| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Превосходная новость, — слегка улыбнулся Седрик. — Давно пора было такое ввести.
— Я вот еще что подумал, господин канцлер, — продолжил Йендо. — Быть может, это уже в сфере компетенции госпожи Лайкиной, но все-таки... Словом, было бы не лишним проводить в школах, вузах, на предприятиях встречи с перевоспитанными слэшерами, чернушниками и прочими. Пусть они рассказывают о том, чем именно страшна вся эта зараза, как они одумались и смогли от нее излечиться... ну, думаю, мысль понятна.
— Хмм, интересно... — задумчиво протянул Седрик. — Конечно, это противоречит нашему главному принципу ненавязывания, да и сфера, как вы правильно заметили, не совсем ваша, но идея безусловно хороша. Госпожа Лайкина, пометьте себе еще это. А вам, господин Йендо, большое спасибо за такой интересный проект.
— Рад стараться, господин канцлер! — Широко улыбнувшись в ответ, молодой министр сел на место, а Седрик пристально уставился на его соседа.
— Ну, а как у нас дела с армией, господин Хирокаге? — спросил он.
Министр обороны, молодой обрусевший японец в очках, неспешно поднялся со своего кресла.
— Да все по-прежнему, Седрик-сан, — ответил он. — Призыв идет своим чередом, в гарнизонах все вроде бы тоже спокойно. Недавно, впрочем, японцы снова развертывали возле границы свои войска, но, думаю, это очередная провокация. Я свой народ хорошо знаю и уверен, в драку они ни за что не полезут.
— Разумеется, провокация, — криво ухмыльнулся канцлер. — У кого-то из тамошней военщины знатно подгорает в одном месте, не терпится ему проучить "пла-ахого Седрика". Но в целом нация и в особенности сам император люди разумные, Канон чтят не меньше нас, поэтому на войну они никогда не решатся.
— Простите, что встреваю, быть может, это совсем не мое дело, — раздался вдруг с дальнего конца стола чей-то дребезжащий голос, — но почему вы так твердо уверены, что это провокация? Может, вспомните хотя бы Тунгусский инцидент, когда мы из-за такой же "провокации" потеряли почти четверть территории? Или про Приморье, где япошки вырезали под корень чуть ли не все русское население?
Все с изумлением повернулись в сторону говорившего, коим оказался невысокий человечек лет сорока, с жиденькими белыми волосами. Его звали Астивин, и он еще со времен Ракота занимал пост министра иностранных дел — должность настолько незначительную, что о нем порой попросту забывали, и на совещаниях он присутствовал чисто номинально. Теперь же все были поражены тем, насколько одухотворенным выглядело его лицо, и каким азартным блеском горели его бесцветные глаза.
— Во-первых, милейший, потрудитесь встать или хотя бы попросить слова, прежде чем влезать в разговор, — поднимаясь с кресла и сверля Астивина ледяным взглядом, произнес Седрик. — А во-вторых, не несите чушь. И так называемый Тунгусский инцидент, и аннексия Приморья — это абсолютно разные и не связанные друг с другом вещи. И были они, смею напомнить, вполне законными и проводились по обоюдному согласию наших правительств. Просто, как обычно, у кого-то из местных имбецилов так между ягодиц заполыхало, что он и раздул это пламя на всю область. Отсюда и жертвы появились.
— Хорошо, принимается, — вскинул ладони Астивин, вставая с места. — Но, прошу заметить, я и не говорил, что эти инциденты были между собой связаны, я просто приводил в пример...
— Принимается, любезный, — злобно прошипел Седрик, опираясь ладонями о стол и приближая свое лицо к лицу подчиненного, — это когда ты осознал свою ошибку и больше так делать не стал. А когда ты продолжаешь возражать начальнику, демонстративно плюя таким образом на его предупреждение, это очень выразительно тебя характеризует. Все, пошел вон отсюда, ты уволен. Сдашь полномочия своему заместителю, и чтобы в пределах Кремля тебя больше не видно было. И считай, еще дешево отделался.
