Бронебойщик

— Старшина,— обратился, я к маме и папе всех солдат, — в результате личной разведки, обнаружил на чердаке склад имущества. Топоры, лопаты, палатки. Интересует?

— От знал я Кожемяка, шо ты справный солдат! Выражаю тебе благодарность. Пойду, гляну, если шо-то стоящее, то благодарность будет повышено питательной.

Вечером батальон построили на плацу, командир зачитал 'Боевой приказ', и мы поротно с полной выкладкой, проследовали на погрузку в вагоны. Грузились в теплушки, эшелон как удав кроликов глотал взводы и роты, наконец, погрузились, паровоз коротко свистнул, дёрнул состав раз, другой, третий и наконец, покатил эшелон застучав колёсами на стыках рельс та-дам та-дам. Во взводе бронебойщиков нас было нас было тридцать два человека, вместе со вторыми номерами то есть четыре ПТР на роту, или один бронебойщик на взвод пехоты. Не густо. Ещё на сборном пункте, когда меня попросили выступить перед бронебойщиками и поделиться боевым опытом я сказал коллегам,

— Забудьте про пятьсот и триста метров, броня у немцев крепкая, выстрелишь на пятьсот, тебя засекут и закидают снарядами танки или расстреляет пулемётами пехота. Я стреляю с трёхсот метров по слабо бронированным целям и с двухсот метров, по пушечным танкам. Самый важный, первый выстрел по ходовой части, если попал и разбил гусянку, танк твой. Его развернуло к тебе боком и ты его как в тире, спокойно добиваешь, второй номер не спит в оглоблях, а наблюдает за полем боя и отстреливает опасных пехотинцев врага ну и само собой немецких танкистов с подбитых танков. Ибо танкист это специалист. Вот кто из вас умеет водить танк? Никто! А стрелять из пушки? То-то. Танк можно сделать за день, а научиться им пользоваться надо минимум полгода. Почаще меняйте позиции, заранее приготовьте их две три, за камнем, за кустом. Со временем придёт опыт, вам надо выжить в первых боях. Да вот ещё что, мертвый и недалеко лежащий немец это не просто труп врага, но и источник хабара. Часы, оружие, бритвы, еда, курево, да мало ли чего. Приучите пехоту, что с танка, хабар ваш! Кончились танки, если пехота успешно отражает атаку, упал в окоп и не высовывайся. Если вас ранят или убьют, то в следующую атаку, танки некому будет остановить, и пехоту выбьют с занимаемой позиции. Ваш враг номер один, танк! Номер два — бронетранспортёр с пулемётом, номер три — пулемёт в пехоте, номер четыре — самолёт врага. Почувствуйте себя охотником, а врага дичью, появится азарт, сами будете искать цель. Пока я рассказывал про стрельбу по танкам, меня слушали так себе, невнимательно, но после слов о хабаре глаза у многих заблестели. После лекции ко мне подошёл политрук с обвинением, что я учу бойцов мародёрству.

— Я учил их, как выжить и уничтожить врага, вы сами товарищ политрук на фронте были, вас танками давили?

— Нет. Но есть законы...

— На фронте, товарищ лейтенант, есть один закон, убей врага и сам выживи. Давайте поговорим на эту тему спустя пару месяцев на фронте.

В это время немцы прорвались к Киеву и эшелон развернули на запад. Мне было по-хрену где воевать, в голове звучал приказ генерала, — 'Выбивать у них танки!'

