Три маски греха

Договорить он не успел.

— Ваше величество, — из рядов стражи вперед выступил безбородый норд с изрытым постыдной болезнью лицом, — осмелюсь заметить, что эта темная эльфийка была взята в плен не Оэрой, а мной. Кроме того, двух легионеров из моей десятки она убила. Поэтому прошу назначить ее под мое командование.

— Новор, ты забываешься! — вскричал Айбар, но Император поднял вверх руку с можжевельником.

— Просьба вполне справедлива, — заметил Пелагий Септим. — Я удовлетворяю ее.

— Спасибо, повелитель, — Новор согнулся в поясном поклоне. — Я прослежу, чтобы она принесла Легиону наибольшую пользу.

Арифель вышла из тронного зала злой и униженной. Она почти не сомневалась в том, что Новор по полной отыграется на ней и за убитых товарищей, и за нанесенное Оэрой оскорбление. Тем не менее, она осталась жива, а задание Тонгвора Серебряной Крови все еще не было выполнено. Где-то в глубинах Рагнвальда находился похищенный жрец Кинарет, и девушке предстояло найти его в одиночку...

Часть 2. Потерянный Легион / Любопытство кошку сгубит

С'Вирад считал себя лучшим следопытом к западу от Вайтрана. Он родился и вырос в Скайриме, поэтому ни холод, ни непроходимые горные кручи, ни дикие звери не вызывали у него страха. Каджит брался за любое дело. Поэтому когда однажды его осведомитель принес от ярла Маркарта запечатанный конверт, С'Вирад ничуть не удивился. Он привык, что даже тот, кто ненавидит его за происхождение, может осознать, что один ловкий и проворный каджит гораздо ценнее нескольких неуклюжих и топорных нордов.

В конверте содержалось письмо с заманчивым предложением. И задаток: рубин размером с глаз. С'Вирад удовлетворенно замурлыкал. Его ждала большая добыча.

Это было два месяца назад. Видимая легкость дела оказалась обманчивой: вот уже третий день каджит блуждал близ Рагнвальда в тщетных попытках приблизиться к руинам. В городе поселились какие-то странные разбойники. Патрулируя окрестности своего пристанища, они демонстрировали удивительную слаженность и выучку. Даже одежду они носили одинаковую. При всем этом незнакомцы держались в тени: они явно старались скрыть свое присутствие, погасив интерес маркартского правителя к Рагнвальду.

С'Вирад сидел у походного костра близ тракта на Хай Рок и придумывал план проникновения в руины, когда к нему подошел, подгоняя посохом двух горных коз, пастух. Редгард, что, отметил каджит, весьма странно для этих мест. В том, что козопас фальшив, С'Вирад не сомневался, но годы наемничества приучили его к осторожности. Гость мог оказаться полезен, и каджит предложил ему присесть к огоньку.

— Что завело сына пустынь на север? — начал разговор редгард.

— Алик'Р тоже не назовешь ледяным снежным краем, — кот ухмыльнулся.

— Твоя правда, — улыбнулся незнакомец. Его длинные усы покрылись льдом, и С'Вирад счел это весьма забавным.

— Друг, — мягко промурлыкал каджит, — мы оба знаем мою цель, равно как и то, что вокруг нас нет ни единой живой души. Ты пришел не просто с визитом вежливости, так говори.

— Ценю твою прямоту. Поэтому требование свое тоже выскажу без утайки: нам все равно, кто послал тебя, но мы не можем позволить тебе донести до наших врагов информацию. Уходи. Ты не проникнешь в Рагнвальд.

— Я ожидал такие слова.

— Не мог не ожидать, — кивнул редгард. — Но каким будет твой ответ?

— Меня знают как очень надежного исполнителя.

— Печально, — незнакомец встал. — В таком случае я могу только дать тебе время на раздумье. И напомнить известную поговорку...

— Любопытство кошку сгубит, — закончил С'Вирад. — Я слышу ее чуть не каждый месяц уже полтора десятка лет. О каком ожидании может идти речь?

