"Степняк"

— Я так и знала, что найду тебя здесь, — произнес знакомый девичий голос, и рядом с удивленным и обрадованным Эзрой, гулко брякнув глиняной посудой, присела Майран. — Ты почти ничего не ешь, Назар беспокоится.

— И прислал тебя? — улыбнулся советник. Девушка усмехнулась.

— Нет, я решила прийти сама, — ответила она и протянула Эзре миску с горячей похлебкой. Только сейчас эрц-герцог понял, насколько был голоден и, пробормотав слова благодарности, принялся за еду.

— Там, дома, тебя кто-нибудь ждет? — внезапно поинтересовалась Майран, наблюдая за ним из-под полуопущенных ресниц. Эзра едва не поперхнулся от неожиданности, немало удивленный вопросом, и отрицательно покачал головой. — У тебя нет жены или детей?

— Из семьи у меня только младший брат, — горько усмехнулся советник. — А с женитьбой я все тянул, считая, что успею позже, а если нет — наш род продолжит Майлз. Теперь же все усложнилось.

— Тебе дорог мой брат? — глядя как будто сквозь него, спросила девушка, нервно теребя в руках сорванную травинку. Эзра медлил, не понимая, что означает этот разговор, и пытаясь подобрать правильные слова, а затем махнул рукой.

— Да, — без колебаний ответил он. — Только это не имеет значения. Мы расстаемся через две недели, и Сансар, судя по всему, уже утолил свой интерес ко мне.

— Это неправда! Он любит тебя! — запальчиво воскликнула девушка и покраснела под удивленным взглядом советника. — Вот, держи, — стараясь скрыть замешательство, произнесла она и протянула Эзре кувшин с пряно пахнущей жидкостью.

— Что это? — поинтересовался эрц-герцог, пробуя на вкус прохладный напиток. — Вкусно.

— Это всего лишь отвар из трав. Он придает сил, — уклончиво ответила Майран и, дождавшись, когда он осушит кувшин до дна, забрала посуду.

— А ты сама влюблялась в кого-нибудь? — спросил Эзра, откидываясь на траву и чувствуя, как по всему телу расползается приятное тепло.

— У нас все по-другому, — грустно улыбнулась девушка. — Хранительница должна полностью посвящать себя племени. У нее нет привязанностей, нет семьи — только дочь, которая займет ее место в будущем. Она должна быть уверена в себе, беспристрастна и не иметь слабостей. А любовь — это слабость.

— В этом я с тобой соглашусь, — понимающе кивнул Эзра. — Именно поэтому я и не давал себе влюбляться, находя таких любовников, к которым не рисковал привязаться. Как Франц, например. Просто человек рядом. Есть он — хорошо, нет — еще лучше. Это называется быть свободным.

— Сансар называет это одиночеством, — улыбнулась девушка сквозь мелькнувшие слезы. — Он говорит, что надо не бояться любить и жить так, словно ты бессмертен и неуязвим. И не важно, что любовь может уйти — важно лишь то, что ты успел пережить за то время, что она была с тобой. Год, месяц, день, час — какая разница? Тот, кто потерял, все равно богаче, чем тот, кто не имел. Я все время задаюсь вопросом — может он прав?

Голос девушки доносился словно издалека, с трудом пробиваясь сквозь туман, наполнивший сознание. Разум плыл, тело горело как в огне, кровь бешено стучала в висках, будоража и наполняя странными ощущениями.

— У меня своя судьба, — прозвучало где-то совсем рядом с его ухом. — Хранительница должна зачать дочь, чтобы наш род не прервался, и мы чувствуем того мужчину, от которого родится дитя с даром. Нас ведет магия, а она порой очень жестока. Надеюсь, ты и Сансар сможете простить меня и понять...

Сознание уплывало за грань, но Эзра изо всех сил цеплялся за ускользающую реальность. Он попытался оттолкнуть, подняться, уйти, но тело не слушалось, попав под власть зачарованного питья, лишившего его воли и рассудка. Под одежду скользнули тонкие дрожащие пальцы, пробуждая древнейшие инстинкты и желания, и, едва понимая, что он делает, Эзра накрыл собой хрупкую девушку.

Он пришел в себя только под утро, лежа на траве все там же у ручья. Память о том, что произошло ночью, обрушилась подобно лавине, и Эзра застонал, обхватывая руками гудящую голову. Почему, ну почему именно он?!

Майран нигде не было видно, и советник от души порадовался этому, будучи не в силах сейчас видеть девушку. Он оделся, поднялся на ноги и, чувствуя слабость во всем теле, пошатываясь направился к стойбищу, намереваясь не покидать шатер до самого возвращения Сансара. Однако его планы оказались несостоятельными.

