🏰 Второе дыхание. Часть 1. Западня

Осенняя встреча в Икониуме — не в счёт. Человек, заставивший Многоликого покинуть Империю, умнее и сильнее его — и великодушен настолько, насколько и должен быть великодушен тот, кто умён и силён по-настоящему.

На великодушие хозяина замка Эск и его подручных рассчитывать не приходилось.

Рука прошла, но скручивающая боль в ноге и не думала утихать. Ещё бы: беличью-то хрупкую конечность в ловушке размозжило в мелкое крошево! Многоликий помнил, как, утопая чёрном омуте боли, вдруг испугался, что умрёт — белкой. Судорожным последним усилием перекинулся в человека и тут же потерял сознание от болевого шока. Очнулся он уже в подземелье. Четверо дюжих молодцов в форме королевской Охранной службы держали его за руки и за ноги, как будто их добыча была сейчас способна сопротивляться, а пятый, торжествующе ухмыляясь, застёгивал на нём магический пояс. Сообразив, что это за штука, Феликс от ужаса чуть не вырубился снова. Потом они выпустили его и, пятясь, вышли из клетки. Трусы! Как бы он справился один с пятерыми, даже если бы мог пошевелиться? В голове мутилось, тело отказывалось подчиняться, но ледяной каменный пол весьма быстро привёл Многоликого в чувства и вынудил его встать.

С этого момента, трясясь от холода и от гнева и тщетно пытаясь унять дрожь, он измерял шагами свою клетку — квадратную выемку в базальтовой толще, отгороженную от сводчатого узкого коридора толстыми прутьями решётки. Где-то в стороне, у входа в коридор, жидким желтоватым светом горела лампочка — без неё казалось бы, что подземелье королевского замка чудесным образом застряло в средневековье. Феликс ждал. Он знал, что к нему придут — хотели бы просто от него избавиться, убили бы без затей, пока он валялся в беспамятстве! — и даже предполагал, кто именно придёт. Ещё минута, и тошнотворно-глухую тишину подземелья нарушит шарканье старческих шагов. И станет понятно, что мрачная репутация, которую господин Придворный Маг имел среди Одарённых, вполне соответствует действительности.

Но вместо этого чуткие уши Многоликого уловили совсем другой, неожиданный звук — мягкое шелестение ткани. И донеслось оно со стороны, противоположной входу.

— Кто здесь? — крикнул пленник, нервы которого готовы были порваться от напряжения.

Шелестение стихло.

— Кто здесь? — настойчиво повторил он.

Снова зашелестело, и у решётки возникла стройная высокая женщина в пышном платье и меховой накидке с капюшоном, низко надвинутым на лицо. Повеяло тонким и нежным цветочным запахом — в стылой заплесневелой дыре ничего более неуместного, чем этот запах, нельзя было вообразить!

Женщина молчала и не двигалась, только грудь её ритмично вздымалась, будто от волнения или от долгого бега. Зачем она пришла сюда? Что ей от него нужно? Он моментально разозлился и на неё тоже, хотя она-то уж точно не запирала его в клетку!

— Кто вы? Чего вы хотите? — рявкнул Феликс, и она испуганно отступила на полшага.

А потом проговорила, запинаясь:

— Так вот вы какой, Многоликий... Я столько слышала о вас, что непременно должна была... вас увидеть.

По её голосу он понял, что она очень юная — совсем девчонка! — и тут же сообразил, кто она такая. Раз она прячет лицо, значит, не желает быть узнанной — но с какой стати ему щадить чувства королевской дочки?

— Вот как? И что же вы слышали обо мне, ваше высочество?

С негромким удивлённым возгласом девушка отступила на полшага.

— Откуда вы знаете?

— Догадаться было несложно. Вы пришли не с той стороны, где вход, значит, знаете другую дорогу в подземелье — стало быть, вы живёте в Замке. На вас бальное платье, у вас выговор знатной дамы — стало быть, вы не прислуга. Возраст у вас, судя по голосу, как раз такой, как у принцессы Эрики... А главное, вы умеете летать, — Многоликий, у которого зуб на зуб не попадал от холода, перевёл дух и продолжил: — Летать умела королева Каталина, но она, мир её памяти, скончалась пятнадцать лет назад. Этот Дар передаётся только по наследству... и вряд ли в Замке есть ещё одна летунья, кроме Принцессы.