Зачерпнув ладонью горсть снега, каджит кинул его в лицо редгарду. Перекатился вбок, уходя от удара посохом, и вскочил на ноги. В бою С'Вирад полагался на два коротких кинжала эльфийской работы. Оружие его врага было значительно длиннее, но коту достаточно было одного верного удара в то время как посох редгарда не мог пробить плотную меховую броню каджита.

Противники затанцевали друг напротив друга. Редгард попытался достать С'Вирада посохом, но кот, ловко уклоняясь от выпадов, держался на почтительном расстоянии. Он перехватил один из кинжалов за лезвие. Если успешно метнуть его — можно за секунду переломить ход поединка в свою пользу. Разгадав намерения каджита, редгард вцепился в древко обоими руками. В том, что он способен отразить бросок, С'Вирад не сомневался. Терять один из кинжалов в такой ситуации было бы просто глупо.

— Мы в ничейной ситуации, — крикнул редгард.

— Отступись, — С'Вирад пожал плечами.

— Я подумаю над твоим предложением, — человек начал медленно подходить к еще не успевшему погаснуть костру. Каджит заскользил вокруг него, сжимая в лапах кинжалы.

— Не подходи!

— Попробуй отгони меня, — засмеялся редгард. — Ты не достанешь меня своими ножичками.

— Равно как и ты меня своим посохом.

— Посох — не главное.

— Да? Возможно, ты удивишь меня чем-то еще? — хмыкнул С'Вирад.

— Именно так. Ты забыл о моих помощниках?

— У тебя их нет. Я знал бы, если бы здесь еще кто-то был.

— Глупец. Ты видел их, — редгард снова рассмеялся.

В спину каджита врезалось что-то тяжелое. Он не удержал равновесие и упал в снег лицом вниз. Острые зубы схватили его за ногу и потащили в сторону. Рванувшись, С'Вирад высвободил ногу, оставив в пасти напавшего чудовища кусок мяса. И только теперь увидел таинственного помощника редгарда. Горная коза медленно жевала его плоть. И смотрела на него. Во взгляде животного не было жизни. Глаза, черные как бездна Обливиона, подернулись сеткой кроваво-красных прожилок. Нежить.

— Поговорки не врут, друг. Сколько раз удивляюсь, что такой простой трюк работает, — редгард с размаху вогнал посох в живот С'Вирада. Древко пробило броню, мягкий кошачий пресс и вошло глубоко в снег. Каджит начал извиваться, визжа от боли и цепляясь когтями за посох. Обе немертвых козы подошли к нему с разных сторон, одна схватила зубами хвост, вторая принялась за морду. К тому времени, когда твари насытились, от С'Вирада почти ничего не осталось. Лишь скелет с обрывками мяса на костях и недоеденные внутренности, разбросанные по алому снегу.

2.1. Кровь и пот

В жизни Арифели наступил один из самых непонятных и тяжелых периодов. Каждый день она вставала с жесткой каменной скамьи по надрывному истеричному сигналу большого колокола. Начиналась подготовка будущих завоевателей Тамриэля. Десятники выстраивали своих солдат в гигантском зале, служившим при Отаре смотровым плацем. Там легионеры до полубеспамятства махали мечами, стреляли из тяжеленных арбалетов и жестких луков, учились принимать удары на щит и сражаться в плотном строю. Каждый седьмой день отводился на построение в боевые порядки по сотням и полутысячам. Для Арифели — наемницы, не привыкшей к порядку в любом его проявлении — постижение боевого искусства Империи оказалось настоящей пыткой. Нечастые караулы близ главных врат и патрулирование тракта вдоль горы казались ей самыми сладостными минутами в ее легионерской жизни. Свежий морозный воздух стал дефицитом, и каждую отлучку из Рагнвальда данмерка воспринимала как благословение.

Еще большим кошмаром оказался Новор. В первый же день пребывания девушки в Легионе он изъял Эпитафию и выдал вместо нее неудобный учебный гладий. Предыдущий владелец оружия был, по всей видимости, исполином, мало уступавшим ростом великану с вайтранских равнин. Широкую рукоять эльфийка могла обхватить только двумя ладонями сразу, а весил меч столько, что мог запросто разорвать прочный кожаный ремень с портупеей. Вдобавок к этому его смещенный к гарде центр тяжести не позволял нанести выверенный удар, и в учебных боях Арифели приходилось скверно.

