в Москву или в Нарьян-Мар, на "Сибирь" или на "Нижнетагильские авиалинии". По причине крайней в нас заинтересованности нам без лишних разговоров выделили автомобиль с водителем Гасаном и самого молодого мужичка — лет на пять-семь старше нас, но уже с проседью в волосах. Парня звали Сальвар, и, насколько я понял, он был единственным авиационщиком-профессионалом в пёстрой компании людей, которых, кроме бизнеса, объединяла только малая родина. Сальвар окончил питерский институт гражданской авиации, без акцента и весьма складно говорил по-русски (иногда даже бывал велеречив), а к нам был приставлен в качестве опытного переговорщика, переводчика (если потребуется), а главное — знатока местных "разводок", "попадать" на них нам совсем не хотелось. Как мы поняли совсем скоро, такой человек в нашей с Женей компании был вовсе не лишним.
После "вводного" разговора в кабинете нас повели смотреть авиакассы агента, а по пути господин Кулиев рассказывал об их собственном небольшом опыте организации регулярного рейса из Баку в Туркменбаши, бывший Красноводск. Туркменский портовый город находится строго на восток "через Каспий", и туда из столицы Азербайджана с советских времён ходили паромы, в том числе железнодорожные. Для жителей Туркменистана Баку был интересен как оптовая точка, где можно запросто накупить дешёвого турецкого барахла. Наши агенты решили составить конкуренцию традиционному морскому транспорту, для чего "зарядили" по тому же маршруту "чирка", Ту-134, полёт на котором длился около часа. Тариф предусмотрительно сделали сопоставимым с тарифом на паром, и, по всему, рейс должен был стать популярным. Но у туркменских "челноков" существовала какая-то своя логика — двенадцатичасовая качка на пароме их устраивала гораздо больше часового перелёта на "шайтан-птице", в результате чего самолёт летал пустым. Главный агент "Сибири" Кулиев, брызжа слюной, пересказывал нам странности поведения соседей по Каспию:
— Я сам в кассу этого парома пошёл, смотрю, а там очередь стоит! Подхожу к одному, говорю, слушай, ты, монгол, чего тебе надо? Зачем самолётом не летаешь?
Мы с Женькой поддакивали всё более распалявшемуся азербайджанцу, еле сдерживая смех — уж больно забавно было услышать, как гордый представитель тюркского народа зовёт своего "собрата" по языку и вере "монголом". Ну да, фенотипически-то азербайджанцы почти что эллины, в отличие от преимущественно "монголоидных" туркменов.
Касса конторы-агента находилась в "авиационном" квартале Баку, сплошь состоявшем из десятков больших и маленьких авиакасс, среди которых синими зеркальными стёклами выделялось бывшее центральное агентство воздушных сообщений, ныне — шикарный офис национального перевозчика, авиакомпании "АЗАЛ". Нас от души позабавила здешняя реклама, где ударной фразой были слова "Только сегодня": "Только сегодня! Билет в Самару за 99 долларов!", "Только сегодня! Петербург за 139 долларов". Причём рекламные бумажки были основательно потрёпаны, из чего можно было сделать вывод о том, что печатали их явно не полчаса назад. Но люди, отвечавшие в многочисленных агентствах за рекламу, наверняка были уверены, что, увидев даже такие объявления, случайные прохожие непременно бросят все свои дела и побегут покупать билеты в Самару по столь выгодным, только сегодняшним, ценам. А ещё около офисов торчали какие-то типы, которые хватали людей за рукава и предлагали продать билет немного дешевле, чем в кассах. Как нам объяснил Ханага, в квартирах этого квартала сидели "подпольщики", подсоединенные через интернет к "Сирене" и другим системам бронирования — они действительно могли сделать билет дешевле, экономя на агентской комиссии, но далеко не со всеми перевозчиками у них такие штуки "прокатывали".
Закончив краткий обзор авиационных достопримечательностей и пообедав в каком-то кафе, мы с Женькой, Гасаном и Сальваром отправились на встречи — в дороге словоохотливый бывший питерец Сальвар рассказывал нам о здешней жизни, а заодно проводил экскурсию, комментируя объекты за окном. Меня развеселили памятник грудастой "раскрепощённой женщине Востока", сорвавшей паранджу, почти готический по архитектуре городской ЗАГС, с азиатским пафосом названный "Дворцом Счастья", и здание Нацбанка, покрытое, если верить нашему "гиду", сусальным золотом. А ещё поразили самые обычные девятиэтажки, между которыми были натянуты верёвки с сохнущим бельём. Интересно, хозяйки квартир в домах, связанных бельевой верёвкой, наверное, как-то договариваются, когда вешать, а когда снимать?