Надо отдать девчонке должное, в этот раз она ничем не выдала своего изумления и страха, лишь чуть-чуть помолчала, прежде чем ответить:

— Летать? Что за дикая мысль?

— Бросьте. О том, что её величество — Одарённая, не писал разве что 'Вестник короны'.

— Я не об этом. С чего вы взяли, что летать умею я?

Многоликий, конечно, с первого раза понял, о чём она спрашивает. Он вздохнул:

— Ваше высочество, какая на вас обувь? Туфли на каблуках и на твёрдой подмётке, верно?

— Верно, — упавшим голосом подтвердила Принцесса.

— Здесь тихо, как в могиле. Я бы услышал шаги, даже очень лёгкие. А слышал только шелест вашего платья. Значит, вы не пришли, а прилетели. Не волнуйтесь, ваше высочество, я никому об этом не скажу! — удовлетворённо заключил Феликс.

Плечи девушки поникли. 'Похоже, я первый, кто узнал про её Дар', — осознал он, на мгновение ему стало её жалко, и захотелось увидеть её лицо.

— Снимите капюшон, пожалуйста, — попросил Многоликий, стараясь, чтобы его слова прозвучали мягко.

Она неожиданно послушалась. Светлый мех соскользнул ей на плечи, открывая белые брызги цветов в тёмных волосах, высокий лоб, большие ошеломлённые глаза. Глаза эти торопливо ощупывали его фигуру, и ошеломления в них становилось всё больше.

— Вам холодно! — выдохнула, наконец, Принцесса.

Жалости к самому себе Феликс не выносил.

— Удивительно, не правда ли? — он саркастически улыбнулся. — Я-то думал, меня поселят в комнате с печкой и горячей ванной!

Она растерянно захлопала ресницами:

— Но зачем же... так?

— Ваш отец считает, что мне самое место в клетке, — никакой симпатии к титулованной кукле он больше не чувствовал, притихшая было ярость вспыхнула с новой силой. — А вы сами, ваше высочество? Разве вы думаете иначе? Тогда зачем вы явились сюда? Глазеть на меня, как на экзотическую тварь?!

— Я не... Силы Небесные, я не думала, что вы так это воспримете!

— А как ещё?! Простите великодушно, — Феликс согнулся было в шутовском поклоне, но дёрнулся от боли не только в ноге, но и под рёбрами, куда твёрдым краем впился магический пояс. — Я бы и рад показать вам несколько весёлых трюков, да подарок вашего батюшки мешает! — он дёрнул пояс и выкрикнул: — Уходите! Здесь вам не зверинец!

Ни говоря ни слова, Принцесса бросилась прочь.

Обессиленный Многоликий привалился к стене и закрыл глаза, сердце колотилось, в ушах гудела кровь. Он и сам не смог бы объяснить, чем его так рассердила эта девочка — её визит был явно не худшим событием дня. Едва туман в голове рассеялся, до Феликса дошло, что он совершил новую глупость. 'Я болван!!! Злыдни болотные, зачем я её прогнал?! Ведь она могла принести мне ключ!..' Один шанс из тысячи, что он сумел бы обаять её и сделать своей сообщницей — но и этот шанс он только что упустил.

В коридоре вдруг стало светло как днём — длинные лампы под потолком, неуместные в анахроничном средневековом мраке, вспыхнули все до единой, высвечивая испещрённую трещинами древнюю каменную кладку. А вот и Мангана, понял Многоликий, отодвинулся от стены и выпрямился. Через восемь вдохов за решёткой возник лысый, как коленка, носатый и ушастый сухопарый старик в чёрной соболиной шубе, наброшенной поверх клетчатого домашнего халата, и поинтересовался, осклабившись:

— Что, голубчик, заждался?

— Век бы тебя не видел, — ответил Феликс.

— Ай, до чего невежливо! — Мангана меленько рассмеялся и закашлялся. — А я так мечтал с тобой встретиться! Так готовился к встрече! Не правда ли, мы прекрасно тебя приняли?

— Переходи сразу к делу, Мангана. Зачем я здесь? Чего вы от меня хотите?

