Большая вода

Через полтора года я защитил последнюю, третью кандидатскую диссертацию и чуть было не женился, но вовремя выяснил, что мою девушку куда больше интересует то, что мой отец генерал-майор авиации, служащий в штабе, а не то, что я мечтаю создать на Байкале научную лабораторию, чтобы начать разгадывать тайны этого озера. Такую лабораторию, правда, совершенно секретную, я создал гораздо позднее, а вот жениться я смог только почти двести лет спустя.

Буквально через две недели после защиты меня пригласили для беседы в военкомат и майор Круглов, служивший в КГБ, сделал мне весьма интересное и интригующее предложение. Суть его сводилась к тому, что я должен был одновременно возглавить секретную биологическую лабораторию КГБ и стать начальником отдела развития молекулярной биологии в Государственном комитете по науке и технике. Это была, по сути, тема моей кандидатской диссертации. Однако, помимо всего этого я должен был стать ещё и кадровым разведчиком-учёным. К тому времени мне уже довелось прочитать все романы Яна Флеминга о Джеймсе Бонде и перспектива стать рыцарем плаща и кинжала от науки, меня очень увлекла. Надо сказать, что учёба давалась мне очень легко, и потому у меня оставалось сначала на занятия спортом, в котором я выбрал для себя самбо, а затем и девушками. Немалый рост, довольно смазливая физиономия и высокий социальный статус весьма этому содействовали. Попросив у майора Круглова дать мне три дня на размышление и его служебный телефон, я отправился домой.

Когда я завёл разговор с отцом, то выяснилось, что он уже обо всём знал. На мой вопрос, как поступить, отец ответил прямо:

— Боря, хотя решать тебе, я так скажу, КГБ это очень серьёзная организация. Дураков туда не берут, а если и берут, то по большому блату. Думаю, что твои байкальские исследования не так важны, как та служба, на которую тебя приглашают. В общем, решай сам, сын.

И это мне сказал отец, человек, родившийся в Иркутске, то есть почти на берегу Байкала, который привил мне любовь к этому древнейшему на планете озеру с детства. Немного подумав, я наутро первым делом позвонил майору Круглову и спросил, куда мне надо явиться. Тот ответил:

— Вот и замечательно, Борис. Попрощайся с родителями, собери вещи и жди меня дома. Я сам отвезу тебя в разведшколу. Пусть тебя не смущает название, это высшая разведшкола, которая приравнивается к институту.

Отец только из-за моего утреннего звонка не спешил на службу, а у мамы ещё не начался новый учебный год. Через несколько часов я выходил из чёрной служебной "Волги", была когда-то такая машина, на двадцать пятом километре Горьковского шоссе. Так я снова стал студентом, точнее курсантом, но временами подменял преподавателей немецкого и английского языка, которые к тому времени знал в совершенстве. О физике и биологии я только рассказывал своим однокурсникам и убивал некоторых преподавателей тем, что умудрялся читать во время их лекций иностранные журналы по физике и биологии. Оживали же они только тогда, когда я слово в слово повторял всё то, что они говорили. Меня за это даже прозвали Гаем Юлием Цезарем, но потом сократили до Цезаря, это мой оперативный позывной.

Кроме меня в сто первой разведшколе в первый год не было ни одного такого же курсанта, как я, но на второй год их было уже семеро и некоторым было под тридцать лет. Нас так и прозвали — Джеймсы Бонды от науки. Не знаю, чья это была идея, обучить учёных всем премудростям, положенным всякому уважающему себя шпиону, но впоследствии мне пригодились все те знания и навыки, которые я получил в сто первой разведшколе.

В госкомитете же по науке и технике я всё это время числился номинально, но всё же появлялся в его стенах два-три раза в месяц, и хотя времени у меня всегда было в обрез, написал за время учёбы полтора десятка научных статей, которые были немедленно опубликованы. Правда, когда я вернулся в комитет, то стал не начальником, а заместителем начальника отдела. Так я впервые на деле столкнулся с таким явлением советского времени, как блат. Начальник моего отдела был на пятнадцать лет старше меня и, как учёный, был просто безобразно туп в биологии, хотя и закончил биологический факультет МГУ.