Но ездили мы, конечно, не просто так, а по офисам радиостанций и редакциям многочисленных газет — популярных политических, коммерческих, да и просто рекламных. Посещение телекомпаний, чьи конторы находились чуть в стороне от города в местном телецентре, было отложено на "крайний" день нашей командировки, пятницу. На встречах мы договаривались с редакторами и рекламщиками о ценах и технических условиях, составляли предварительные медиапланы. И везде меня поражала откровенная "ленца", с которой здешним людом воспринимались визиты представителей крупной российской авиакомпании, потенциального рекламодателя.
В одной из редакций нам пришлось воспользоваться услугами Сальвара как переводчика — главред какой-то националистической, но жутко читаемой газетки наотрез отказался общаться с нами по-русски, хотя, зараза, по-русски всё прекрасно понимал. Наша беседа выглядела странно: мы что-то ему говорили, он, кивая, отвечал нам по-азербайджански, а ответ его на русский язык переводил Сальвар. Иногда Сальвар ошибался с переводом, и тогда наш "собеседник" мотал головой, по-азербайджански уточняя сказанное. Переговоры были непростыми, но договорились в итоге до чего-то.
— Это он после января девяностого дал зарок по-русски не разговаривать, — объяснил нам поведение редактора наш сопровождающий после того, как переговоры закончились.
20 января 1990-го года — одна из ключевых дат в новейшей истории Азербайджана. Тогда в центре Баку советские танки подавили мирную демонстрацию. Наверняка не обошлось без провокаций представителей так называемого "Народного Фронта Азербайджана", но факт остаётся фактом — люди погибли...
Череда переговоров наконец-то закончилась, Гасан с Сальваром отвезли нас к гостинице и сообщили, что завтра утром будут ждать нас уже вдвоём так же, как сегодня — на автомобильной стоянке.
Поужинав "у Тани" в кафе, мы с Женькой отправились отдыхать в номер. Я вышел на балкон, чтобы полюбоваться бакинским вечером. В городе стемнело, и такой вид Баку очаровывал даже больше, чем дневной. "Ночная симфония огней", — прочитал я потом в купленном в качестве сувенира фотоальбоме про столицу Азербайджана подпись к картинке, очень похожей на мою нынешнюю. По-восточному напыщенно, но очень точно сказано!
С набережной доносились очень летние звуки — обрывки музыки и весёлый смех горожан. Вкупе с видом на город это производило настолько благостное впечатление, что мы с Женей решили выйти к морю. В уличном киоске купили по бутылочке местного пива и перешли проспект Нефтяников. На набережной действительно царила идиллия, заставлявшая вспомнить о городской традиции советских времён проводить даже будние вечера в парках: на скамейках сидели компании девчонок и парней, а по бульвару гуляли молодые семейные пары с колясками и пожилые пары — с тросточками. Мы вышли на длинный бетонный пирс-волнорез, чтобы "от моря" полюбоваться видом на город. Свет фонарей с набережной туда не доставал, мы шли, едва различая дорогу. Южный вечер был пугающе чёрным, и чернота неба, сливающаяся с чернотой Каспия, казалась бесконечной. О присутствии моря где-то совсем рядом говорил плеск волн о бетон, свежий ветерок и усилившийся запах нефти. Мне, вообще, казалось, что окружавшая нас чёрная и пахучая жидкость и есть нефть, поэтому я с опаской глядел на парней по соседству, смело бросавших окурки в воду. А ну как вспыхнет? И будем потом тушить пожар строго по стихотворению Корнея Ивановича Чуковского — "пирогами и блинами, и сушёными грибами"...
* * *
На следующий день переговоры продолжились — мы снова куда-то ездили и с кем-то встречались, опустошая запас собственных визиток и пополняя коллекцию визиток наших будущих контрагентов.
Из встреч этого дня запомнилось посещение редакции бакинской "Комсомолки", а заодно и "Труда" с "Известиями". Да, да, "главная" российская пресса тогда была жутко популярна в Азербайджане. Как в каком-нибудь Воронеже или Твери, в Баку находилась редакция (единая на три газеты), которая готовила местные полосы в московские выпуски газет, а заодно собирала туда рекламу. Мы быстро нашли в офисе рекламный отдел — его начальник отсутствовал, и начали разговаривать с каким-то очередным скучающим менеджером. Тут нас приметил проходивший мимо солидный дядька в дорогущем костюме, оказавшийся главным редактором и, как обнаружилось позже, хозяином всего предприятия. Услышав какие-то слова об авиакомпаниях, сотрудничестве и городе Новосибирске из наших уст, он разулыбался, подбежал к нам, начал трясти руки и немедленно пригласил в свой кабинет, как самых дорогих и желанных гостей. Такое радушие было для нас неожиданным — мы уже привыкли к отсутствию интереса со стороны здешних "рекламовзятелей".