Последние слова он произнес таким страшным и угрожающим тоном, при этом даже не повышая голоса, что все за столом невольно притихли. Редко когда верховного канцлера удавалось разозлить, а уж когда он при этом переходил в разговоре со старшим собеседником на "ты", это означало для того окончательную потерю доверия. Понял это и Астивин, который, мигом угасив свой пыл и ссутулившись, зашаркал к выходу, бросив напоследок: "Простите мне мое занудство, господа".
Как только за бывшим министром захлопнулась дверь, Седрик, немного успокоившись, обвел остальных холодным взглядом, задержав его на вице-королеве Аннанас, что все время совещания сидела на другом конце стола не шелохнувшись и при этом, судя по всему, вникала в каждое сказанное слово.
— Слово лишь за вами, ваше величество, — произнес канцлер. — Вы имеете право отменить любое мое решение как противоречащее Конституции.
Вице-королева лишь слегка наклонила голову и улыбнулась поистине царственной улыбкой.
— Я уважаю каждое ваше решение, господин канцлер, — произнесла она низким красивым голосом, — и не собираюсь ничего отменять. Поступайте, как считаете нужным.
Улыбнувшись в ответ, Седрик тряхнул головой и уже весело взглянул на министров.
— Думаю, на этом пора закончить совещание, господа, — произнес он. — Идите работать, и удачи вам. Голдендрейк, задержитесь, нам нужно кое-что обсудить.
Собравшиеся, гремя ножками кресел и шурша бумагами, двинулись к выходу из зала совещаний. Как только за столом остались лишь двое, Седрик махнул Голдендрейку, чтобы тот пересел поближе к нему.
— Ну, как там девчонка-мятежница? — спросил он.
— По-прежнему, господин канцлер, — пожал плечами Голдендрейк. — Говорить что-либо о своих отказывается, временами ведет себя дерзко. Недавно даже голодовку объявила.
— Понятно, — усмехнулся Седрик. — Наверняка себя принцессой Леей вообразила.
— Скорее, Асокой, — поддержал шутку начальник ИСБ. — Она, кстати, "Повстанцев" считает частью Канона*, сама даже признавалась. [* — имеется в виду мультсериал "Звездные войны: Повстанцы" и его персонажи.] Только я думаю, господин канцлер, что все это пустое позерство, не более того. Подержать ее у нас еще пару деньков, она и заговорит...
— Не стоит, — качнул головой верховный. — Отправляйте ее в психушку, на усиленный курс, пусть там с ней и разбираются.
— Но как же, господин канцлер?.. — так и опешил Голдендрейк. — Она ведь ничего нам еще не сказала... И потом, за причинение морального ущерба моему сотруднику, капитану Фросту, ей полагается обычная тюрьма...
— Ничего, и без нее найдем остальных повстанцев. А капитану вашему выплатите компенсацию, и дело с концом. Таких, как она, тюрьмой не исправишь.
И Седрик махнул рукой, давая понять, что разговор окончен. Пожав плечами, Голдендрейк направился к выходу. Седрик выждал пять минут и только после этого вышел из зала в коридор.
— Господин канцлер!..
Обернувшись, он увидел выглядывавшую из бокового коридора Аннанас. В своей нежно-золотой королевской накидке она была как всегда неотразима. Каштановые волосы густыми волнами спадали на плечи, а большие миндалевидные глаза взирали на Седрика встревоженно-меланхоличным взглядом.
— Мы сегодня едем?.. Вы ведь обещали... Или вы забыли?..
Канцлер, выдержав паузу, улыбнулся ей в ответ.
— Конечно же нет, я ничего не забыл. Едемте. Только сначала нужно переодеться.
— Да-да, конечно, я мигом! — Вице-королева, словно огромная золотая бабочка, метнулась за угол. Седрик подавил улыбку, направляясь в свои покои.
* * *
Спустя полчаса они, переодетые в простую одежду, уже ехали в лимузине по вечерней Москве, направляясь к ее окраине. Об этих поездках обычно не знал никто, кроме личного водителя Аннанас.
— Как думаешь, она нас узнает? — кладя руку на плечо Седрика, задумчиво спросила вице-королева. В тишине салона, где никто бы их не услышал, они могли называть друг друга на "ты" и вообще забывать об условностях.