Поначалу он пытался меня шантажировать. Ему очень хотелось видеть свою фамилию на моих научных трудах, но я лишь молча покрутил пальцем у виска, и немедленно принялся разрабатывать свою первую операцию противодействия врагу под кодовым названием "Яйцо кукушки". Мой начальник был сыном высокопоставленного партийного чиновника, члена политбюро, но для меня он был просто тупым идиотом с дипломом в кармане, которому не место не то что в науке, но и рядом с ней. Используя полученные в разведшколе знания и фотоаппарат с длиннофокусным объективом, я уже через полтора месяца имел на руках компромат на него, причём весьма пикантного свойства. Как раз шла подготовка к поездке на один научный симпозиум в Цюрихе, когда я, воспользовавшись связями отца, передал руководителю КГБ три десятка снимков, сопровождаемых обширной пояснительной запиской и двумя бобинами магнитофонной записи.

Под суд мой начальник не попал только потому, что его вербовка агентом английской разведки не завершилась. Можно сказать, я спас этого тщеславного типа от тюрьмы и хотя меня это не красило, снова стал начальником отдела и представлял нашу страну ещё вместе с несколькими учёными-биологами на симпозиуме, где мы блестяще выступили. Впоследствии таких командировок было множество, но вместе с тем мне пришлось побывать и в Афганистане, в зоне боевых действий, чтобы на месте проверить слухи о применении биологического оружия. Моё руководство по линии КГБ решило, что направлять в Афганистан, а потом ещё и в Пакистан учёного, не имеющего ничего общего с разведкой, будет глупо.

Для меня же это были очень полезные полгода, в течение которых я, якобы, занимался сугубо научной деятельностью в одной из научных лабораторий в Новосибирске. Моя командировка закончилась успешно в том смысле, что никто из нашей разведгруппы не погиб и не был захвачен в плен, хотя мы не раз находились на волосок от гибели. Сплетни оказались всего лишь сплетнями, но зато я получил настоящий боевой опыт, который пригодился мне в дальнейшем. Моя работа в госкомитете по науке и технике закончилась в одна тысяча девятьсот девяносто первом году вместе с развалом СССР, но не моя служба в разведке. К тому времени ПГУ КГБ, в котором я нёс службу Родине, было преобразовано в Службу внешней разведки.

Так я стал разведчиком "без крыши", а фактически бюрократом от разведки, но зато получил звание генерал-майора, и, вскоре, в интересах СВР, был торжественно уволен в запас с правом выезда за границу. Вот тогда-то в моей жизни и наступил этап жестокого разочарования во властях предержащих, которые сначала развалили СССР, а затем стали внедрять в России капитализм наихудшего пошиба. Однако, понимая, что шилом моря не нагреешь и плетью обуха не перешибешь, я стал задумываться о своём личном будущем и возвращении если не в большую науку, так как настоящим учёным мне так и не удалось стать, то хотя бы в науку прикладную, а для этого мне требовались деньги и немалые. В начале девяностых годов все русские люди, словно бы помешались на деньгах, и это стал для очень многих единственный свет в окошечке.

После распада СССР вся загрансобственность союза досталась России, и её решили продать. Я был одним из тех, кто должен был это сделать, и мне подумалось, что на этом можно поживиться. В то время я был ещё совсем молодым генерал-майором и, одновременно, бывшим партийным функционером, надзиравшим за развитием науки в Советском Союзе. Именно таковым я был в глазах многих западных учёных, которые весьма искренне сожалели, что я не занимаюсь биофизикой и не только ей одной всерьёз. Зато когда я получил в своё управление целых семнадцать весьма дорогостоящих объектов недвижимости в разных странах, которые мне было поручено продать за любые деньги, именно эти люди пришли мне на помощь.