В кабинете царила безумная смесь азиатского шика и откровенного "разгильдяйства" — примерно такая же, как и во многих других офисах, посещённых ранее, но эта картинка из директорского "логова" врезалась мне в память особенно сильно. Одна из облезших оконных рам стояла на полу около некрашеной батареи отопления. На полу лежал потрёпанный и вытертый в нескольких местах ковролин, даже не "загнанный" под плинтус — плинтуса в кабинете просто не было, а на стенах "висели" (и это было заметно) несвежие обои. Зато рядом с дорогим начальственным столом располагалась ошеломляющая "переговорная зона" — шикарный стол-аквариум с диковинными рыбками и столешницей из толстого стекла, рядом с которым стоял дорогущий набор мягкой мебели из кожи. Мы с Женькой уселись на диван, а Сальвар и редактор — в кресла. Мебель была такой, что мы сразу в ней "утонули", а наши позы стали очень брутальными — коленки находились где-то чуть ниже подбородка — прямо толковище самцов-гамадрилов. На стеклянный стол секретарша выставила обязательные чайник, вазочку с комковым сахаром и "стройные" азербайджанские стаканчики. Предваряя собственно переговоры, редактор начал рассказывать о том, как начинал свой бизнес:
— Я собкором "Комсомолки" был в советские годы, потом её перестали в Баку печатать, из Москвы стали возить огромные тиражи, вот я однажды и решил возродить газету — с местной вкладкой и телепрограммой. Когда я пришёл в это помещение, у меня был один сломанный стол и два сломанных стула, а сейчас...
Газетный магнат гордо раскинул в стороны руки и торжественно обвёл глазами помещение. У нас с Женькой, как потом выяснилось, на уме вертелось примерно одинаковое продолжение фразы про "сейчас": "...Целых шесть поломанных столов и восемь стульев, а один из них даже не сломан!"...
Мы осмелели за два дня, прожитых в столице Азербайджана — нам уже хотелось не только посмотреть город из окна автомобиля, но и побродить его узкими и кривыми улочками, тем более что встреч оставалось уже совсем не много (из важных — только на телевидении), а времени было полно. Наши азербайджанские друзья, Сальвар и Гасан, похоже, тоже это почувствовали — к середине дня нас "отпустили", высадив всё так же около гостиницы.
Мы решили продолжить изучение местной кухни, пообедав "у Тани". В кафе в связи с полуденным временем было многолюдно, пришлось подсаживаться к одиноко сидящему солидному дядьке в синем костюме. Я спросил у нашей знакомицы, что за блюдо "кюфта-бозбаш". Таня на секунду задумалась и стала говорить, помогая себе жестами.
— Это такая шурпа... — это слово мне было понятно, у казахов тоже есть "шурпа" — мясной бульон. — А в центре такой... — официантка сделала паузу, пытаясь сформулировать кулинарный изыск, — шарик из мяса.
— Короче, это суп с тефтелькой, — ни на секунду не отрываясь от поедания чего-то тоже вкусного, на чистейшем русском языке вмешался в разговор наш сосед-азербайджанец.
Вот! Как раз супчику мне сегодня и хотелось... на первое... А на второе — долму...
После обеда мы решили погулять по центру — в частности, посетить "старый" город, находившийся в средневековой крепости Ичери-Шехер. Карты у нас не было, и в городе мы ориентировались слабо — опытный водитель Гасан, естественно, знал, как легче проехать по закоулкам, поэтому я обычно "терялся" на пятой минуте поездки. Мы шли к крепости, полагаясь на внутреннее чутьё, пока на одном из уличных "развалов" я не увидел туристическую схему Баку. Женьке зачем-то тоже потребовалась карта города, но второго экземпляра у продавца не было.
— Ладно, давай в книжный какой-нибудь зайдём, — предложил я.
Книжный магазин попался нам практически сразу — мы зашли в уютное, но совершенно безлюдное помещение на первом этаже жилого дома. Ассортимент никак нельзя было назвать богатым: кроме "ходовых" школьных учебников и детективного чтива российского производства в продаже оказались только томики патриотической литературы, автором которых был тогдашний президент республики Гейдар Алиев. Мы поискали глазами карту города и, не найдя её, обратились к продавцу. Невысокий щуплый мужичок (почему-то женщин-продавцов в Баку мы практически не видели) что-то быстро обдумал, закатив глаза, и внезапно выскочил из магазина. Ошарашенные такой реакцией, мы стояли посреди торгового зала, как вкопанные. Никого, кроме нас, тут больше нет, продавец (скорее всего, он же и хозяин торговой точки) куда-то убежал, услышав о том, что нам нужна карта. И что нам теперь делать? Уйти, чтобы магазин ограбили, а нас потом с Интерполом искали? Прошло минут десять, и в зал так же стремительно влетел хилый книготорговец. В вытянутой руке он держал точно такую же, как у меня, карту.
