Красный дровосек

Провел сам опыт за пару секунд, а вот объяснять пришлось два часа. Кучу вопросов задали, Андрей подумал этот поток уточнений никогда и не кончится, но тут Лев Борисович решил провести еще один эксперимент.

— Прекрасно, а теперь если вас не затруднит, ручку номер десять, также чуть-чуть...

Он полетел, но теперь не вверх, а в прошлое. На лице юноши расплылась улыбка. Он никогда не болел в детстве, никогда, даже насморком. А так хотелось, чтобы мама за ним понянькалась, как раньше в детстве. Ну почему другие дети простужаются, а он нет? Разве это справедливо, что у одних бывает ангина, а у других нет, даже если они едят по большой сосульке каждый день?

Ему снова шесть лет и он снова натер нос луком и притворно кашляет и шмыгает раскрасневшимся носом, пока наконец мать не настораживается и не прикладывает ладонь к холодному лбу.

— Андрей, ты не заболел?

Андрей мужественно соглашается с ее предположением, и по стариковски добавляет.

— Как то ломит...

Мама вздыхает и готовит медный тазик, парить ему ноги с горчицей, а потом укутать их в свой шерстяной платок и уложить в кровать. Видение появляется и исчезает, хотя это не видение, ощущения такие настоящие, словно снова в детстве побывал. Все такое яркое и живое, вспомнил даже почему с соседским пацаном, который на год старше, вчера подрался.

— Андрей, как прошло, что это было?

Андрей вздохнул, и набрал в легкие побольше воздуха...

========== Чистка ==========

Максимов сморщился на вопрос Льва Борисовича.

— Признаться я совершенно не знаю, что вам сказать по этому поводу. Разве у вас нет копии рецептуры?

— Нет! Это же было ваше требование, не создавать дополнительных копий технической документации. Коктейль нам изготавливался в аптеке на Сторожевом валу, по рецептуре института. Теперь оказывается, что в институте тоже не сохранили копию рецептуры, мы передали ее в аптеку и получали готовую продукцию. Теперь, когда Осипов арестован, никто не знает, куда он подевал эти бумаги! А нам лекарство нужно как воздух, и для проведения дальнейших исследований, и для необходимого лечения наших добровольцев. Они должны получать еженедельную дозу для купирования возможных отторжений.

— Я еще раз вам говорю, творится что-то невообразимое, никто ничего не знает, что будет завтра. Аресты следуют одни за другими, я боюсь как бы и наш проект не закрыли.

Профессор начал открывать рот как рыба, выброшенная на берег.

— Все настолько серьезно? Но вы же сами из органов, и в больших чинах!

— В том то и дело, что на всех желающих больших чинов не хватает, и анонимки летят одна за другой, как стаи голубков, так что не обещаю, но сделаю все возможное чтобы вытащить человека, пока его не расстреляли...

Ученый еще раз поразился его словам, ему было не приятно думать, что его институтский товарищ может пострадать из-за чужих разборок.

— Но как же так? Мы же приносим ощутимую пользу?

— Приносим, но возможно о нашей деятельности не так докладывают... Я думаю, вам с коллегами будет не лишним написать письмо и напомнить о себе.

— Самому?

— Именно, придумайте повод, может для вашей, нет, нашей программы нужен какой прибор заграничный, или административный ресурс и поддержка партии. Я постараюсь, чтобы письмо дошло до адресата. Не забудьте только расписать хорошо наши достижения и поподробней остановитесь на перспективах.

— Перспективы у нас отличные, даже ничего придумывать и натягивать не придется. Основная группа полностью прооперирована, погиб только один человек, это по-существу не наша вина, а непредвиденный случай. Молодой инфаркт, человек был обречен и без этой операции, она просто ускорила приход закономерной развязки. А Андрей, какие существенные достижения! Очень жаль, что у нас больше нет образцов этих процессоров, а техники в один голос уверяют, что несмотря на все усилия, повторить такой прибор сможет только следующее поколение ученых, но никак не наше. По оптимистическим прогнозам...

— Понятно, про это тоже укажите.

Лев Борисович кивнул и задал вопрос.

— Я хочу за одно уточнить вопрос с выделением нам скелета, оставленного за образец.

— Да еще раз вам повторяю, не дадут... Принято решение оставить его для дальнейшего неразрушаемого изучения.

— Мне совершенно не хочется использовать для подкормки Андрея материал корпуса, прямо аж кричит все внутри. За долгие годы я привык доверять своему чувству, которое меня ни разу не подводило.

— А еще профессор, стыдно должно быть доверяться слепому чувству там, где должен царить чистый расчет.

— Тем не менее, тем не менее...