Не знаю уж как, но один мой хороший приятель, учёный-биофизик из Массачусетского технологического института, помог мне и познакомил с прожженным финансовым аферистом, с которым я сумел найти общий язык и тот меня не подвёл. Для начала он нашел таких покупателей, которые согласились купить всю мою недвижимость за очень большие деньги, свыше трёхсот миллионов долларов. Прекрасно отдавая себе отчёт в том, что эти деньги скорее всего разворуют, я перечислил в бюджет только шестьдесят миллионов, сорок оставил себе, а остальные двести передал в управление своему новому знакомому из Майями. Правда, для начала я сначала предложил Мэтью Грину прогуляться по городу, в котором бывал несколько раз раньше, и показал ему, что русский учёный способен поколотить пятерых кубинских бандитов, причём очень быстро и крайне жестоко.

Кубинских гуанос мне не было жалко, зато я моментально вырос в глазах Мэтта, но и он пришел в ужас, когда я вместе с ним отправился на стрельбище и доказал на деле, что мне ничего не стоит попасть из снайперской винтовки в голову человека с расстояния в восемьсот метров. Перед тем, как перевести деньги на указанный счёт, я сказал:

— Мэтт, ты отличный парень, хотя, конечно, и финансовый аферист, но мне именно такой помощник в делах и нужен. Ты получишь от меня двести миллионов, но запомни, если я лишусь денег и той прибыли, что ты обещаешь, то не стану обращаться в полицию, а просто прострелю тебе голову.

Мой новый приятель боязливо поёжился и тихо ответил:

— Боб, но ведь я и сам могу прогореть, хотя то дельце, которое я собираюсь провернуть, сулит огромную прибыль.

Похлопав парня по плечу, я успокоил его:

— Мэтт, если ты прогоришь, значит, прогорю и я, не в этом дело. Поверь, старина, кто не рискует, тот не пьёт шампанское и не спит с королевами. Совсем другое дело, если ты сорвёшь куш и кинешь меня. Вот в этом случае ты точно труп и что самое главное, тебе от меня не скрыться. Ты ведь догадываешься, что за мной стоит русская внешняя разведка.

Американец энергично закивал:

— Догадываюсь, Боб. Профессор Роллинг, у которого моя младшая сестра работает ассистентом, так мне и сказал, что скорее всего ты тесно связан с разведкой советов, раз тебе дозволялись такие вольности. Извини старину Олли, Боб, но он рассказал мне о том, как вы веселились на озере Онтарио, куда ты его затащил после конгресса в Торонто. По-моему, он до сих пор в шоке и никак не придет в себя, но именно поэтому этот очкарик буквально влюблён в тебя. Похоже, что ты открыл для него новую сторону жизни и это благодаря тебе Оливер сумел охмурить мою сестрёнку. Джейн без ума от науки и своего научного руководителя, а он без ума от неё.

Видя, что Мэтью из шкуры вон лезет, пытаясь как можно сильнее расположить меня к себе, я добродушно сказал:

— Вот и не будем их расстраивать, Мэтт. Давай лучше сделаем им шикарный свадебный подарок. У Олли в голове столько отличных идей, что ему только не хватает финансирования для их реализации. Поверь мне, как старому бюрократу от науки, в него можно вкладывать деньги.

Мой американский теперь уже точно партнёр ухмыльнулся:

— Боб, но ведь именно это ты собираешься сделать в России? Зачем тебе конкурент в Америке?

Я развёл руками и благодушно ответил:

— Мэтт, дружище, Оливер мне не конкурент. Я так понимаю, что этот очкарик не спешит вести твою сестру под венец, вот пусть она и выставит ему жесткое условие, а мы с тобой подкрепим его финансово. Обо мне не беспокойся, я собираюсь заняться скупкой научных открытий и русских гениев, причём в самых разных областях науки, но только в тех, от которых можно ожидать прибыли. Может быть, даже поделюсь чем-нибудь с Олли и твоей сестрой Амалией, если они, конечно, поженятся.