Уже под самым Киевом эшелон попал под бомбёжку, опытный машинист пытался увести эшелон, но немецкие лётчики были ещё опытней, и первые бомбы упали не на состав, а на дорогу, рельсы от взрыва вывернуло заковыристой фигой, эшелон встал, и вот тогда-то немцы оторвались по-полной. Прежде чем их отогнали наши истребители, батальон потерял половину состава. Я же, после первых взрывов скомандовал, ' из вагона!' и мы с Пашей и нашим имуществом совершили марш бросок метров на двести в сторону от горящего состава, и упали под дерево загнанными зайцами. Пока пришли в себя, кино кончилось, немцев отогнали, эшелон догорал, а командиры пересчитывали уцелевших. Уцелел штаб, старшина, и триста — четыреста бойцов, в строю я разглядел четыре ПТР. Могло быть и хуже. Оставив взвод похоронить убитых и обиходить раненых, батальон пешим маршем двинулся к Киеву. Ночью на привале уже была слышна канонада, костров не жгли, ужинали всухомятку. Народ еще находился под впечатлением бомбёжки, для большинства это первые увиденные убитые и раненые товарищи. К вечеру второго дня подошли к Днепру. Мосты немцы не бомбили, им они нужны целые и мы без задержки перешли на правый берег. А вот городу досталось, немцы бомбили ранее разведанные штабы округов ,армий, склады. Пострадали и жилые кварталы, то тут то там по пути следования батальона нам мы видели разрушенные многоэтажные дома, сгоревшие и полностью выгоревший частный сектор, настроения это конечно не добавляло. Вышли за город нас отвели, в какой-то лесок на привал, пора уже было, по моим прикидкам мы отмахали за пару суток километров восемьдесят. Перекусив чем бог послал, мы заснули там кто где сидел. Утром, быстрый завтрак и колонна пошагала вперёд. Время от времени нас бомбили, пару раз прилетало от штурмовиков Хеншелей. Ох и злющая тварь! Вот от них мы понесли такие же потери, как и от первой бомбёжки. Короче говоря к фронту пришёл батальон в составе роты, при одном бронебойном ружье и с двумя пулемётами. Без командира, без штаба, нас возглавил старший лейтенант командир второй роты. В строю остался один командир, шесть сержантов, старшина и сто шестьдесят три солдата. Наконец под вечер нас привели принимать участок обороны. Бойцы, которых мы меняли жиденькой колонной человек тридцать молча прошли мимо нас, последний остановился и сказал,

— Маловато вас славяне, нас неделю назад полк здесь стоял, не полный конечно, но всё-же больше чем вас сейчас. Что скажу? Жмёт сука! Танками давит, потом бомберы, потом пехота, блядь не успеваешь передохнуть их трое, ты один. Задрали. Закапывайтесь в землю, она родимая спасает. Оставляем вам свои окопы, блиндажи и кладбище павших однополчан. Не поминайте лихом. Поклонился и ушёл. Утро застало нас уже в окопах. Как оказалось, они были выкопаны вдоль какой-то речки, местами пересохшей, местами ставшей мелким болотцем. Мост через речушку был взорван, но помехой для немецких танков это не стало пара выгоревших танков стояло на этой стороне реки. Мне надо было определяться с позицией. Самым танкоопасным направлением я посчитал обмелевшую речушку справа и слева от ею же сотворённого болотца. В других местах берег был неприступен для танков из-за обрыва, а луг был явно болотистый. Это я и доложил старшему лейтенанту, обходящему позиции.

— Разрешите занять позицию на берегу болотца товарищ командир, вон там, метрах в ста впереди позиций, мимо меня танки не пройдут, что справа, что слева. Это я вам обещаю. Предупредите сержантов, что танки я не пропущу, пусть не боятся, а вот пехоту ко мне не пускайте, по ходу пьесы я как снайпер, офицеров и унтеров отстреляю.

— Добро сержант, иди устраивайся.

— Так православные, обратился я к бойцам, кто донёс сюда боеприпасы для ПТР, прошу сдать мне. Это я ещё при первой бомбёжке озаботился и предложил командирам такую форму транспортировки боеприпасов для своего слонобоя. Каждый солдат взял по два три патрона, в вещмешок, в итоге у меня собралось полторы сотни патронов. Штук тридцать я взял с собой, остальные сдал старшине. Затем мы с Павлом поползли к месту предполагаемой позиции, сделали две ходки, за своим имуществом и затем в две лопаты начали копать окоп полного профиля. Благо берег у болота был метра два высотой, рядом рос куст лещины, если наклонить его над окопом, то они хорошо его замаскируют. Была ещё одна причина моего решения уйти так далеко от основной позиции батальона. Линия обороны немцами выявлена и мне не хотелось попасть под снаряд немецкого артналёта или бомбу немецкого авианалёта. Перед глазами стояли те тридцать человек оставшиеся от полка ранее занимавшего здесь оборону.