— Он ещё спрашивает! — Придворный Маг снова хихикнул. — Государственный преступник спрашивает, зачем его арестовали! Смешная шутка. Сегодня же расскажу его величеству!

— Ты не хуже меня знаешь, что я не убийца и не заговорщик.

— У королевской Охранной службы другое мнение, и суд, конечно, спорить с ним не будет. Ты никогда не выйдешь на свободу, Многоликий.

— Суд? Да ладно... к чему вам такие хлопоты?

— Его величество чтит законы и никого не карает без суда и следствия. Чтил бы и ты законы, голубчик, никогда бы здесь не оказался.

Феликс промолчал, выжидая. Мангана буравил его чёрными глазами с белёсым старческим налётом и разве что языком не цокал от удовольствия.

— Процесс будет коротким. Твоё присутствие на нём не понадобится. Тебя приговорят к пожизненному заключению и просто оставят здесь. Хорошая новость в том, что заключение продлится недолго... особенно если тебе забудут приносить еду и воду.

— К чему вам такие хлопоты? — снова спросил Многоликий. — Не легче ли было меня убить?

— Убить тебя мы всегда успеем, — Придворный Маг снова осклабился. — Но пока у нас с его величеством на тебя другие планы.

— Ты не пришёл бы сюда, если бы не хотел, чтобы я о них узнал.

— Разумеется, голубчик, разумеется, — Мангана стёр с лица улыбку и продолжал уже серьёзно: — Мы хотим понять природу твоего Дара. Я собираюсь его исследовать.

'У него же прозвище — Потрошитель!' — исключительно вовремя вспомнил Многоликий. Грудь стиснуло змеиными кольцами страха. Он давно знал, что зачем-то нужен этому человеку, но если бы знал, зачем именно — удрал бы из Империи не в Ингрию, а в Новые Земли или куда подальше!

— Но я должен получить твоё согласие, иначе всё получится не так, как надо, — продолжал Мангана. — Работать с упирающимся агрессивным объектом — занятие неблагодарное. Ты всё-таки не кролик... и не белка, — он фыркнул, вспоминая. — Хотя, я уверен, до кроликов, белок и других милых зверюшек дело у нас дойдёт. Со временем. Когда я научусь тобой управлять.

— А если я откажусь? — спросил пленник, догадываясь, каким будет ответ.

— Лучше спроси, что будет, если ты согласишься, голубчик! Ты сразу же получишь тёплую одежду, еду и постель. Из Замка ты, конечно, никогда не выйдешь, но небо, может быть, ещё увидишь. Если будешь послушным мальчиком. Откажешься... пеняй на себя.

'Откажешься — пеняй на себя...' Но согласиться было немыслимо!

Придворный Маг уставился на Многоликого, надеясь прочитать ответ по его лицу. Увиденное его не устроило, он скривился и каркнул:

— Дурак. Передумаешь через два часа... или даже раньше.

После чего развернулся и, подволакивая ноги, потащился к выходу. Свет погас, осталась только прежняя лампочка.

— Нет, — сказал ему вслед Феликс, — нет. Я не передумаю.

И тут он услышал новый звук — протяжное скрежетание далёких дверей, одной, другой, третьей... — и понял, что каждую из них распахивают настежь, чтобы вековечная сырость подземелья потеснилась, освобождая место смертельной зимней стуже.

Глава третья,

в которой Принцесса ссорится с отцом

и узнаёт о скорых переменах в своей судьбе,

а Многоликий чувствует себя выпотрошенным

и вывернутым наизнанку, но начинает надеяться на спасение

— Но папа!..

— Что 'папа'? — Король был взбешён и не скрывал этого. — Я знаю, ты терпеть не можешь Ингрид и не чаешь от неё избавиться, но сейчас ты перешла все границы, Эрика! Выдумать, что она изменяет мне с твоим несовершеннолетним братом... уму непостижимо! Скажи мне такое кто-нибудь другой, я бы просто выслал негодяя из страны, но от родной дочери...

— Вот и вышли куда-нибудь меня! — звенящим голосом воскликнула Принцесса. — И не надо мне никаких амулетов! Тогда я умру за воротами Замка, и твоим наследником станет Марк...

