Кирасир армии Наполеона

— То есть вам нечего больше добавить, да? — сказал переводчик.

— Да, именно так, — подтвердил я.

— В таком случае пока вы свободны, — перевёл он новую фразу майора, который нажал на столе какую-то блестящую полусферу, и, подождав немного, добавил: — Но мы вынуждены заключить вас под стражу.

Тут в комнату вошёл совсем еще юный солдатик с коротким ружьём наперевес, с прикрепленным снизу диском, и незамедлительно повёл меня куда-то вниз по лестнице в подвал, где, отперев ключом дверь грубо втолкнул в какую-то узкую маленькую каморку в которой не было практически ничего кроме удивительно жёсткой лежанки, да железной раковины в углу с торчащим из стены простеньким краном для воды.

Смертельно устав от этого невероятного денька, я в изнеможении рухнул на постель, но вскоре меня поднял с неё охранник, который откинул вырезанное в двери небольшое оконце и быстро сунул туда железную миску с кашей, которую я без всякого удовольствия съел и, не раздеваясь, тут же свалился обратно спать.

Но не успел я увидеть свой первый сон, как охранник снова загремел своими ключами, и бесцеремонно меня подняв, быстро провёл к майору Петрушину.

Однако, войдя в уже знакомое мне помещение я обнаружил там помимо самого русского следователя и моего нового переводчика ещё и какого-то здорового плечистого мужлана в офицерской форме с очень неприятным отталкивающим лицом с мясистыми влажными губами, крупным носом картошкой, и с круглым покатым лбом надвинутом на туповатые презрительно смотрящие глазки, на которые он тут же надвинул свой картуз, и принялся непринуждённо дремать на стуле в углу у большой круглой печи, скрестив на груди свои мощные ручищи.

Майор же тем временем вооружился своим пером и, дождавшись пока я займу свое место у стола, коротко обратился ко мне по-русски.

— Что он сказал? — спросил я у переводчика.

— Он сказал: назовите ваше имя и фамилию.

— Что, простите? — переспросил я, решив, что я ослышался.

— Назовите ваше имя и фамилию, — повторил он, не моргнув глазом.

— Позвольте, Господа, разве ж я не говорил что я Поль де Сент-Пьер? Вы же сами это записывали, гражданин следователь!

Русский майор нахмурился, но кричать на меня не стал, а просто сдержанно высказал что-то по-русски, ткнув пальцем в лежащие на столе бумаги.

— Напомню, что вопросы здесь задаю я, — дословно произнёс переводчик по-французски. — Поэтому извольте отвечать, как положено по закону.

— Ну хорошо, хорошо, — согласился я без возражений. — Я

отвечу на всё, раз того требует закон.

Майор с удовлетворением кивнул, сказав ещё что-то.

Я вопросительно взглянул на переводчика, и тот чуть погодя ответил:

— Он говорит: вот так-то лучше, месье.

Моя голова буквально раскалывалась, и я готов был на что угодно лишь бы поскорей убраться отсюда!

— Год рождения? — снова спросил следователь через переводчика как будто в первый раз.

— Одна тысяча семьсот семьдесят второй, — ответил я, устало подперев голову рукой.

— Место рождения?

— Город Тулон. Франция.

Весь дальнейший разговор представлял собою точную копию предыдущего, и безуспешно попытав меня вопросами о том, что же всё-таки со мной произошло, и каким образом я мог здесь оказаться, майор приказал отвести меня обратно в камеру.

Вернувшись, я без сил свалился на лежанку, мечтая как следует отоспаться, но все дальнейшие события напоминали какую-то изуверски изощрённую пытку, призванную довести человека до сумасшествия. И наверно даже испанская инквизиция не могла бы додуматься до такой простой вещи как пытка вопросами!

Примерно каждые два часа меня как по тревоге поднимали с постели и вели на допрос к совершенно невозмутимому майору Петрушину, который к моему удивлению ничуть казалось бы не уставал от этого бесконечно однообразного диалога:

— Ваше имя и фамилия?