"Подкормка", о которой упомянул Лев Борисович, была не запланированным эффектом. Спустя время после имплантации, Андрей ощутил чувство, похожее на голод и рассказал об этом врачам. Нет, есть ему не хотелось больше обычного, это скорее ощущалось как некая сила, жаждущая энергии, чтобы полноводно циркулировать по телу. Его подробно исследовали и обнаружили, что его внутренний каркас изменился. Форма проволочек, из которых его изготовили преобразилась в красивую, но не земного вида геометрию. Металл сам мигрировал по телу, меняя свою концентрацию в узловых точках. Когда новые рентгеновские снимки увидела группа, которая рассчитывала сопромат для его каркаса, учение пришли в изумление. Все само-собой перестраивалось в наиболее изящную форму, но на нее нужно было больше материала.

Когда заметили, что корпус коробки с аппаратурой начал разъедаться и истощаться, то не знали что делать, пока один из ученых не предложил класть кусочки материала во внутрь, под крышку. И он начал поглощаться! В таком темпе, что они вскорости выработали весь свой запас. Лев Борисович дал указание использовать скелет, извлеченный из погибшего Алексея. Тут никто не мог позволить себе брезговать. Добровольцы уже поняли, что материал из которого им сделали замену для костей, раньше уже побывал в нескольких телах: и пришельцев, и подопытных животных, и не очень добровольных испытателях. Так же было ясно, что и после их смерти ни грамма драгоценного металла не ляжет в землю.

За месяц Андрей "умял" весь наличный материал. Если раньше предполагали, что на него потратят меньше одной нормы, то теперь он обошелся в полторы. Профессор не хотел использовать материал из корпуса, поскольку он был немного другим по составу, хоть и не значительно, а способа очистки от этой примеси технологи еще не разработали, поэтому и просил задействовать последний резерв.

Андрей влился в учебу после операции, но показывал худшие результаты чем его товарищи. Стрельба, рукопашный бой и упражнения на снарядах у него выходили значительно хуже чем у сослуживцев. Это печалило и задевало за живое. Возможной причиной было то, что он проводил много времени с учеными, пытаясь настроить работу электронной системы. Эффекты были поразительными и зачастую неожиданными, но стройной и удобной системы из них не удалось пока еще построить и поставить на службу своему носителю. Андрей уже отчаялся и на него стала находить апатия, но через три недели произошел перелом. Совершенно неожиданно и без всякого предупреждения.

В то утро юноша проснулся и понял, что в совершенстве усвоил некоторые из открытых способностей. Мышечная память, он теперь мог легко вспомнить любое из упражнений и приемов рукопашного боя с оружие и без, которые ему показывал Николай, и которые не удавалось повторить с той легкостью и простотой, с которой они выходили у инструктора. А сейчас он просто лежал расслабленно на кровати и повторял десятки этих разученный движений в уме. Приемы выходили совершенными. Андрей ощущал свое тело как никогда раньше, появилась легкость и размеренность, каждое движение выходило с той степенью ускорения и усилием, которое требовалось именно в это мгновение. Он успел следить и за положением центра тяжести тела, и за постановкой ног и пояса верхних конечностей. В его воображение возникали десятки связок этой позы с другими позициями, в которые он мог перейти за доли секунды, уклонится от удара, блокировать удар, перекатится, атаковать и снова уйти в глухую оборону.

Юноша поражался, почему раньше не мог так делать, это же так просто и естественно, владеть своим телом! Один из его товарищей, уже вставший и вышедший из умывальника, с полотенцем на ходу вытирающий лицо, заметил его довольную рожу.

— Чего такой счастливый, подруга приснилась?

— Лучше, Петруха.

В этот день он получил большое удовольствие и от утренней зарядки, и от спарринга по рукопашному бою. Сергей радостно распахнул глаза, глядя как еще вчера неуклюжий как медведь ученик изменился до уровня мастера. Научники конечно попытали его в этот день, но как им все правильно описать словами, если и слов таких нет. Ощущения есть, а слов их описывающих нет! По словам Льва Борисовича, надстройка над нервной системой заработала, теперь Андрей сможет прекрасно запомнить и потом по желанию подробно вспомнить любой момент или информацию из своей жизни. Это вначале проявилось в мышечной памяти, потом будут и другие воспоминания, вплоть до давно забытых обрывков мыслей. Андрей ободряюще кивнул головой, такой расклад ему был по душе.

С приставленным доцентом только появились не состыковки. Его попытки объяснить новую тему стали натыкаться на глухую стену непонимания.

— Ну, теперь понятно?

Андрей насупился.

— Все вроде бы правильно, и объясняете доходчиво, но в целом мне все это выглядит бредом, не должно так быть! Ерись это ваше интегрирование.

— Как это ерись?

— Да так, нету этого ничего, как нет чертей и ангелов, все из одной оперы.

— Нет, ну вы не путайте...

В кремлевском кабинете маленький, немного грузный человек пытался вникнуть в суть доклада офицера, который стоя на вытяжку доносил до руководства о результатах деятельности своих подшефных. Сталин повернул обезображенное оспинами лицо к стеклянному графину и налил себе воды. Стало немного лучше, он отправил докладчика и посмотрел на председателя совета народных комиссаров.