— Не знаю, — ответил Седрик. — Сколько ей вообще?
— Два года и семь месяцев, — улыбнулась Аннанас. — Ты что, совсем уже ничего не помнишь?
— Два и семь месяцев... — повторил Седрик. — Почти столько же я у власти. Интересно получается...
Лимузин остановился у ворот огромного белоснежного здания, обнесенного бетонным забором, и три раза просигналил. Ворота раздвинулись, и водитель, предъявив пропуск, завел машину на территорию комплекса. Навстречу важным гостям вышла пожилая строгая женщина в белом костюме, с завязанными в тугой узел темными волосами.
— Здравствуйте, мадам Агнесса, — слегка наклонила голову вице-королева. — Надеюсь, мы сегодня не опоздали?
Раздвинув в скупой улыбке накрашенные губы, мадам Агнесса повела гостей за собой внутрь комплекса. Напичканные видеокамерами и дверями с электронными замками коридоры были пусты, лишь из-за угла доносилось равномерное постукивание ложек о тарелки.
— Дети сейчас ужинают, — объяснила мадам Агнесса Седрику и Аннанас. — Если хотите видеть Исанн, вам придется подождать...
— Нет, — отрезал Седрик. — Ждать мы не можем. Приведите нам ее прямо сейчас.
Начальница детского приюта поджала тонкие губы, но спорить не стала.
— Тогда прошу вас следовать в ее комнату, — произнесла она. — Моя помощница вас проводит.
— Не стоит, мы помним дорогу, — успокоил ее канцлер, и они вместе с Аннанас направились дальше по коридору, оставив мадам Агнессу в столовой.
Комната их маленькой дочери, как и у многих детей в этом здании, выглядела чистой и по-спартански простой. Письменный стол, книги на полках, диски с развивающими фильмами. Никаких кукол, плюшевых медведей и розовых зайцев, из игрушек — только конструкторы и развивающие головоломки. Глаз видеокамеры в углу зорко обшаривал помещение.
— Послушай, ты все-таки уверен, что мы поступили правильно?.. — оглядев все это, спросила Аннанас и тут же наткнулась на суровый взгляд Седрика.
— Не глупи. Мы все это уже много раз обсуждали, — отрезал он, и она смущенно замолчала.
Пискнул электронный замок, и в раскрывшуюся дверь вошла мадам Агнесса, ведя за руку белокурую девчушку в клетчатом платьице с белым передником.
— Исанн!.. — кинулась Аннанас ей навстречу и в порыве чувств обняла малышку. Взглянув на них, начальница все поняла и мигом покинула комнату.
Верховный канцлер любил детей. В их присутствии он мгновенно забывал обо всем остальном, как бы сам становясь большим ребенком. Мир вокруг сразу приобретал другие краски, и Седрик начинал вдруг замечать те простые бытовые мелочи, на которые раньше, загруженный делами, попросту не обращал внимания. Волей судьбы им с Аннанас приходилось скрывать ото всех свою маленькую дочь, навещая ее лишь изредка, но Седрик смог обеспечить ей наилучшие условия проживания. Здесь, в этом скрытом от посторонних глаз приюте детей растили словно в огромном инкубаторе, где они не знали о мировых проблемах, кознях и дрязгах людей вокруг и тем более не имели понятия о политике и всех ее грязных механизмах. Это было особое поколение, великое будущее страны.
...Сидя с маленькой Исанн на коленях, Седрик гладил ее по мягким волосам и говорил ей то, что она вряд ли понимала, но обязательно поняла бы потом, через много лет.
— Когда ты вырастешь, моя малышка, мир станет совсем другим. В нем будут жить только разумно мыслящие люди. Как мы с тобой. Как мама. Как все те, кого ты знаешь. Только тогда я смогу показать тебе этот мир.
Взглянув на часы, канцлер понял, что пришло время прощаться. Он аккуратно снял дочурку с колен и встал, направляясь к двери. Исанн вдруг вцепилась ему в штанину, словно не желая отпускать.
