мой враг

Вдруг тьма отступила. Полная золотая луна повисла над широкой поляной, запутавшись в ветвях дуба. Древнего и могучего как сам лес. Лунный свет, будто кто ножом обрезал у его корней. Само сердце ночи скрывалось там. Волк исчез. Ноги викинга подрагивали от напряжения, когда он шагнул на поляну. Высокие, выше колена, нехоженые травы расступились перед ним. Сотни прозрачных ночных мотыльков взмывали вверх и таяли в серебряном свете. То ли кровь стучала в ушах мужчины, то ли правда еле слышный перезвон сопровождал каждый его шаг. Только раз дрогнуло сердце викинга. Когда во тьме под деревом, пробежали затухая золотисто-малиновые искорки. И вдруг вспыхнули ярким пламенем, осветив сидящую у костра женщину. Светлые птичьи глаза ведьмы спокойно вопросительно глянули на него.

— Долго ты. Думала, уж вовсе не придешь. — Низким певучим голосом сказала Купава. Поманила белой точеной рукой. — Иль боишься меня воин северный? Садись к огню. Сказывай, зачем пришел? Может, сердце девичье принес. Потеряла она его. В синих озерах глаз твоих утопила.

Конор к костру шагнул. Заговорил, сам испугался хриплого чужого голоса.

— Нет, матушка. Я ее сердце никому не отдам. Да и свое из ее рук просить не стану. Только скажи где она?

Купава голову чуть склонила. — Тут она.— Сказала медленно будто нехотя. — Спит в хижине.

Конор рванулся, но колдунья засмеялась, рукой взмахнула, и пламя стеной поднялось.

— Ишь, шустрый какой. Ты чужой, не знаешь верно. Если девица к этому костру по доброй воле пришла, нет пути назад.

Конор зарычал, пытаясь обойти костер. Но огонь загудел, потянулся к нему, опалил лицо. Викинг упрямо стиснул кулаки и шагнул в пламя. Засмеялась Купава, в ладоши хлопнула. Пламя опало вмиг. Побежало язычками крохотными по поленьям, в угли зарылось. Конор опешив, пробормотал.

— Ну матушка, коли такая сила тебе покорна, куда мне дураку тягаться. — Нахмурился жестко. — Только прогнать отсюда без Дануты, и тебе не власть. Силой рваться не буду, но и не уйду.

Опьянев от собственной наглости, огляделся вокруг.

— Место тут не плохое. Шалаш поставлю, и буду ждать.

Колдунья улыбнулась, головой покачала.

— Вот ведь упрямый.

Задумалась, глядя на игру света в углях.

— Дануту я давно приглядывала в ученицы. Сила в ней глубокая. Хорошей ведуньей бы стала. Да видно не судьба.

Вскинула голову. Черные как вороново крыло волосы плащом плечи накрыли.

— Забирай ее. Только помни. Она мне теперь дочь. Обидишь, не прощу.

Конор вскочил.

— Как подумать могла такое, матушка? Жизнь моя в ней. — Бросился в хижину, боясь в душе, вдруг передумает.

Девушка сладко спала свернувшись калачиком. Наклонился, поцеловал. Данута улыбнулась во сне, назвала по имени, но не проснулась. Он встревожился, оглянулся испуганно на Купаву. Та кивнула успокаивая.

— Пусть спит. Я ей травку заварила сонную. Вредно ей убиваться. А так, проснется утром свежая, отдохнувшая и не вспомнит горя по лесу гнавшего.

Конор поднял на руки спящую, к груди прижал. Руки дрожали. Ведунья наблюдала за ним, хитро прищурившись.

— Не тяжела? — Спросила.

Викинг хмыкнул в ответ. — Своя ноша тяжелой не бывает.

А Купава, будто не слыша, продолжила. — Двоих ведь несешь.

Конор замер. Недоуменно покосился на нее.

— Что застыл? Иль сердцем оглох? Не чувствуешь? — Спросила насмешливо.

Он рот открыл и вдруг понял. Сперва несмело, потом шире, улыбнулся колдунье глупо счастливо. Защипало глаза от первых в жизни слез. Только и смог вымолвить.

— Матушка, счастье-то какое!

— Ты гляди, не урони на радостях. — Сердито приказала ведунья. — Ну, чего стоишь? Иди, светать скоро будет. Проснется в лесу — распереживается. Дите испугает.

Викинг попытался что-то сказать, но от волненья только благодарил бессвязно, клялся в чем-то, и улыбался от уха до уха. Купава безнадежно махнула на него рукой.

— Иди уж. Совсем умом на радостях тронулся. Не хотела сперва говорить. Да видать придется тебя охладить немного. Может, очухаешься. Девку она родит. Синеглазую да золотоволосую.

Засмеялась, глядя как он поцелуями покрыл лицо спящей.

— Ну, видать совсем плох, коли и это не помогает. — Идите, и будьте счастливы.

Конор поклонился колдунье. Обернулся уже на краю поляны, бережно прижимая к груди драгоценную ношу. Растворилась во тьме под ветвями дуба кособокая хижина, потух костер меж корней. Исчезла колдунья, будто и не было. Только ветер ночной серебристую рябь по траве погнал. Волк серой тенью из леса выскочил. Побежал у ноги молча, сосредоточенно, желтым глазом кося изредка. Конор вздохнул и быстро пошел по тропинке, навстречу гаснущим предрассветным звездам.