Одиссея капитана Джека. Общий файл

Пашка был изрядно удивлён тем, что Джек не помнит, как изготовить нитроглицерин, поскольку считал друга большим специалистом в области пиротехники. Эта история началась ещё в шестом классе, в то время Гринёв увлекался книгами Дюма, Беляева, Купера и Жюля Верна который как раз и пробудил у школьника интерес к химии. Как то Джек почёл его роман "Таинственный остров" и это произведение произвело огромное впечатление на его пытливый детский разум. В нём говорилось о группе предприимчивых американцев, бежавших из плена на воздушном шаре и занесённых на необитаемый остров в Тихом океане, на котором они развили бурную деятельность. Имея вначале из всех инструментов один только нож, они смогли выплавить сталь, сварить мыло и стекло, и даже взорвали скалу, с помощью изготовленного на месте нитроглицерина, процесс производства которого, был описан в произведении.

Гринёв тут же заподозрил подвох, поскольку не поверил, что изготовить взрывчатку так легко и просто, поэтому взялся проверить слова писателя. Тут понадобится небольшое пояснение, дело в том, что в пятом классе в сердце Джека робко постучалась любовь, ставшая первой и единственной на всю оставшуюся жизнь. Но его помыслами завладела не симпатичная одноклассница, нет, это была дама постарше, точнее она вообще не имела возраста. Предметом обожания мальчика, стала древняя и вечно молодая дочь Зевса — Клио — муза истории, и всё своё время он отдавал только ей, химию же Гринёв не любил, хуже обстояло дело только с математикой, которую он вовсе терпеть не мог.

И вот теперь, благодаря Жюлю Верну, Джек записался в кружок юных химиков, вызвав этим поступком, немалое удивление одноклассников. Вечера он стал просиживать над взятыми в школьной библиотеке, толстенными томами, которые судя по их внешнему виду, до него никто и не читал. Со временем, Гринёв выяснил, что писатель утаил самые важные детали, без знания которых взрывчатку не изготовить, зато благодаря Верну, школьник многое узнал о производстве самых разных веществ, в том числе и таких опасных, как аммонал, динамит, пироксилин, гремучая ртуть, термит, напалм, синильная кислота.

Но чистая теория не давала удовлетворения, требовались эксперименты, Джек раздобыл кусок дюраля, и три недели потратил на то, чтобы с помощью крупного напильника превратить его в опилки. Затем, они с Пашкой по очереди посетили все аптеки города, приобретя в каждой по два пузырька марганцовки. Испытания бомбы решили провести на пустыре за гаражами, громыхнуло так, что у обоих минут десять звенело в ушах, но наибольшее впечатлении эксперимент произвёл на пенсионеров, игравших в домино у гаражей. Пытавшиеся скрыться злоумышленники были опознаны, и вечером Гринёв получил от родителей заслуженную награду за свой выдающийся вклад в развитие химии.

Но на этом Джек не успокоился, на том злосчастном пустыре много лет ржавел старый автомобильный кузов, пара сильных ударов молотка, и на расстеленную газету рухнули целые пласты оранжево коричневой окиси железа, которую осталось только истолочь. Раздобыть на ближайшей стройке немного "серебрянки" не составило никакого труда, ею красили трубы и батареи системы отопления. Она представляла собой алюминиевую пудру, которую по мере надобности смешивали с олифой, алюминий в СССР был дёшев, поэтому, когда строители ушли обедать, Гринёв без проблем набрал целый пакет из бумажного мешка, стоящего в коридоре.

Но полученный термит, почему-то совершенно не хотел гореть, Джек извёл целый коробок спичек, но ничего не добился. Озадаченный, он вернулся домой, нашёл старый, детский, металлический совок, зачерпнул немного смеси и поднёс к зажжённой газовой горелке на кухне. Сначала ничего не происходило, и Гринёв уже собирался закончить эксперимент, но тут у него в руке вспыхнуло ослепительное белое пламя, по яркости не уступавшее электросварочной дуге. Во все стороны брызнули жгучие искры, они упали Джеку на руку и он выронил совок, который ударившись о край плиты, опрокинулся на пол. От соприкосновения с комком огня температурой 3000 градусов линолеум буквально взорвался, и кухня наполнилась удушливым дымом и какими-то чёрными хлопьями, которые разлетелись по всему помещению и медленно оседали, пачкая все, что только возможно.