Арифель оказалась единственной женщиной в десятке, и каждый из новых братьев по оружию норовил познакомиться с ней поближе. Новор не делал никаких попыток прекратить постоянные домогательства. Данмерка же поклялась, что скорее умрет, чем позволит кому-нибудь из десятки прикоснуться к себе.

Солнечный свет не проникал в подземные казармы рагнвальдского Легиона, и понятия дня и ночи прекратили иметь для девушки значение. Остались лишь утомительные часы тренировок и муштры и относительно спокойное вольное время. Почти все свободные минуты Арифель проводила в обществе Оэры. Светловолосая северянка с пронзительными серыми глазами и вечной издевательской усмешкой, застывшей на лице, стала для эльфийки настоящим другом и спасителем. Оэра не делала секрета из того, что спит только с женщинами, да и Арифель не могла не понять, что воительницу привлекает не только ее рассказы о наемничьей жизни и похождениях по Тамриэлю. Оэра хотела ее, но до поры не позволяла себе открыто заявить о своем интересе.

Почти на восемь недель Арифель превратилась в подобие зомби: как заведенная она изо дня в день повторяла свой цикл 'койка — тренировка — посиделки с Оэрой'. На расследование дела о жреце Кинарет у нее просто не оставалось сил. Пять часов махания неухватистым мечом отбивали всякое желание совать нос в тайны Рагнвальда. И все же девушка не забывала, зачем она здесь. Награда была велика, да и проигрывать Арифель не любила.

Все изменилось в единый миг. В тот день после упражнений с щитом и мечом эльфийка доковыляла до одного из немногочисленных трактиров Рагнвальда. Содержал его угрюмый имперец с изрубленным в бесконечных военных кампаниях Титуса Мида лицом. Ветеран ушел в Легион Пелагия Септима, когда его старое боевое братство перестало в нем нуждаться. Старого солдата оставили на произвол судьбы в одном из заштатных скайримских фортов, где он провел в скудости и постоянных издевательствах молодых легионеров долгих пять месяцев, после чего бежал. Айбар нашел старика замерзающим близ Красного Перевала, принял его в Легион и поставил заведовать складами. Попутно имперец наладил и питейное дело, резонно рассудив, что каждому, даже самому дисциплинированному, бойцу требуется время от времени расслабиться с бутылкой в руке в объятиях шлюхи. От прошлого старик отрекся, проклял свое настоящее имя и нарекся просто До. По его уверениям с каджитского это имя переводилось как 'воин'.

Забегаловка До располагалась в одной из бывших погребальных камер Рагнвальда. Все мертвые тела, аккуратно лежавшие в традиционных нордских каменных нишах, остались на своих местах, так что посетителям трактира приходилось пить в обществе трупов. Дальнюю часть камеры занимали саркофаги, меж которых громоздились бочки, свисали с потолка ободранные кролики и лисы. Вдоль стен стояли столики, и возле каждого из них возлежал свой покойник. Арифель и Оэра любили присесть возле замотанной посеревшими от времени бинтами мумии с насмешливым оскалом полусгнивших губ. Мертвец сжимал в костлявых ручищах здоровенную секиру, за что и был прозван Палачом.

Когда Арифель вошла в трактир, Оэра уже сидела у Палача, потягивая из кружки эль. Эльфийка пожала руку До и устроилась напротив северянки, стащив обитые железом сапоги и подобрав под себя ноги.

— Выглядишь паскудно, — заметила северянка.

— День ото дня не лучше, — Арифель фыркнула, демонстрируя свежий порез на плече. — Новор лютует с удвоенной силой.

— Вот о нем-то мы с тобой и поговорим, киска, — Оэра отставила в сторону опустевшую кружку и жестом попросила у До добавки. — Рагнвальд полнится слухами о том, что у Новора остались делишки в Маркарте.

— И что?

— А то, что доверия к нему больше нет. Я перетерла вопрос с Айбаром, и он сообщил мне вот что: вчера близ наших главных врат выследили каджита. По виду и повадкам наемный следопыт. Ловко уходил от наших патрулей и скрывался, если чуял опасность. Айбар пошел к нему в одиночку. Каджит не углядел в нем угрозы и поплатился за такое пренебрежение, если ты меня понимаешь.