Земля была мягкая смесь песка и глины, копали споро, и через пару тройку часов, три метра окопа было готово. Приказал Паше вырубить два куста мешавшие стрельбе, ветки он приволок в окоп, ими и замаскировали позицию. Из окопа покопали ход к берегу и там уже в метре от уреза воды выкопали копанку для воды. Ибо не жрать можно три недели, а пить надо каждый день. Вот тут нам пригодился кусок палатки, накрыли им окоп, набросали сверху травы и веток, получилась идеальная маскировка. Замызганые простыни мы нарезали на полосы, измазали травяной зеленью и обмотали им оружие. Во первых маскировка, во вторых намочив тряпки быстрее охлаждаешь ствол.

Эх бинокль бы, мечтательно сказал я,— разглядывал в снайперский прицел левый пологий берег речки. Справа от нас, шоссе Житомир-Киев и взорванный мост, вдали виднелся лес, слева дамба, колхозные поля и вдали опять лес. Приполз солдатик приволок буханку хлеба, четыре банки тушёнки и кисет махорки на двоих .

— Вольцов, ты куришь,— спросил я своего второго номера.— Нет, тогда я меняю махру на тушёнку, — и предложил солдатику,

— Три банки.

— Две, — ответил он.

— Три, и не меньше, голосом кролика из мультфильма ответил я. Солдатик побурчал, но обменял банки на махорку. Живём! Доедали тушёнку уже под артобстрелом. Как я и предполагал, по позициям батальона отработала батарея 105 мм гаубиц , затем полезло штук десять танков. За ней густо поднялись цепи пехоты. Десять танков, и все мои. Радость-то какая! Я жевал веточку ивняка, говорят, из него какое-то лекарство делают, очень полезное между прочим, и прикидывал как я их буду убивать. Танки ползут медленно, пехота держится за ними метрах в тридцати, пора начать естественный отбор. Умных и храбрых в могилу, тупых и трусливых в госпиталь. Ловлю в прицел офицера, блядь он улыбается! Что-то весело обсуждает с коллегой. Выстрел! Офицер взмахнул рукой, как будто хотел поймать улетевшую фуражку и грянулся об землю. Второй собеседник не понял, что его коллега уже на пути в Вальхаллу, решил ему помочь встать. И прилёг тут же с пулей в ухе,

— Пиши, два офицера,— сказал я Паше, дальше пошли унтера четыре штуки, пулемётчик и его второй номер. Ага вот мне принесли бинокль, ещё один офицер разглядывал нашу оборону, которая огрызалась редкими выстрелами. Боясь за бинокль я уложил его носителя выстрелом в грудь, рядом легли связисты. Пехота, потеряв командиров отстала, и танки вылезли ко мне под выстрелы птр в гордом одиночестве. Двадцать точных выстрелов, в дёргавшиеся со стороны в сторону танки, не оставили им шансов, два последних танка, не разворачиваясь и паля в белый свет как в копейку, успели удрать за косогор прихватив за собой отступившую пехоту. Едва танки скрылись я перемахнул через бруствер и крикнув Пашке,— Жди,— пополз за биноклем. Четверо связистов и офицер лежали кучкой. Снял с унтер-офицера связиста ранец, обыскал солдат, с офицера, снял планшетку, часы, бинокль, пистолет, вывернул карманы, достал документы, забил хабаром ранец, накинул его на плечи и уполз к себе в окоп. Пашка смотрел на меня как Ленин на буржуазию. Но когда я, пошарив в ранце, достал часы и отдал их ему, взгляд его заметно потеплел, а когда ещё повесил ему на грудь бинокль, он готов был стать моим Санчо Пансой на веки вечные. Перебрав ранец, я отложил нужные в хозяйстве вещи. Остальное, кроме планшетки и документов немцев выбросил в болото. Ну кому скажите на милость нужны были здесь презервативы? Ранец был удобнее сидора и без раздумий переложил своё добро в него.

— Так, Павел хватай документы планшетку и снайперскую книжку, сдай командиру, у него же подпиши книжку и узнай новости. В это время сзади кто-то засопел и в окоп едва ли нам не на голову свалился лейтенант.