— Что ты несёшь?! — Скагер хлопнул ладонью по столу. — Истеричка. Я так хотел вырастить тебя настоящей будущей Королевой, нанимал тебе лучших учителей, показывал пример достойного поведения — а что получилось? Получилась бестолковая взбалмошная девица, для которой важнее всего её мелкие прихоти. Пресветлые Серафимы, ты даже солгать как следует — и то не можешь... выдумываешь потрясающую чушь!

— Я не лгу, папа, — она стиснула зубы от отчаяния. — Я сама их вчера видела и слышала...

Но Король не обратил на её слова никакого внимания.

— Прекрати позорить свой титул, Эрика. Ты второй день подряд заставляешь меня стыдиться того, что я твой отец. Меня предупреждали, что девочкам часто трудно смириться с появлением мачехи, но я думал, ты уже взрослая, и...

— Я взрослая!!!

— Вот и веди себя соответственно. Твоих отношений с Марком это, кстати, тоже касается — живёте как кошка с собакой, — Король придвинул к себе толстую кожаную папку, давая понять, что аудиенция закончена. — Иди к себе, успокойся и переоденься. Принц Аксель будет обедать с нами. Вчера он сказал мне, что восхищён и очарован наследницей ингрийской Короны. Надеюсь, ты не дашь нашему высокому гостю повода изменить своё мнение.

— Да, папа, — ответила Эрика, глядя в сторону, и пулей вылетела из кабинета, чтобы отец не заметил её слёз.

'Почему, ну почему я не зашла к нему вчера?' — спрашивала она себя, расстраиваясь всё больше. Получился бы безобразный скандал, Король был бы вынужден спасать лицо перед Манганой и начальником Охранной службы, но зато не смог бы обвинить дочь во лжи, увидев голубков воочию. Или смог бы? Принцесса уже ни в чём не была уверена; как знать, может быть, героиней скандала оказалась бы она сама — если бы её отчитали, как школьницу, при посторонних? Что, если в измену своей ненаглядной жёнушки отец поверит лишь тогда, когда застанет их с Марком в одной постели?

Но если бы речь шла только об измене! 'О чём ты хотел поговорить? — О нашем с тобой деле...' — подслушанный кусок разговора стоял у Эрики в ушах. Она была совершенно уверена, что 'дела' у этих двоих добрыми быть не могут. И раз отец отказался её слушать, значит, придётся ей самой выяснять, что они задумали. 'Всё равно я вас выведу на чистую воду! — упрямо тряхнула головой Принцесса. — И сумею доказать папе, что я не вру'.

Торопливым шагом она вернулась в свои покои. Придворные, встреченные ею по дороге, смотрели на неё с испугом и отступали к стенам — должно быть, решительность и гнев были написаны у неё на лице. Но стоило Вальде запереть за ней дверь, как боевой задор куда-то исчез, осталась только жгучая обида на отца. Эрика упала на диван в гостиной, и слёзы, застоявшиеся в глазах, потекли ручьями. Горничная расспрашивать не пыталась, знала, что хозяйка ничего не станет объяснять. Задала лишь один вопрос:

— К обеду какое платье наденете, ваше высочество? Кремовое с кружевами? — и, получив утвердительный ответ, удалилась в гардеробную.

Эрике было плохо. Она почти не спала этой ночью. Улёгшись в четвёртом часу, после измотавшего её праздника, изрядного количества выпитого шампанского и нестерпимо-неловкого визита в подземелье, она мгновенно провалилась в сон, но проснулась задолго до рассвета с тяжёлой головой, дурнотой и сердцебиением. События вчерашнего вечера, толкаясь и громоздясь одно на другое, заполонили её сознание. Бесконечная карусель бала, миллион мазурок и вальсов, утомивших ноги, миллион лучезарных улыбок, утомивших щёки, миллион разноцветных звёздочек фейерверка, гаснущих в зимнем небе. Голубые бриллианты от отца, которые Эрика, не задумываясь, обменяла бы на охранный амулет от Манганы. Марк и Ингрид, подлые обманщики и заговорщики, тискавшие друг друга в зимнем саду. Внимательные глаза и синяя вышитая рубашка принца Акселя — глоток спокойствия в океане безумия.