— Папа... не уходи... — промолвила она, и лицо ее сделалось плаксивым. Седрик притворно нахмурил брови, и девочка, вдруг посерьезнев, вытянулась в струнку и выпятила грудь. "Совсем как настоящий солдат, — с улыбкой подумал Седрик. — Моя порода".
На обратном пути в машине он, положив голову на плечо Аннанас, задремал и вновь увидел перед собой дочку...
========== Глава 7: Сила двух стихий ==========
"Когда-то давно я, поддавшись тогдашней моде на разврат, всерьез увлеклась стебом и чернухой и, как ни страшно это вспоминать, пыталась даже навязывать другим свою точку зрения. Признаю, была молодой и не вполне осознавала, зачем это делала. Но, как только я прошла курс лечения в клинике "Священный Канон", все тут же изменилось. Я поняла, как на самом деле заблуждалась и пыталась лишь самоутвердиться. Специалисты клиники "Священный Канон" смогли вовремя оказать мне квалифицированную помощь, благодаря которой я теперь чувствую себя полностью здоровой и свободной от каких-либо предрассудков. Спасибо большое Канону за такую отличную возможность осознания себя!
Редикс, 31 год".
Из рекламного объявления.
Каждый день теперь Рэйн просыпалась ровно в семь, разбуженная писком электронного замка на двери палаты. Меры предосторожности на Лубянке были что надо. Затем медсестра заставляла ее выпивать порцию каких-то противных таблеток. Рэйн делала вид, что выпивала, на самом деле пряча таблетки за щекой и потом незаметно выплевывая их под кровать. Первое время она яростно сопротивлялась, но тогда лекарства стали вводить в нее насильно, с помощью уколов. Провалявшись после таких процедур пару дней живым трупом, девушка решила впредь играть роль послушной овечки.
После водных процедур следовал завтрак в общей столовой, где Рэйн окружали люди с глазами мертвецов, постоянно бормочущие себе что-то под нос. Потом шли "занятия", на которых девушка в компании тех же зомби смотрела на доску и для вида повторяла вместе с ними слова о величии Канона и неприятии всего того, что "оскорбляет" его. Иногда "педагоги" проводили также практические занятия и заставляли пациентов писать фанфики "в строгом соответствии с Каноном". Тогда Рэйн, на время представляя себя канонистом до мозга костей, послушно выводила в тетради слова. Она знала, что за отказ или попытку написать что-то свое ее могут на два дня оставить без обеда или даже подвергнуть внеочередному курсу "электрофореза", поэтому предпочитала не сопротивляться, хотя внутри у нее в такие моменты все так и клокотало от гнева.
После занятий наступало время обеда. Затем следовала короткая прогулка на свежем воздухе, и пациентов вновь загоняли в палаты. Рэйн приходилось "принимать" новую порцию таблеток, а затем до отбоя, который случался ровно в 22:00, наступало свободное время. Именно в это время Рэйн могла наконец-то спокойно подумать о своей дальнейшей судьбе.
Впрочем, перспективы пока что были мрачнее некуда. Побег не представлялся возможным: территория больницы была обнесена бетонным забором с колючей проволокой и видеокамерами, а дверь палаты открывалась лишь снаружи, санитарами и медсестрами. Сколько бы Рэйн ни продумывала различные варианты, все они неминуемо разбивались о суровую реальность. Под эти невеселые размышления девушка каждый день незаметно засыпала.
Так день проходил за днем. Самой страшной была среда, когда Рэйн отводили на процедуру, которую здесь именовали "электрофорезом". Впрочем, за безобидным названием скрывалась куда более ужасная правда. Рэйн сажали в кресло, пристегивали ремнями ее руки к подлокотникам, привязывали ноги, а к голове подводили какие-то электроды. Затем включали странный аппарат, больше всего похожий на какую-нибудь технику советской эпохи, и голова Рэйн раскалывалась от нестерпимой боли: всю ее насквозь прошивали разряды электрического тока. В это же время монотонный голос в динамиках, напоминавший каких-нибудь древних экстрасенсов или гипнотизеров, произносил слова, но Рэйн так и не слышала их из-за собственных криков. Это было поистине ужасной пыткой, и девушка каждый раз со страхом ожидала наступления среды.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