— Возникает предположение, что Генрих не справляется с возложенными на него задачами.

Вячеслав Молотов потянулся на стуле и ответил.

— Да, положение тяжелое, несомненно члены политбюро должны пойти на встречу вашему пожеланию сменить народного комиссара на более достойного коммуниста.

Джугашвили потер рукой красно-рыжую щетину на подбородке и ответил.

— Еще большее опасение вызывает положение в армейской среде, если ничего не принять, то накануне войны мы можем получить готовый военный переворот.

Товарищ по партии молчал, ожидая продолжения, но Сталин тему не развивал, переведя разговор на другое.

— Мы обкрадываем себя, вместо того, чтобы налаживать мирную жизнь, мы вынуждены тратить огромные ресурсы на подготовку к войне почти с половиной мира. Мне кажется мы не для того делали революцию, чтобы не иметь возможность насладиться ее мирными плодами. Народ не может вечно терпеть этот гнет.

— Вы немного преувеличиваете, положение трудового человека сильно улучшилось со времен царского произвола. Советское законодательство, партия, профсоюзы постоянно на страже человека производства.

Иосиф Виссарионович дал себя уговорить, или умело сделал такой вид.

— Партия должна усилить контроль на всех уровнях нашего государства, став цементирующим звеном советского общества. Необходимо избавится раз и навсегда от вредителей, враждебных элементов, мешающих нашему развитию, мы не должны упустить инициативу...

— Товарищ Ворошилов сигнализирует о разветвленной сети шпионов различных государств во всех родах войск и на флоте.

Сталин обеспокоенно кивнул.

— Вне всякого сомнения такие факты имеют место, но меня очень беспокоит качество работы наших органов. В лучшем случае на одного пойманного шпиона они выбью показания из двадцати совершенно невиновных. У нас много военных специалистов имеет за плечами участие в рядах царской армии, была война и их не стоит винить в том, что они защищали Родину с оружием в руках, хотя и под имперскими знаменами. А НКВД этого не хочет понять, и там, где нужна кропотливая вдумчивая работа, хватают всех подряд. Следствием этого будет паника и неразбериха, о какой боевой подготовке может вестись речь в такой обстановке?

— Вы правы, толковых грамотных и инициативных работников очень не хватает во всех отраслях народного хозяйства. Мне не раз приходилось докладывать вам о вопиющих случаях некомпетентности, приводящим к больших потерям как в производстве, так и людских ресурсов. Я не могу это даже охарактеризовать как вредительство, настолько порой безобразная глупость вытворяется, что становится сомнительно, чтобы ее предпринял хорошо подготовленный вражеский агент.

Председатель совета министров тяжело вздохнул и продолжил.

— А по-поводу военных, мне вообще трудно судить, насколько предпринимаемые шаги достаточны для их подготовки к предстоящей агрессии западных держав. У меня не очень большое доверии к нашим военачальникам, среди которых тоже нет единого мнения. Если они и готовятся, то к прошлой войне, в этот раз все будет несколько иначе.

Сталин решительно поднял палец вверх.

— Верное замечание, только война может проверить нашу готовность, и у нас есть такая возможность!

К концу лета нагрузки на Андрея возросли, если с боевой подготовкой он стал справляться на отлично и показывал завидные результаты, то занятия с научниками были пока не ахти. Его внутренняя надстройка сопротивлялась принятию знаний, отторгала и считали их чужеродными. Легче давались занятия с языками, тут у него обнаружилась отличная слуховая память, преподаватели не могли нарадоваться. Его лишь иногда требовалось поправить в произношении, парень схватывал все на лету, и память хватала все как в бездонную яму, практически не ощущая усталости. Английский, немецкий и испанский он выучил на хорошем уровне к октябрю. К этому времени ребятам проделали по три-четыре операции, постепенно заменяя их скелет на сверхпрочный сплав. Это происходило последовательно: операция, реабилитация, учеба, и новый цикл. Больше жертв и осложнений не было. К концу осени всем обещали короткий отпуск к родным, с соответствующей подпиской конечно и сопровождением. Каждому из них теперь полагалось круглосуточная охрана как видным деятелям государства. Молодые люди посмеивались над этим фактом. Боевую машину охраняют всего лишь простые люди.

Избитого и запуганного до животного состояния профессора вернули лишь через две недели. Сам по себе этот факт был чудом, обычно редко какого человека отпускали после таких допросов. Лев Борисович не мог смотреть в глаза своим коллегам, практически на всех их он дал обвинительные показания. Их преступная группа, была полностью составлена из интернациональной команды шпионов различных государств под одной крышей, жаждущих свержения самого правильного строя, и физического уничтожения его руководителей. Немыслимых трудов стоило куратору вернуть его из застенок, его судьба сама висела на волоске в эти дни, но он смог доказать его невиновность и незаменимость для нужного дела.