— Куда уж понятнее, — кивнула Арифель.

— Чудесно, сладкая моя, — Оэра облизнула пересохшие губы. — Тогда я скажу тебе вот еще что: в бумагах каджита Айбар нашел письма от Тонгвора Серебряной Крови. В них напрямую говорилось о Рагнвальде как о цели разведки. В Маркарте пронюхали о нас, улавливаешь?

— Ограбление серебряного каравана не могло не сказаться, — пожала плечами данмерка.

— Чушь! Никаких следов мы не оставили. Обоз мог пропасть где угодно, и будь я Тонгвором, я бы в первую очередь обвиняла Изгоев. Но ярл почему-то обращает внимание на древние руины, затерянные даэдра знают в какой глуши, и посылает туда умелого следопыта. В наших рядах крыса.

— Ты уверена?

— И Айбар уверен. И главный подозреваемый — Новор. Оказывается, этот пройдоха служил главным по смене в шахте Сидна. А кому она принадлежит?

— Тонгвору, — машинально ответила Арифель.

— Именно. В каджитских записях содержатся заметки о некоем 'осведомителе', который снабжает Тонгвора информацией. Ярл пишет, что каджит мог бы тайно проникнуть в Рагнвальд в смену этого самого 'осведомителя', и называет дату, точнехонько приходящуюся на смену вашей десятки.

— И Новор все еще жив? — эльфийка приняла из рук До кружку с кислым яблочным сидром и сделала глоток.

— У нас нет прямых доказательств, а Айбар никогда не совершает необдуманных поступков, — ответила Оэра. — Новор будет жить, пока ты не найдешь улики, которые Айбар и Пелагий сочтут весомыми.

— Я?

— Именно. Завтра ты сделаешь это. Проникнешь в комнату Новора и попытаешься раскопать его делишки. Капитан велел это сделать именно тебе.

— Но почему? — Арифель посмотрела северянке прямо в глаза.

— Потому, — медленно ответила Оэра, — что ты являешься второй подозреваемой. Если доказательства не будут найдены, Айбар обвинит тебя.

— Это глупость! Как я могла бы передать Тонгвору сведения о Рагнвальде?

— Я сказала капитану примерно те же слова, но не убедила его. И он прав: существуют разные способы отправить весточку в Маркарт. Почтовые птицы, тайные знаки, которые можно подавать в ходе патрулирования, магия, в конце концов.

— Ничего подобного я не делала! — воскликнула данмерка.

— Да я верю тебе, солнце, — усмехнулась северянка. — И желаю удачи. Цепляйся за любую мелочь, которая может попасться в каморке Новора.

— А если там ничего нет? Он не выглядит глупцом, прячущим улики прямо под носом у Айбара.

— Я не знаю, киска. Помочь тебе там я не смогу. Все, что мне дозволил сделать капитан — это приказать Новору не брать тебя на утреннюю тренировку. Дальше ты сама по себе.

— Спасибо уж, — Арифель снова приложилась к сидру. — Выглядит все так, как будто ты посылаешь меня на битву с драконом. Без шансов и поддержки.

— Не говори так, — Оэра резко посерьезнела. — Для Айбара мы все мусор — и ты, и Новор, и я. Но для меня ты кое-что да значишь, сладкая.

— Так докажи это, Оэра, — сказала эльфийка. — Помоги мне.

— Я постараюсь, — северянка опустила голову. — Я сделаю все, что в моих силах.

2.2. Слова VI

Они пытают его. Догадаться несложно. Каждый новый день в мою клеть словно заходит новый человек. Я не представляю, какими способами ломают мудреца, но они определенно действенны. Наши беседы больше не занимают меня, ибо увеча тело старика, палачи калечат и его душу. И мы меняемся ролями. Теперь я старше, взрослее, собраннее. В наших редких спорах мои железные, выверенные аргументы легко перевешивают его доводы. Это раздражает. Ненавижу, когда у меня что-либо отбирают. Особенно если это что-то — чужие разумные слова.