Даже в таком возрасте, Джек уже умел сохранять хладнокровие в критических ситуациях, поэтому он действовал быстро и чётко. Термит горит даже под водой, поэтому Гринёв, сначала закрыл дверь, чтобы дым не заполнил всю квартиру, затем распахнул окно, горевший линолеум выделял какие-то ядовитые газы, от которых резало глаза и жгло горло. Затем юный химик поставил в раковину кастрюлю и открыл кран, ёмкость не успела наполниться и наполовину, к тому времени, когда адская смесь сгорела полностью, и теперь тлели только покрытие и лежавшее под ним ДСП. Очаг возгорания Джек ликвидировал быстро, а вот с последствиями дело обстояло сложнее. Сажа оказалась на редкость жирной и липучей, Гринёв быстро убедился в том, что с холодильника и столов, без стирального порошка её не удалить. Но хуже всего дело обстояло с обоями, они были простыми, бумажными, и попытки их очистить приводили к тому, что Джек только размазывал сажу.

В общем, после того случая, с экспериментами в области химии, Гринёв "железно завязал", но нужные знания в памяти сохранились и теперь могли очень пригодиться в мире прошлого, которое вдруг стало их настоящим.

Пашка посмотрел сначала на берег, потом на океан, после чего, начал обстоятельно припоминать недавние события.

— Значит так, когда корабль налетел на риф, я стоял у фальшборта, — Зайцев нахмурился и потёр лоб, — скалы я видел, и до них было около мили, разумеется, судно не пошло камнем на дно и лежит ближе к берегу. Надо посмотреть навигационную карту, я точно не помню, насколько здесь тянется шельф.

— Ничего, — улыбнулся Гринёв, — сегодня ночью изучим карту, а там видно будет.

В это время на шкафут поднялся один из тех не богатых идальго, которых Джек видел на мостике и решительно направился к одноклассникам, приблизившись, он учтиво поклонился и заговорил по испански. Гринёв ничего из сказанного не понял, но Зайцев что-то ответил кабальеро, тот с улыбкой кивнул и обратился к Джеку на латыни.

— Сеньор, позвольте представиться, моё имя Эрнандо де Торо, родом я из Трухильо-де-Эстремадура.

Испанец выжидающе посмотрел на собеседника.

— Моё имя Джек Гонсалес, — наклонил голову Гринёв, — я поляк из Самбора, рад с вами познакомиться сеньор де Торо.

— Взаимно, сеньор Гонсалес, взаимно, — улыбнулся идальго, на несколько секунд он о чём-то задумался, а затем продолжил.

— Моя родная провинция наделена засушливым климатом и бедными каменистыми землями, — испанец невесело усмехнулся, — но зато она славится отважными рыцарями, — при этих словах он гордо вскинул голову и сверкнул глазами, — Франсиско Писарро — завоеватель Перу и многие храбрые воины из его отряда являются нашими земляками.

Идальго снова сделал небольшую паузу, и задумчиво подкрутил ус, глядя на Джека испытывающим взглядом.

Тот тоже изучал нового знакомого, сеньор Эрнандо де Торо выглядел как брутальный испанский кабальеро из женских романов о страстной любви: высокий рост, гордая осанка, широкие плечи, тонкий нос с лёгкой горбинкой, чёрные как смоль, волнистые волосы коротко подстрижены, а шикарные усы лихо закручены вверх, завершали портрет карие смеющиеся глаза.

Стоящий рядом сеньор Пабло, на испанца совсем не походил, ростом, он не уступал Эрнандо, а плечи были даже пошире. Зайцев вообще был широк в кости, крепкий, коренастый, но вот короткий ёжик соломенного цвета волос, курносый нос с едва заметными веснушками и светло голубые глаза выдавали в нём уроженца мест расположенных много севернее Эстремадура.

Ну, а Джек со своими каштановыми волосами и зелёными глазами, занимал промежуточное положение между двумя, такими разными типами мужчин, прямой нос, четко очерченные скулы и волевой подбородок делали его похожим на англосакса. Рост он имел метр восемьдесят семь и был почти на полголовы выше Пашки с Эрнандо, со всем остальным тоже был полный порядок, со спортом Гринёв дружил с детства и имел отлично развитую мускулатуру.

То, что хотел понять испанец по глазам Джека и выражению его лица, осталось неизвестным, но какие-то выводы для себя, он очевидно сделал.

— Сеньоры, — продолжил де Торо, — поскольку мы только что стали товарищами по оружию и нам предстоит служить вместе, по меньшей мере, ближайшие полгода, мы с земляками решили, что неплохо бы это событие отметить и заодно познакомиться поближе. Изысканных блюд не обещаю, на корабле их просто не сыскать, но зато у нас есть отличное вино из Андалузии, а дружеская беседа заменит нам деликатесы. Прошу вас сеньоры, — Эрнандо сделал рукой приглашающий жест, — в каюте все готово.

— Сеньор де Торо, — поклонился Гринёв, — у меня нет слов, дабы описать, сколь мы благодарны вам и вашим храбрым товарищам, за столь любезное предложение, которое мы с радостью принимаем.

Глава 6

Вслед за Эрнандо друзья спустились на главную палубу. Теперь, когда отсутствовала непосредственная угроза, а в жизни появилась некоторая определённость, Джек, наконец, позволил себе расслабиться и взглянуть на окружающий мир другими глазами. Со всех сторон его окружали вещи, которые он раньше видел только на картинках, а сейчас все они были реальны, чтобы убедиться в этом, достаточно было протянуть руку. Гринёв полной грудью вдыхал воздух минувшей (казалось бы, навсегда) эпохи: ни с чем несравнимый аромат моря смешивался с кислым запахом старого дуба и резким амбре, исходящим от просмоленных бортов и канатов. Северо-восточный пассат приятно освежал лицо и раздувал над головой паруса, покрытые белыми пятнами высохшей соли. Джек ощущал под ногами, мерно вздымавшуюся и опускавшуюся палубу, видел прямо по курсу багровый солнечный диск, опускающийся прямо в океан и ... три тысячи чертей ... ему начинало нравиться в этом мире.

Дверь, ведущая на самый нижний этаж кормовой надстройки, находилась рядом с лестницей, войдя в нее, новые солдаты гарнизона Ла-Фуэрса оказались в большом прямоугольном помещении с наклонными стенами, в которых были прорезаны большие пушечные порты. Здесь на массивных, окованных толстыми полосами железа, лафетах были установлены четыре орудия. В центре каземата располагался толстенный столб бизань-мачты, рядом с ней окруженные низким дощатым заборчиком, стояли бочки с порохом, открытые ящики с ядрами и картечью, поверх которых лежали принадлежности для заряжания пушек и чистки стволов.

Дальше шёл длинный коридор, оканчивающийся дверью, ведущей на кормовой балкон. По сторонам от него, располагались четыре каюты, наёмники занимали последнее помещение, по левому борту. Де Торо, чуть задержался у входа и ободряюще улыбнувшись, обратился к своим новым сослуживцам.

— Прошу вас сеньоры, не смущайтесь, здесь вы встретите людей знающих, что такое боевое товарищество и умеющих ценить настоящую дружбу. Признаюсь, история ваших злоключений произвела на меня большое впечатление, к сожалению, мои товарищи не владеют латынью, но после того, как я всё им пересказал, мы пришли к единодушному мнению что вы, правильно поступили, приняв предложение дона Переса. Входите, — Эрнандо толкнул дверь и отступил в сторону.

Русские моряки шагнули через порог, и оказались в прямоугольном помещении с четырьмя арочными окнами забранными маленькими величиной с ладонь ромбами мутного, зеленоватого стекла в свинцовом переплёте. Один большой оконный проём находился слева, а два поменьше напротив входа, в наклонённом вовнутрь борту, у которого стоял длинный стол с двумя лавками в данный момент занятыми сидевшими на них испанцами.

При виде гостей кабальеро дружно встали, и де Торо по очереди представил сеньорам Гонсалесу и Замойскому их новых товарищей по оружию, Джек учтиво кланялся, жал руки, а сам при этом изо всех сил старался запомнить непривычно звучавшие имена.

По окончании официальной части все расселись за столом, на котором стояла обыкновенная корабельная еда: ржаные сухари, солёное мясо и варёные бобы. Поскольку после пересечения Атлантики, эскадра успела побывать в городке Пуэрто Плато, расположенном на северо-востоке Эспаньолы, скудный рацион разнообразили: копчёная свиная грудинка, сыр, свежие огурцы, апельсины и арбузы. Как и было обещано, имелись две глиняные оплетённые бутыли, литра по три каждая. Не евший со вчерашнего вечера Джек, почувствовал, что рот наполняется слюной.

Застолье, как и полагается, началось с тоста, слово взял Мигель Родригес бывший самым старшим в этой компании, ему в отличие от остальных давно перевалило за тридцать. Гринёв не понял слов Родригеса, но остальные дружно поддержали его короткую речь, после чего испанцы и русские выпили вино, разлитое по высоким оловянным стаканам, оно действительно оказалось великолепным: янтарного цвета напиток был приятно кислым, без горечи и с чудесным ароматом. Джек потянулся за сыром, а сидевший рядом Эрнандо начал не громко переводить слова Мигеля.

Гринёв был несколько удивлён, он то думал, что выпил за дружбу, а оказалось, что тост был за Испанию. Жуя ломтик сыра, и слушая перевод, Джек начинал понимать, что за этим столом собрались настоящие патриоты.

Характер испанцев, пропитанный католическим фанатизмом и национальной гордостью, сложился в упорной борьбе по вытеснению мусульман с Пиренейского полуострова. Не так давно закончилась длительная война с Турцией, во время которой был взят Тунис и освобождены тысячи христианских невольников. Плывущие на далёкую Кубу идальго считали Испанию единственным оплотом против турецких орд, а себя настоящими крестоносцами, всегда готовыми к подвигу во имя веры.

В это время много бедных дворян пополняло ряды испанской пехоты, и этот устойчивый кадр, несший с собой известный энтузиазм, давал её прославленным терциям преимущество над безыдейным сбродом, который представляла собой пехота других стран.

Второй тост был поднят за главного защитника христианских святынь, Императора Священной Римской империи и короля Испании Карла пятого.

"Интересно, а за католицизм тоже будем пить? — вяло подумал Гринёв, которому триста грамм вина натощак явно пошли не на пользу, — чтобы так сказать: "За веру, царя и отечество?"

Но в третий раз, стаканы подняли как раз за дружбу. Вскоре испанцы поснимали плотные, узкие колеты, не слишком подходящие для тропического климата и остались в просторных, с широкими рукавами рубашках, со сборками и завязками у кистей. Часа через полтора, де Торо обращался к Джеку просто по имени, не добавляя "сеньор", а тот звал его "друг Эрнандо". Очень мешало то, что Гринёв не знал языка, и он твёрдо решил: прямо с завтрашнего утра, с помощью Пашки, серьёзно заняться испанским.

* * *

* * *

* * *

Вчера Джек лёг рано и видимо, поэтому проснулся первым, остальные ещё спали. Гринёв решил воспользоваться подходящим моментом, он быстро оделся, достал карты, покопавшись в папке, нашёл нужный лист и развернул под окном, предварительно освободив место на столе.