— Твою маман Кожемяка, блядь, ты почему не показал где твой окоп, я полчаса тут лазаю, хорошо голоса услышал. Что ты творишь Кожемяка? Восемь немецких танков стоят перед позицией роты! Одним ПТР! Никто ж не поверит! Восемь танков!

— Ну, кроме танков товарищ командир я тута маленько офицеров пострелял, вот документы их старшего и подал планшетку и документы немцев. Вот снайперская книжка, там всех записал ,подпишите, а. Старлей взял книжку и подслеповато стал читать написанное. Я подобострастно подсветил странички трофейным фонариком. Вот, три офицера, пять унтеров, пулемётчики, связисты, да и Павел пару экипажей упокоил. Короче на банку тушёнки и кусок хлеба мы заработали.

— Эх Кожемяка, хули мне ихние офицеры, мне эти танки дороже всего на свете. Веришь ли, у нас ни одной противотанковой гранаты. Нечем их остановить! Только ты. И ты их урыл! Восемь штук! Сегодня же подам представление на тебя к ордену, а второго номера к медали. Фонарик я забираю, ты себе ещё добудешь, подписал страницу и уполз. Пока немцы нас не трогали, и мы с Павлом вышли на тропу Мародёра. Фонарь, у меня конечно был, еще лучше чем тот, что я отдал командиру и мы подсвечивая синим узким лучом ползали от танка к танку собирая дань с мёртвых захватчиков. К двенадцати ночи мы собрали бутылок двадцать вина, ящика два консерв, галет и растворимого эрзац кофе, четыре печки спиртовки и четыре банки спиртовых таблеток штук шесть пистолетов и автоматов, десятка три гранат. Вино прикопали в болоте, около нашей копанки. Себе оставили пару складных ножей бритвенный набор с зеркалом, пару хороших зажигалок, два пистолета, два автомата и боеприпасы к ним и гранаты, остальное опять в болото, консервы и галеты сложили в специально выкопанную нишу. Хороший всё-таки строительный материал земля, час работы лопатой, спальня, полчаса работы, кухня. Перекусили тушёнкой с галетами, запили кисленьким вином и начали устраиваться спать.

— Павел сейчас полпервого ночи, я сплю до трёх часов, потом ты меня будишь, я постою на часах до утра. Будь очень внимателен, слушай ночь, немцы могут приползти на разведку, если застанут нас обоих спящих, то нам с нашим хабаром, звездец. На твоих часах есть будильник, ставь при мне на три часа. Всё понял?

— Понял товарищ сержант, не подведу.

— Блядь ну что за жизнь? Ну почему я не родился безногим? Опять меня дёргают за ноги. Шёпотом, прямо в ухо Павел говорит,

— Немцы. Прямо за бруствером ползут по берегу болота, много.

— Паша,— также шёпотом ответил я ему,— я тебя учил пользоваться немецкими гранатами берёшь три гранаты и бросаешь одну за другой, я делаю тоже самое, но с другой стороны, всех кто вылезет из болота стреляй. Погнали наши городских.

Павел пригнувшись ушёл влево по окопу, я вправо. Вылез из-под палатки и мягко как мячики в детстве начал бросать гранаты. Отвинтил колпачёк, дернул за шнурок, бросил и так три раза. Шесть взрывов раскололи ночь вдребезги. Стоны и проклятья на немецком языке кто-то попытался влезть на берег я срезал его очередью, с другой стороны Павел аналогично, кто-то прыгнул в болото, я тут же бросил в ту сторону колотушку, взрыв и опять вопли. Короче ночь мы повеселились от души. Утром едва рассвело, к нам приполз старшина с тремя бойцами.

— Ну шо ты ночами не спишь як усе нормальные человеки, Кожемяка?

— Так не дают суки спать, я как белый человек помыл ноги, подстриг ногти, побрызгал духами подмышки, прилёг посмотреть во сне, что-нибудь такое с голыми бабами. И тут представьте себе товарищ старшина, ко мне в сон вместо бабы вламывается, небритый, грязный немецкий пидорас. Вот с Пашей мы еле гранатами отбились. Ещё немного и поимели бы нас комсомольцев, фашистские гомосеки. Лезь пожалуйста товарищ старшина за бруствер и посчитай их, весь хабар с них, ваш. Через час старшина отправил рядовых с хабаром в расположение роты, сам остался у нас.