Попаданец

Одна за другой вязко тянутся минуты. Где-то в районе полуночи Луиза трубит сигнал "заглушить моторы". Солдаты, однако, остаются сидеть в своих железных коробках. Когда на горизонте уже светлеет, раздаётся сигнал отбоя. По всей видимости, проблемы в городе уладили без нашего участия. Во всяком случае, на это хочется надеяться.

Приехавший поутру Леон подзывает меня к себе и, ехидно улыбнувшись, вручает новую листовку "Родины и Свободы". На ней лоррейнец в деловом костюме болтает за столом с девушкой из Гельвеции, на заднем же плане солдат в гельвецийской форме пакует в большой мешок вещи увлечённого разговором хозяина. Внизу подпись "Diebe auf Vertrauen" *Воры на доверии. Что самое смешное, на девушке платье точь в точь такое же, как то, в котором я ходила в увольнение. Хм, это национальный костюм Гельвеции или это именно меня имели в виду?

— Ces tracts ont ИtИ trouvИs sur le site de l'attaque. Souffert de plusieurs sociИtИs de nИgoce qui fournissent des biens pour l'armИe. Les victimes, heureusement, non. Les autoritИs locales ont dit qu'ils enquЙtent sur la question eux-mЙmes. * Эти листовки были найдены на месте теракта. Пострадали несколько торговых контор, поставляющих товары для нашей армии. Жертв, к счастью, нет. Местные власти заявили, что сами расследуют это дело, — говорит Леон, Луиза записывает вкратце его слова и передаёт мне листок с ними.

— Comme je comprends maintenant paru dans l'excuse locales de couper l'approvisionnement? * Как я понимаю, теперь у местных появился предлог, чтобы сократить поставки? — задаёт риторический вопрос Жанна.

— Nombreux sont ceux qui sympathisent avec nous. Toutefois, ils ne veulent pas se quereller avec leurs voisins. AprХs tout, nous sommes des Иtrangers, *Здесь немало тех, кто нам симпатизирует. Однако, они не хотят ссориться со своими соседями. Всё-таки мы здесь чужаки, — разводит руками жандарм.

— Pour une raison quelconque, "La Patrie et la LibertИ" au sujet de l'opinion des voisins de ne pas m'inquiИter. * Почему-то "Родина и Свобода" о мнении соседей не беспокоится, — усмехается наш командир.

Леон хочет что-то ответить, но обрывается на полуслове и раздражённо бьёт кулаком по столу.

— Maudit Schwarzwald! Pourquoi je n'ai pas envoyИ dans les plaines? * Чёртов Шварцвальд! Ну почему меня не отправили на равнину?

— J'ai une compagnie de trois-quarts des filles, mais aucun d'entre eux sont pleurnicher comme vous * У меня рота на три четверти из девчонок, но никто из них не ноет, как ты.

— ComparИ! Contrairement Ю vous, je suis lЮ tous les jours sont violИes dans le cerveau... — Леон поворачивает на нас с Луизой свой тоскливый взор и тут же спохватывается. — Oh! Je vous demande pardon, mademoiselle! * Сравнила! В отличие от вас, меня здесь каждый день имеют в мозг... Ох! Прошу прощения, мадемуазель!

Жанна усмехается и достаёт из стола плоскую стальную фляжку.

— Buvez? *Выпьешь?

На Леона просто жалко смотреть: вся его внутренняя борьба перед нами, как на ладони. Но вот, по всей видимости, интересы дела берут верх. Он снимает очки, протирает их и со вздохом водружает на место.

— Pas maintenant, — мотает он головой. — Je n'ai toujours alliИs avec plus d'une heure Ю nИgocier. Mais je vais garder Ю l'esprit de votre offre. * Не сейчас. Мне ещё с союзничками не один час лясы точить. Но я буду иметь в виду твоё предложение.

Стоит мне с Луизой выйти на серые плиты коридора, как к нам тут же сбегаются все свободные от службы бойцы с целью узнать последние новости. Подруга моя несколько смущена таким вниманием к своей особе, но после того, как пара сержантов наводит порядок среди галдящей толпы, вполне чётко излагает то, что нам рассказал Леон. Наши товарищи расходятся, активно обсуждая услышанное. Мы же уходим ко мне и возвращаемся к нашим занятиям.