Мэтью Грин пристально посмотрел на меня через бокал с отличным коньяком, наш разговор проходил на веранде ресторана, и вздохнул:

— Даже не знаю, что тебе ответить, Боб, ведь ты для меня был всего лишь кошельком с деньгами, или парнем при деньгах, которые я могу заполучить для своего бизнеса. Теперь же выходит так, что ты станешь для меня, чуть ли не родным братом. Амалия это всё, что у меня есть на этом свете и ты, парень, задел меня за живое. Что же, если так, то я буду вести себя втрое осторожнее, но и ты будь готов к тому, чтобы в нужный момент сделать дополнительные инвестиции в наш с тобой бизнес.

Сурово нахмурившись, я ответил:

— Мэтт, я ничего не буду тебе обещать, но постараюсь сделать всё возможное. Когда тебе могут понадобиться деньги?

Финансовый аферист, а на деле просто удачливый биржевой игрок, пожал плечами и задумчиво сказал:

— Точно сказать не могу, но полагаю, что не ранее, чем через год. Если это снова будет недвижимость, меня это вполне устроит.

Проведя в Майями ещё два месяца, но теперь постигая науку финансовых спекуляций на бирже, а также технологию инвестирования, я вернулся в Россию. Начался тысяча девятьсот девяносто шестой год и, похоже, мои деньги пришлись очень кстати. Во всяком случае, мне даже не задали вопрос, за сколько реально была продана госсобственность. Впрочем, с этой стороны мне было невозможно предъявить какие-либо претензии. Мой американский партнёр обставил всё должным образом. Правда, я всё же поделился частью своей прибыли и, улучив удобный момент, поинтересовался у того человека, который поручал мне продать госсобственность, куда могу перевести четыре миллиона двести тысяч долларов.

Как я и предполагал, мой куратор от денег не отказался и даже более того, через три с половиной месяца меня снова попросили продать несколько десятков объектов недвижимости, но на этот раз не в странах третьего мира, а в Западной Европе, отчего я в притворной панике схватился за голову. В итоге куратор чуть ли не умолял меня пристроить эти объекты за любую цену. К тому времени, когда я снова улетел в США, мною была зарегистрирована в Москве инвестиционная компания "Рассвет", за которой, якобы, стояли зарубежные инвестиционные фонды. В штате компании было всего семь человек при одном директоре. Главный бухгалтер и шестеро научных сотрудников, которые должны были ещё на входе отфильтровывать откровенных аферистов, но всё же не отвергать с порога никого, кто пришел с сумасшедшими идеями. Именно на них я и делал ставку.

Когда я снова встретился с Мэтью, тот был, чуть ли не на седьмом небе от счастья. Деньги ему понадобились даже раньше, чем через год, а вся та недвижимость, которую мне предложили срочно сбагрить, могла принести денег вдвое больше, чем в первый раз, но её и было намного больше. Мы провели сделку по её продаже буквально чрез полтора месяца, а ещё через полгода Мэтт вывел прибыль, и выяснилось, что с учётом уплаты всех налогов мы оба стали миллиардерами. Правда, при этом мы разорили несколько банков в Японии и Южной Корее, о чём я не сожалел. Ещё через два месяца Амалия и Оливер поженились и одновременно с этим стали владельцами нового научно-исследовательского центра с весьма солидным бюджетом.

Так я заработал свой первый миллиард с четвертью и даже стал подумывать о том, чтобы завести эти деньги в Россию, вот только Мэтт рассказал мне о том, сколько денег новые капиталисты вывозят из неё, что я моментально насторожился. Делами своей инвестиционной компании интересовался мало, но заработную плату её сотрудникам перечислял исправно. Мой американский партнёр проводил эти деньги, как гранты на поддержку науки в России. Часть этих грантов шла на подкуп чиновников и мой бухгалтер, Дарья Дмитриевна, весьма поднаторела в этом. Однако, узнав о том, что вскоре на наш валютный расчёт поступит пятьдесят миллионов долларов, схватилась за голову и нервно воскликнула: