Римская альтернатива: Еще одно золото

Нет, возможный выигрыш в случае успеха действительно был велик. Одни только налоговые послабления позволят ему спокойно настроить ткацких мастерских, как у Коммода, перекупить стекольное производство и вообще увеличить состояние раз эдак в десять или пятнадцать буквально за несколько лет. Если дело выгорит — Юний будет богаче, чем был когда-то Красс.

Проблема в том, что может и не выгореть. Мальчишка все время находится в войсках и в Риме в ближайшее время появляться даже и не планирует. А значит, заговор серьезно осложняется — как прикажете убивать человека, окруженного парой тысяч верных солдат, каждый из которых провел в боях столько времени, что может дать сотню очков форы любому убийце?

Конечно, самым лучшим решением было бы другое. Согласиться с Луциллой, дать немного денег...а Коммода убили бы германцы в одном из бесчисленных столкновений. Дешево и эффективно.

Вот только нет никаких гарантий, что эти дурацкие варвары доберутся до императора. До Аврелия, например, не добрались. Надеяться на такую вероятность — по меньшей мере, глупо.

Юний снова тяжело вздохнул и почесал грудь. Сильно рисковать не хотелось. Но если не рисковать — придется принять участие в "инвестировании". То есть, по факту, отдать здоровенный кусок собственного состояния, в никуда и с непонятными перспективами.

Это огорчало. Сильно. Или риск, или практически однозначная потеря денег. Такой расклад сенатору был не по душе.

Отойдя от окна и бросив взгляд на спящую Луциллу, Юний направился в своей кабинет. Любимое место для работы.

Здесь ему всегда было уютно и комфортно. Удобный стол, отличный шкаф со свитками, несколько плетеных сидений...И его главное украшение — огромная карта на всю стену, показывающая известную римлянам Ойкумену.

— Леонид, — в комнате неслышно возник закутанный в плащ человек. Этот невысокий совершенно лысый мужчина когда-то был рабом. Пока не стал служить молодому торговцу Гаю Юнию Цестию, выполняя разные мелкие поручения. Не совершая при этом ни единой ошибки. Со временем поручения становились все более важными все более деликатными, а потом как-то так вышло, что грек, родившийся, правда, в Сирии, стал незаменим.

Юний, однако, умел ценить верность и профессионализм. Раб получил вольную...и остался рядом с бывшим хозяином.

— И что ты об этом думаешь?

Юнию не потребовалось уточнять. Леонид всегда знал о происходящем в доме все. Как — это оставалось для сенатора загадкой.

— Вы зря ругались перед друзьями, господин. В случае, если вы...рискнете, — произнес после секундной паузы слуга, — они могут стать проблемой.

Голос грека, абсолютно такой же серый и незапоминающийся, как и его внешность, прозвучал очень рассудительно.

— Могут, — кивнул сенатор, зажигая тем временем свечи. — А могут и не стать. Вопрос в оценке рисков.

— Да, — не стал спорить слуга. — И они велики.

Юний ничего не ответил. Он и сам это прекрасно понимал.

— Сможешь найти правильного человека для работы в Сарматии? — для чего именно "правильного" было понятно. Сейчас у сенатора было только одно дело в новообразованных провинциях.

— Нож или яд? — уточнил грек.

— Без разницы. Главное, чтобы сделал работу, — Юнию не понравилось, как все это прозвучало. На какую-то секунду, он вдруг почувствовал себя... странно. Похожее чувство у него было в детстве. Тогда отец взял его с собой в Альпы — ехал туда по каким-то своим делам. В том путешествии они частенько находились весьма высоко, и взгляд в пропасть вызвал в маленьком Гае точно такие же ощущения, что и сейчас. — Но никакого фанатизма. Я еще ничего не решил, поэтому действуй максимально осторожно. Просто найди исполнителя.

— Вас никак не свяжут с этим, господин, — грек склонил голову.

— Надеюсь. Иначе нам крышка. Я уверен, мальчишка нас уберет. А если не он — то уж Помпеян точно. Просто из предосторожности.

Слуга коротко кивнул.

— И знаешь еще что...Подумай над проблемой моих друзей. Ничего не делай — только подумай, прикинь варианты, — Юния аж передернуло, когда он представил своих молодых приятелей мертвыми. Все же кровь он не любил. — Потом скажешь. А теперь иди. Мне надо поразмышлять.

— Да, господин.

Грек исчез также незаметно, как и появился.

Тем временем, ночь окончательно вступила в свои права. Юний, выйдя на небольшой балкончик, оперся о перила, задумчиво глядя на звезды. Луна была прикрыта одним из немногочисленных облачков.

Сегодня он, возможно, сделает самую большую ошибку в своей жизни. С другой стороны, в случае успеха его ждало огромное, непредставимое богатство.

Будучи человеком прагматичным и рациональным, Юний не любил неоправданного риска. Пока что он не совершил еще ничего плохого. Не считая оттраханной Луциллы, конечно, но это не в счет. Поэтому действовать надо осторожно, очень осторожно. Надо продумать действия на случай провала. Оставлять все на волю случая — дело некомпетентных глупцов. Он не такой.

В том, что Леонид найдет исполнителя, Юний не сомневался. Грек всегда выполнял порученное. Но этого было мало.

— Надо оставить следы к другим... Без всякого сомнения, это будет правильно. Всегда нужен козел отпущения. Да и при успехе пригодится, — снова поддавшись вредной привычке, сенатор проговаривал свои мысли вслух. Впрочем, здесь ему было некого опасаться.

Глава 3.

Сотня римских кавалеристов в черных доспехах и темно-красных плащах неспешно двигалась вдоль наезженной тропы где-то в Сарматии. С самого утра капал мерзкий дождик, мелкий, противный и будто бы какой-то липкий. Естественно, это не улучшало настроение солдат.

Максим, внимательно смотря по сторонам, беззвучно ругался. В этих землях существовала весьма серьезная угроза атаки — именно поэтому все до единого бойцы ехали в броне и с надетыми шлемами.

Больше всего раздражало именно это, а не какой-то там дождь. Тем более в жарком и душном августе.

Если бы не выматывающее ожидание нападения, Марк сейчас бы даже наслаждался поездкой, любуясь природными красотами новой провинции Империи. Правда, местные еще не приняли для себя эту простую истину — что их земля им больше не принадлежит — но у них еще будет шанс это осознать.

Коммод ехал неподалеку. Сейчас, в точно таком же плаще, что и его охрана, он ничем не отличался от обычного бойца. По крайней мере, сходу выделить его в массе солдат было бы непростой задачей. Единственно, его могучий жеребец явно выглядел крупнее и злее лошадей остальных кавалеристов.

Из рощи в нескольких стадиях впереди вылетел один из разведчиков передового дозора. И, судя по тому, как он нахлестывал свою кобылу, ничего хорошего сообщать он не собирался.

— К бою! — коротко рявкнул Марк. Это его заботой была охрана императора. Коммод, конечно, мог бы командовать и сам, но никогда этого права у своего друга не забирал.

Сейчас же император только лишь коротко кивнул, словно подтверждал приказ Максима, и спокойным и плавным движением вытащил из петли копье и проверил, как в ножнах ходит его меч.

Клинок Коммода был настоящим произведением искусства. Сделанный из стали, выплавлявшейся с помощью горючего камня в новых печах Британии, закаленной и отпущенной, откованный настоящим мастером. Лезвие этого меча напоминало пламя, застывшее в металле. Достаточно длинный, чтобы им было удобно рубить с коня, но не слишком тяжелый, чтобы им нельзя было пользоваться одной рукой.

Многие считали это оружие игрушкой — но только не те, кто видел его в деле. Марк, например, однажды наблюдал, как Коммод разрубил этим мечом одетого в доспех человека. И было кое-что еще: раны от этого меча не заживали. Еще когда Аврелий был жив, в одной из стычек, едва не закончившейся для Коммода отправкой домой, тот ранил одного из напавших на него варваров. Как потом выяснилось — вождя.

Аврелий собирался использовать его, чтобы обменять на некоторое количество пленных римлян, но, несмотря на все усилия лекарей, варвар скончался. Потом было еще несколько подобных случаев. И при этом Максим точно знал, что Коммод не наносит на свой меч яд.

Тем временем, дозорный уже достаточно приблизился к отряду императора, чтобы можно было рассмотреть детали. Впереди явно шел бой — боец был с ног до головы залит кровью и, из последних сил прижавшись к лошади, ее понукал.

Из рощи высыпалась немаленькая группа сарматов, стремительно разворачиваясь в подобие боевого строя.

Марк аккуратно тронул поводья, переведя своего жеребца на рысь, и выехал вперед. Что-то было не так — разведчик даже не притормозил, только лишь чуть скорректировал свой путь.

— Враааг! — неожиданно заорал один из бойцов авангарда, мимо которого буквально пролетел дозорный. Или, точнее, переодетый дозорным варвар.

Поняв, что его раскрыли, сармат распрямился и швырнул в Марка дротик, больше похожий на короткое копье. Хорошо швырнул, сильно. И точно. Но, однако, безрезультатно — Марк оказался быстрее, отбив его щитом.

Больше ничего варвар сделать не успел. Коммод вдруг оказался рядом с ним, и коротким и резким движением всадил копье в лицо. Сармат даже не успел вытащить меч.

— Идиот, — спокойно прокомментировал император. — Смертник. Принял тебя за главного, из-за шлема. Я тебе про это уже говорил. Нечего выставляться.

— Мы это обсуждали, Луций, — тихо ответил Марк. — Меня должны отличать и видеть собственные бойцы.

Коммод спорить не стал.

— В любом случае очевидно, что в роще нас ждала засада. С другой стороны, из-за этого придурка, — император кивнул на труп варвара, — они поняли, что мы о них узнаем, и решили принять открытый бой, хотя сегодня счет явно в их пользу.

В дозоре было четыре человека — и Коммод вполне понятно записал ребят в покойники.

Тем временем, императорский отряд без какой-либо паники развернулся из походных порядков в боевой строй и начал неторопливый разбег. Две ощетинившиеся копьями группы людей стремительно сближались.

В сарматских рядах не было даже и тени замешательства. Не без оснований считая себя лучшими всадниками, чем римляне, да еще и имея некоторое количественное превосходство, они надеялись на победу. Естественно, они пока еще не сталкивались с новой кавалерией Рима в бою. Да еще и ведомой лично императором.

Звук столкновения прозвучал подобно раскату грома. Сарматы не ожидали, что противостоящие им бойцы будут закованы в прочную броню и не хуже них будут управляться с лошадьми.

Щитом отбив или, точнее, отклонив направленное на него копье, Марк ударил в ответ. Но не в бойца противника, а в его лошадь. Почему-то от римлян такого приема не ждут — это, за свою военную карьеру, он уже выяснил.

Следующий удар, оставив застрявшее копье, Марк нанес уже мечом, активно продираясь сквозь вражеские ряды. Впрочем, ему было полегче — вперед вырвался сам Коммод, сеющий вокруг себя смерть. Его копье уже сломалось, и он действовал клинком. От чего, впрочем, варварам было только хуже.

Огромный вороной конь Коммода от своего хозяина не отставал, вовсю кусая сарматских лошадей. Сам император, уже весь измазанный вражеской кровью, продолжал свое продвижение сквозь варваров с методичностью работающего от водяной мельницы механизма.

Вот еще один солдат противника попытался ткнуть копьем римлянина. Безуспешно. Коммод уклонился, одним движением отрубил наконечник и, возвращая клинок, перерубил варвару горло. Попытавшийся добраться до императора с другой стороны сармат тоже не добился успеха — его удар Коммод принял на щит, конем толкнул вражескую лошадку и мечом располосовал падающему всаднику бок. Подняться с земли тот уже не успел — его попросту затоптали.

Бой не продлился еще и нескольких минут, но уже заканчивался. Лучшие кавалеристы Рима смяли сарматский отряд, пользуясь превосходством в броне, лошадях и оружии.

Два десятка варваров попытались отойти обратно к роще, но такого шанса им не дали — некоторые из преторианцев Коммода неплохо стреляли из лука. В том числе, с коня.

— Хорошая драка, — император был абсолютно спокоен, как будто бы и не было только что стычки, закончившейся сотней трупов. — Потери?

— Убитых трое, — Марк уже переговорил с десятниками. — Кроме того, в третьем десятке есть тяжелый, у него сломаны ноги. В седьмом десятке тоже, парню проткнули копьем бедро. У остальных мелкие ранения, ничего серьезного.

— Ясно, — несмотря на то, что погибших было немного, Коммод не выражал особого удовлетворения результатами битвы. — Включая дозорных, мы потеряли семерых. И еще неизвестно, станут ли в строй тяжелые. А это уже девять. За один бой мы потеряли почти десять процентов нашего лучшего отряда.

— Но ведь варвары потеряли почти полторы сотни человек! — попытался оправдаться Марк. — И посмотри, Луций: явно ведь не шелупонь какая-нибудь. Приличные бойцы.

— Это ничего не меняет, — император, закончив протирать куском ткани свой клинок, убрал тот в ножны и выпрямился в седле. — Это лучшие всадники Рима. Они должны быть более эффективны.

— Один к пятнадцати, по-твоему, недостаточно? Против хороших воинов, не против шайки какого-нибудь сброда, — Марк решительно не собирался сдаваться.

— А каковы были бы потери при столкновении с персами? — Коммод тоже уже начал раздражаться и слегка повысил голос. — Один к трем? И что? Пара битв — и прощай лучшее подразделение римской армии? Впрочем, ладно, не будем сейчас об этом. Просто учти, что ребятам нужно больше упражняться.

Еще три часа спустя римский отряд прибыл в лагерь. Последний представлял собою классическое передовое укрепление. Выстроившиеся по линейке ряды палаток, укрепленный кольями защитный вал, довольно глубокий ров, бдительные часовые... В общем, образец дисциплины и трудолюбия легионеров.

Дождь, моросящий с самого утра, неожиданно усилился. Коммод, подъехав к шатру командующего, спрыгнул с коня, стащил с головы шлем и подставил непослушную шевелюру под льющуюся с неба воду. При этом он закрыл глаза и улыбался, словно вспоминал что-то радостное.

Выглядел при этом император несколько страшновато — кровь поверженных им варваров никуда не делась и сейчас, размазываясь по черным доспехам, явно прибавляла картине зловещий оттенок.

Марк подумал, что последнее время даже побаивается своего собственного друга. Эта его улыбка, кровь на доспехах и плаще, холодные, изучающие глаза, в которых, порою, проскальзывает что-то страшное, вызывающее глубоко внутри очень неприятную дрожь.

Коммод менялся. Он все меньше походил на того парнишку, рядом с которым рос Максим. Иногда ход его мыслей оставался абсолютно непонятным, причем не только отдельным людям, но вообще всем. И близким тоже.

И глаза. Они навсегда изменились после того удара молнией, но сейчас... Сейчас они пугали. Даже вот только случившаяся битва — Коммод действовал в ней как механизм. Четкие, выверенные движения. Никакой жалости, никаких сомнений, постоянный контроль обстановки.

Сам Марк так не мог. Нет, он видел нечто подобное — благо, на войне был не первый день. Но одно дело, когда подобным образом действует ветеран с двадцатилетним опытом постоянных сражений, и другое дело — вчерашний мальчишка.