В писаниях про попаданцев этот вопрос обычно обходится легко и просто. Герой как правило посредством магии или техномагии знает местный язык. В некоторых случаях, уже через пару строк о первом неловком разговоре с туземцами начинает шпарить на нём не хуже, чем на родном — с пространными рассуждениями, техническими терминами и т.п. Процесс обучения условно не показан. Я же на своей шкуре убеждаюсь, что для более или менее сносного разговора и уж тем более для прояснения важных для меня вопросов мне ещё не меньше пуда научного гранита предстоит сгрызть. "Песню о встречном" на французском языке я неплохо исполнил, но все попытки повторить тот опыт проваливаются одна за другой. В моём подсознании тогда словно столкнулись две блуждающие частицы и вновь разбежались, каждая в свою сторону. Хе-хе, может "Интернационал" или "Марсельезу" попробовать?

Когда Луиза, отлучавшаяся, чтобы сходить за чаем, возвращается в комнату, я насвистываю на мундштуке от своего рожка широко известное произведение Эжена Потье. Луиза садится напротив меня, поставив локти на стол и опершись подбородком на ладони, и внимательно слушает.

— Vous avez en quelque sorte Ю prendre les mesures pour le concert avec leurs nouvelles chansons *Тебе надо как-нибудь выступить перед всеми со своими новыми песнями, — говорит она, когда я заканчиваю.

Поразмыслив над её словами, решаю, что, пожалуй, с текстом этих песен я знакомить местных жителей пока не буду.

После обеда Жанна объявляет личному составу, что согласно привезённому Леоном приказу нашей роте поручена охрана телеграфной станции. Сегодня в город отправляется 49-й взвод. Как только звучит команда "разойдись", 49-х берут в кольцо и наперебой желают спокойного дежурства. Через час небольшая колонна его стальных коробочек, усыпанных полукруглыми головками заклёпок, преодолевает КПП и, петляя по серпантину, спускается с горы. До свидания, мальчики и девочки, надеюсь, ваше дежурство обойдётся без происшествий.

Луиза хватает меня за руку и тянет за собой. Мы поднимаемся на вершину часовой башни. Здесь она приваливается спиной к каменным зубцам и переводит дыхание, затем просит у меня карандаш и блокнот, долго что-то пишет там, перечёркивает написанное и снова пишет. Губы её дрожат, глаза блестят от слёз. Наконец, она протягивает мне вырванный из блокнота листок.

"Je ne comprends pas. Quelque chose se passe mal. Nous sommes venus ici pour protИger la Lorraine, si elle sera attaquИe par le Reich. Mais beaucoup de gens locaux nous dИteste pour Гa, et nous sommes obligИs de nous protИger d'eux. Pour nous protИger de ceux, dont nous Иtions censИs protИger! Pourquoi est-il transformИ de cette maniХre?" — читаю я тихонько вслух и перевожу: "Я не понимаю. Всё это как-то неправильно. Мы приехали сюда, чтобы защищать Лоррейнию от Рейха. Но оказалось. Что многие здесь именно за это нас и ненавидят, и нам самим приходится защищаться от них. Защищаться от тех, кого мы должны были защищать! Почему всё так обернулось?"

Как только я заканчиваю, Луиза рвёт лист в мелкие-мелкие клочки и бросает их на ветер.

— Je ne comprends pas, ne comprennent pas... — повторяет она сквозь слёзы. Вместо ответа я обнимаю её и крепко прижимаю к себе.Є

Ночью я смотрю на город из своего окна. Такое чувство, что сегодня огоньков в окнах стало гораздо меньше, а вдоль улиц то и дело мелькают отсветы автомобильных фар. На ум приходит сравнение с зарницами приближающейся грозы.

За моей спиной скрипит дверь. На пороге стоит Жанна. Мундир её наполовину расстёгнут, волосы в беспорядке. Она подходит ко мне, берёт за руку, прикасается своей ладонью к моей щеке. Жанна глядит на меня сверху вниз, её лицо, освещённое тусклым светом прикрученной керосиновой лампы, полно грусти. Затем она мягко, но настойчиво прикладывает мою ладонь к своей груди.

— Julie, s'il vous plaНt! Aujourd'hui, seulement aujourd'hui, mais cette nuit, Йtre avec moi, je vous prie. *Жюли, пожалуйста! Сегодня, только сегодня, только в эту ночь, будь со мной, я прошу тебя, — шепчет она умоляюще.

Я приподнимаюсь на цыпочки, наши губы соприкасаются... О-хо-хо, интересно, здесь французский поцелуй зовётся гельвецийским? Пальцы Жанны стягивают с моих плеч сорочку. Сорочка эта похожа на нашу гимнастёрку, только расстёгивается почти до пояса. Так что избавляюсь я от неё сразу вместе с панталонами.

Жанна делает шаг назад, чтобы полюбоваться на меня. Я улыбаюсь и вытягиваюсь по стойке "смирно". Лейтенант в мгновение ока просто таки выскакивает из одежды и идёт на приступ. Мои ответные ласки можно сравнить с жалкими попытками контуженных артподготовкой окопных сидельцев отбить атаку свалившейся им на голову штурмовой группы.

О майн готт! Этот мир больше никогда не будет для меня прежним!

Я лежу на своей постели в состоянии этакого весёлого офигевания. В моём кулаке всё ещё зажат край простыни. Жанна была со мной очень ласкова и нежна, но мне не даёт покоя мысль, что я, получается, предал свою дорогую подругу. Но тут лейтенант, уже застегнувшая форму на все пуговицы, целует меня на прощание и говорит с несколько виноватым видом:

— Julie, que vous avez remarquИ, qui m'a appelИ, Louise? * Жюли, а ты заметила, что называла меня Луизой?

Дверь за ней закрывается. Я закручиваю лампу и ещё долго лежу в темноте с открытыми глазами. Мысли в голове кружатся, словно рой потревоженных пчёл.

Утро это отлично от других тем, что сегодня наш бравый аджюден приезжать не спешит. Почему-то я вижу в этом плохой знак.

Занятия с Луизой идут вкривь и вкось: во-первых, мы сидим, как на иголках, и в каждый момент ждём, что нам придётся трубить тревогу, во-вторых, лично мне не даёт покоя то, что произошло ночью между мной и Жанной.

Вот подруга моя уходит и возвращается с двумя короткими карабинами.

— Julie, vous rappelez-vous comment l'utiliser? * Жюли, ты помнишь, как с ним обращаться? — спрашивает она.

— Je... penser... que... ce... n'est... pas difficile * Думаю, это не сложно, — повторяю я фразу, которую тои дело произносит Луиза на наших занятиях.

Карабинчик лёгкий, удобный. Штык игольчатый в трубке под стволом. Магазин на семь патронов. Заряжается пачкой. Ну-ка, попробуем. Дёргаю рукоятку затвора вверх — нифига! Луиза улыбается и показывает, как надо. А! Так ты у нас прямоходный, как манлихер М95. Щёлк затвором, щёлк пачкой, щёлк затвором, щёлк предохранителем. Ну вот, и ничего сложного. Эх, винтовка, бей-ка ловко, без пощады по врагу!

Когда ребята и девчата из 50-го взвода готовятся выдвинуться в город на смену 49-му, приходит приказ вывести туда всю роту.

Я выхожу вместе со всеми, за спиною ранец с притороченным горном, сбоку револьверт, на плече карабай. Мы готовы к бою с армией любою!

— OЫ avez-vous rencontrИ Julie? — кричит мне Жанна. — Parviennent encore Ю la guerre! *Ты куда собралась, Жюли? Ещё успеешь повоевать!

Не хочет меня брать с собой. Снова я стою рядом с механиками, но как только начинают рычать моторы, бросаюсь вперёд и запрыгиваю в командирский броневик. Жанна недовольно качает головой, но потом делает жест "да катись оно всё", и я плюхаюсь рядом с Луизой.

На сей раз мы не спускаемся по серпантину, а направляемся в объезд и въезжаем в город через промышленные окраины. Рабочие кучкуются у проходных и провожают нашу колонну недружелюбными взглядами. Что ж, по крайней мере, никто вроде в нашу сторону не бранится и камнями не швыряется. Такие же шушукающиеся группки попадаются нам навстречу, и когда мы проезжаем через жилые кварталы. И вот, наконец, главная площадь.

Чёрт подери, да её не узнать! Зона вокруг правительственных зданий отгорожена колючей проволокой. По периметру заграждения скопилась толпа народу. Это всё, наверное, сверху выглядит как какой-то слоёный пирог: толстый слой глазури из гражданских, затем тонкая корочка из местных полицейских в синих мундирах, затем мякиш из тёмно-зелёных лоррейнских военных и начинка из оливковых гельвецийцев.

— Merde! Contre nous devons prИparer une sorte de provocation! *Дерьмо! Против нас наверняка готовят какую-то провокацию! — бросает Жанна сквозь зубы.

Наше появление в толпе встречают гулом, свистом и выкриками вроде "Helvetische schweine", "Huren aus dem Berg" и прочими в том же духе. Соединяемся со своими, распахиваем двери и выскакиваем наружу. Оружие все держат наготове. Вернее, почти все, потому что Луиза, например, вцепилась в мой рукав мёртвой хваткой. Водители заглушают моторы, и я слышу, как её зубы выбивают барабанную дробь.

К Жанне подходит небольшая процессия, в составе которой Леон, толстый жандармский офицер, поминутно утирающий пот со лба, и двое представителей местной армии и полиции. Высокие чины смотрят на нас с Луизой с неодобрением.

— Etes-vous sШr que vous pouvez compter sur ces jeunes filles? * Вы уверены, что на этих девчонок можно положиться? — обращается к жандарму лоррейнец с пышными усами и с витыми погонами на синем мундире.

— Vous vous nous ont demandИ d'avoir l'armure! Et Ю notre disposition, ils ont ИtИ seulement! * Вы же сами просили у нас бронетехнику! А в нашем распоряжении были только они! — визгливо отвечает тот.

— Si ils vont Йtre attaquИs, ils seront forcИs de tirer pour tuer * Если на них нападут, им придётся сразу стрелять на поражение — мрачно замечает лоррейнский офицер.

Жандарм прокашливается и выставляет вперёд своё пузо. Судя по всему, он хочет хоть чуть-чуть вытянуться, ибо Жанна выше его более чем на полголовы. Убедившись в бесплодности своих попыток, он объявляет ей боевое задание, то и дело пуская петуха. Видать волнуется, бедненький.

— Le lieutenant! Votre tБche — de livrer les dИtenu terroristes dans le train blindИ se trouvait au numИro 31 de jonction. Vous serez escortИs par des soldats alliИs, sous le commandement du lieutenant Hagen Wolf. * Лейтенант! Ваша задача — доставить арестованных террористов на бронепоезд, стоящий на разъезде N31. В пути вас будут сопровождать солдаты наших союзников под командой лейтенанта Хагена Вольфа, — тыкает он толстым, как сарделька, пальцем в лоррейнца.

Тянутся минуты томительного ожидания. Молодчики за колючкой не устают придумывать нам и нашим местным коллегам новые прозвища, а также по всякому комбинировать старые. Вдруг по толпе словно проходит электрический заряд, я смотрю по сторонам. А, вот оно что. Ворота полицейского управления распахиваются, солдаты одного за другим выводят каких-то людей, бегом волокут их нашим машинам и запихивают внутрь. С арестованными не очень-то церемонятся: руки их закованы в наручники, лица скрыты под тёмными мешками, мне даже немного странно видеть это. В толпе поднимается шум.

— Lasst sie gehen! VerrДter! Verdammt Marionetten! HДnde weg! * Отпустите их! Предатели! Чёртовы марионетки! Руки прочь! — раздаются крики.

Последняя фраза более всех приходится по вкусу собравшимся.

— HДnde weg! HДnde weg! HДnde weg! — скандирует толпа.