— Поль де Сент-Пьер.

— Год рождения?

— Тысяча семьсот семьдесят второй.

— Место рождения?

— Город Тулон. Франция.

— Ваше воинское звание?..

...ну и так далее в том же духе.

При этом он не забывал всякий раз подробно расспрашивать меня обо всём что со мной случилось, ввязываясь в долгие изматывающие дискуссии по этому поводу.

Наконец, когда я уже потерял этому счёт, русский майор неожиданно хлопнул ладонью по столу и резко высказал мне на чистейшем французском языке!

— Всё, хватит, месье Поль или как вас там звать! Довольно! Надоели мне эти ваши басни!

От изумления я прямо замер как статуя, и заметив это, он медленно сложил руки на груди и ехидно поинтересовался:

— Ну что ж вы так смотрите-то на меня? Удивлены? Я кадровый советский контрразведчик и знаю даже такие языки как китайский и японский! А с вами я просто прикидывался, чтоб присмотреться к вам поближе!

— Кстати, вот вам и ещё один довод, что я не шпион, — продолжал я как ни в чём ни бывало. — Скажите, если б меня действительно немцы, или ещё какие ваши враги

подослали, разве б не научили они меня русскому языку? Какой смысл в шпионе, который не понимает, что ему говорят? Что важного может он выяснить?

— А откуда мне знать, что Вы тоже не прикидываетесь? К тому же Франция теперь наш союзник, и может быть этим Вы и хотели воспользоваться, чтобы войти к нам в доверие!

— Ну знаете ли, это уже слишком! — возмутился я, поднявшись во весь свой рост. — Я даже о вашей войне слышу впервые!

— Хватит тебе, француз, дурака-то валять! Признавайся, кто тебя послал?!

— Ах ты крыса казённая! — вскричал я. — Да как ты смеешь так разговаривать с французским офицером, который всю Европу прошёл до вашей занюханной Москвы!

В этот момент мужлан в офицерской форме, который обычно мирно дремал в дальнем углу комнаты, вдруг оказался рядом со мной, и, развернув меня лицом к себе, резко без замаха двинул мне кулаком под рёбра, да так здорово, что у меня аж в глазах потемнело, хоть я и не слабого десятка человек.

— А это за занюханную Москву, — сказал по-французски майор, слегка ему кивнув, и я получил ещё один удар..

Согнувшись от нестерпимой боли я с трудом доковылял до переводчика и плюхнулся там на стоявший у стены табурет.

А бивший меня головорез в это время спросил о чём-то своего начальника, но тот покачав головой возразил ему что-то по-русски, из чего я понял только слово "француз".

— Скажите, о чём они там болтают? — осведомился я у переводчика.

— Да ну, мне как-то неудобно... — замялся тот.

— Да ладно, чего уж там! — небрежно махнул я рукой, продолжая другой держаться за живот.

— Ладно, скажу...— согласился вполголоса переводчик, и быстро прошептал мне на ухо:: — В общем капитан предложил врезать вам ещё раз, а Иван Палыч... то есть

майор Петрушин сказал: "Не надо — француз всё-таки".

— Хе-хе-хе! Боится, дьявол! — тихо рассмеялся я, с трудом превозмогая боль.

Русский следователь подошёл ко мне и сказал:

— Итак, сейчас вы пойдёте в свою камеру, и как следует обо всём подумаете, хорошо?

Разговаривать мне с ним не хотелось, и я лишь молча качнул головой.

После этого охранник отвёл меня обратно в камеру, но через пару часов я снова предстал перед майором.

— Давайте-ка приступим сразу к делу, месье Поль, — предложил он мне спокойно по-французски.

— Мне ничего вам сказать, гражданин следователь, — вздохнув, ответил я, разведя руки в стороны. — Я не шпион и никто не посылал меня к вам специально. Это я вам точно говорю. Но как объяснить то, что со мной произошло — я не знаю. Я понимаю что вы мне не верите, и я бы и сам в это не поверил, но я действительно оказался здесь из 1812го года!

— И это всё что вы можете нам сказать? — недоверчиво спросил майор.

— Поймите, мне нечем это доказать! Ну сравните, скажем показания ваших танкистов — они же видели тот туман!

— Ну да — был там туман, — подтвердил следователь.

— Пистолет мой — ваши люди видели, что он настоящий.

— Настоящий, кремнёвый, — снова согласился "особист". — Но ведь вы могли и украсть его откуда-нибудь.

— А мои шлём и кираса? — продолжал я. — Что показала ваша проверка?

— Показала что и они настоящие. Но ведь и их тоже можно выкрасть!

— Ну в таком случае вам остаётся только узнать

настоящий ли я! — попробовал я было пошутить и уже потом понял что напрасно!

— А вот мы прямо сейчас это и выясним, — сказал, выйдя из-за стола, майор, и тут они оба с тем здоровяком принялись меня избивать!

И должен признаться, что бить здесь умели на сла-аву! И так как меня били здесь, меня не били даже когда я был рядовым кавалеристом!

Потом меня чуть живого снова бросили в камеру, и я с содроганием стал ждать своей участи, предполагая, что рано или поздно меня непременно убьют, однако я ошибался, и русские почему-то надолго забыли обо мне. В итоге, когда через несколько дней майор соизволил меня навестить, я был уже в полном порядке.

— К сожалению, мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть то, что вы сказали, а применять к вам чисто силовые методы я не могу, — неопределённо произнёс он по-французски, раскуривая свою бумажную трубочку. — Поэтому пока мы переводим вас в другой город — подальше от этого места.

Звучало это довольно странно и расплывчато, однако в подробности я решил не вникать и просто ответил:

— Хорошо, я готов.

— Машина скоро подъедет, а вы пока приведите себя в порядок.

Майор меня оставил, а я тщательно умылся, побрился тонким стальным лезвием, которое они мне дали (сильно, правда затупленным, чтоб я ничего с собой не сделал), и стал дожидаться, когда за мной придут русские.

Перед тем как вывести меня из камеры, охранник крепко связал мне руки верёвкой и мы отправились из здания наружу, где уже стояла чёрная механическая

карета без лошади, с плавными закруглёнными обводами

корпуса, с блестящей длинной полосой, прибитой спереди во всю его ширину, и парой дверец с каждого бока открывавшихся в разные стороны.

Следователь, поджидавший меня у машины, быстро открыл её заднюю дверцу, и я, пригнувшись, неуклюже пробрался на сиденье, где уже сидел знакомый мне молоденький офицер-переводчик.

Спереди за штурвалом в коричневом кожаном кресле расположенном левее от меня сидел приземистый смуглый парень с большим носом горбинкой и мечтательными чёрными глазами, отвлечённо наблюдавшими за происходящим. Судя по всему, он был откуда-то с Кавказа — нам в 1812-м уже встречались люди оттуда.

Громко хлопнув передней дверцей, майор Петрушин уселся справа от него и спокойно сказал ему по-русски: "Давай, Карен".

"Наверно, Карен — это имя возницы", — подумал я.

Самодвижущаяся карета глухо заурчала и плавно тронулась с места, быстро набирая скорость.

"А здесь не так уж и плохо!", — оценил я её достоинства, усевшись как следует на сидении, а вслух спросил, обратившись к майору:

— Скажите, а зачем нам переводчик, если вы так здорово владеете французским?

— Ну надо же Особому Отделу на чём-то пробовать свою молодёжь, — улыбнувшись, отозвался тот спереди, а сидящий рядом со мной младший лейтенант тут же зарделся смущённым румянцем отведя взгляд в окно.

— Понимаю, — кивнул я в ответ.

Дорога по которой мы ехали была довольно неплохой,

погода тоже стояла солнечная, и настроение мое стало понемногу улучшаться. Забыв о всё еще нывших после побоев внутренностях, я спокойно поглядывал на торчавшие там и сям покосившиеся столбы с перекладинами на которых висели спутанные обрывки железной проволоки прикрепленной к каким-то странным белым штукам непонятного назначения... Я понимал что русские просто затаскают меня по тюрьмам и спешил насладиться хотя бы тем что имелось...

Однако меня раздражали эти стягивающие руки верёвки и, не выдержав, я решил обратиться к майору:

— Послушайте, нельзя ли мне обойтись без этого? — показал я ему свои связанные запястья. — Неужели вы думаете, что я сбегу из этой вашей самодвижущейся безлошадной кареты, которую я и так боюсь до смерти?

— Это вы про машину что ли? — удивлённо уставился на меня майор. — Вы никогда их не видели?

— Никогда, — подтвердил я, качнув головой.

— Странно... — задумчиво произнёс он, продолжая пристально меня разглядывать. — Похоже, вы действительно не врёте...

— Помилуйте, к чему мне это делать? — сказал я. — Я ж не враг сам себе!

— Не может быть, чтоб вы лгали...— продолжал рассуждать следователь. — Я всегда чётко это вижу,

Чувствуя, что может здесь и есть ключ к моему спасению я энергично закивал головой пытаясь убедить его, что он думает правильно.

— И вы действительно из 1812-го года... — ещё раз произнёс он как бы про себя, вполоборота рассматривая меня с переднего сидения.

— Так как с моими руками-то? — снова показал я ему

свои запястья.

— Ах да... ладно, развяжем, пожалуй, — спохватился майор, очнувшись от своих мыслей обо мне, и покачав пальцем, добавил: — Но только смотрите, месье Поль! Не делайте глупостей!

— Конечно. О чём речь! — сказал я.

Ещё чуть-чуть подумав, он что-то отрывисто произнёс по-русски переводчику и тот поспешно освободил мои руки от верёвки.

— Хм... Машина как машина... — хмыкнув, пожал плечами следователь, сидя спереди от меня. — Не понимаю, что её бояться?

— Да просто... непривычно как-то...

— Ну...понять-то вас наверно можно... — неопределённо проговорил майор Петрушин. — Особенно если учесть что вы вправду из прошлого.

— А что — у вас есть какие-то сомнения? — попытался осведомиться я.

— Не знаю, месье Поль... — нерешительно покачал он головой. — Странно всё как-то...

Дорога чуть-чуть свернула влево, и тут далеко впереди на поле показалась группа приземистых угловатых железных монстров с пушками, и множество вооруженных солдат в серой как мыши форме.

"Чьёрт! Ето же ньемци!" (ну или примерно как-то так) — прокричал по-русски майор, и тут же скомандовал вознице: "Назат, Карен, назат!"

Тот, крутанув штурвал мгновенно развернул нашу "карету", и мы что есть мочи помчались наутёк!

— Господа, кто-нибудь скажет мне что происходит?!! — вскричал я.

— Немцы прорвали фронт! — успел сказать майор

Петрушин по-французски, как где-то совсем-совсем рядом раздался душераздирающий свистящий звук "тю-у-йт" и прямо у нас перед носом сверкнул ослепительный фонтан взрыва, на котором машина тут же подпрыгнула и покатилась кувырком чёрт знает куда!

Всё перед моими глазами завертелось, я несколько раз ударился обо что-то и, вывалившись в случайно открывшуюся дверцу, растянулся ничком на земле.

Придя наконец в себя и осознав что я по-прежнему цел и невредим я быстро поднялся на ноги и заметив поблизости от себя искорёженный корпус машины, тут же ринулся к ней в надежде помочь хоть кому-нибудь из русских.

Однако майор и возница по имени Карен уже были мертвы, и только молоденький "особист"-переводчик ещё подавал признаки жизни, высунувшись из раскрывшейся погнутой двери.

Бросившись к нему, я попытался вытащить его наружу, но он отчаянно закричал от боли, потому что ноги его оказались совершенно разбиты и окровавлены.