Вождь сидел у очага, даже не повернувшись в сторону вошедшего любовника, и тот сразу понял — знает. "Что же", — мелькнула мысль, — "так даже и лучше".

— Когда ты вернулся? — стараясь говорить спокойно, спросил Эзра, не подходя ближе. Сансар наконец-то посмотрел на него.

— Ночью, — ответил он. — С вечера почувствовал, что с тобой неладно и поспешил вернуться. Не успел.

— Сансар, я... — начал было эрц-герцог, но его оборвали взмахом руки.

— Я разговаривал с Майран, — объяснил кочевник, и Эзра почувствовал, как его обдало холодом, прозвучавшим в голосе вождя. — Девчонка... как она могла?!

— Что? — не поверил своим ушам советник. — Ты злишься на нее? Но... я так понял ... я думал...

Сансар поднял бровь, и Эзра моментально оказался рядом, обнимая его за плечи.

— Прости, — зашептал он. — И меня и ее. Я не знаю всех тонкостей и правил этой вашей дурацкой магии, но ей очень непросто далось это решение. Давай просто забудем обо всем, Сансар. Ну к темным этот праздник, поедем со мной в Палесту! Я не хочу расставаться, не хочу терять тебя! Боги, я столько времени держал на замке душу, а ты просто вломился в нее не спросясь, не церемонясь. И я не хочу лишаться этого! Ты много значишь для меня, и будь я проклят, если это не взаимно! Теперь-то я знаю, что значат те слова, что ты шепчешь мне ночью. Повтори их на моем языке, вождь!

— Ни за что! — ехидно оскалился тот в хорошо знакомой усмешке, и у Эзры наконец отлегло от сердца. — Я лучше покажу это тебе на деле!

Он дернул советника на себя, опрокидываясь вместе с ним на спину.

— Ты поедешь со мной? — с надеждой спросил эрц-герцог, гладя любовника по волосам. Кочевник отрицательно покачал головой.

— Я не могу, — ответил он. — У меня есть свой долг, который я должен выполнить так же как и ты.

— А потом? — настаивал Эзра. — Потом я могу вернуться?

— Я сам найду тебя, — пообещал вождь. — Я приложу для этого все усилия. Веришь?

— Верю, — ответил эрц-герцог и потянулся к его губам, стараясь заглушить противное царапающее предчувствие. Сансар не врал, он действительно хотел быть с ним. Откуда же тогда это мучительное ощущение, что он больше никогда не увидит смуглого кочевника, если покинет стойбище? Чужие руки обхватили его за плечи, и неприятные мысли моментально вылетели из головы, уступив место пьянящему желанию.

Они уезжали ночью. Трое всадников бесшумно покинули спящее стойбище, оставив позади одинокую высокую фигуру, молчаливой тенью глядевшую им вслед. На мгновение Эзра оглянулся, движимый странным болезненным чувством, но луна внезапно забежала за облако, и разглядеть в наступившей темноте силуэт вождя стало невозможно. Эрц-герцог стиснул зубы и крепче ухватился за поводья. Впереди лежал путь в Палесту.

Все племя активно готовилось к празднику. Горели костры, женщины готовили угощения и вина, а несколько воинов тщательно расчерчивали арену для предстоящего поединка. Сансар молча сидел на почетном месте, с беспристрастным лицом оглядывая своих будущих противников, которых оказалось неожиданно много. Солонго довольно скалился, рассчитывая на успех, и у вождя были все основания полагать, что эта радость не была беспочвенна.

— Я бы хотела, чтобы ты уехал с ним, — грустно произнесла Майран, присаживаясь рядом с братом. На миг его лицо оттаяло, и он крепко сжал руку девушки, стараясь ободрить.

— И бросить все так? — он кивнул в сторону оживленно переговаривающихся противников. — Нет, пока у меня есть шанс удержать судьбу племени под контролем, я буду бороться.

— Но шансов нет! — со слезами в голосе воскликнула девушка. — Их много, они будут выходить по очереди, измотают тебя, а потом Солонго добьет и станет вождем! Что за глупый и жестокий обычай?!

— Это мудрый обычай, — покачал головой Сансар и обнял плачущую сестру. — Он дает возможность племени, если оно недовольно вождем, заменить его новым. Раз в год, в день осеннего Равноденствия он должен подтверждать свое право на власть. Никто не выйдет драться просто так, особенно в первых рядах. Если вождь силен, то он легко справится с первым, вторым, третьим... Но если тех, кто против него, слишком много — он будет повержен. И это правильно. Все честно — каждый ставит на кон свою жизнь.

— Каждый, кроме него! — с ненавистью выплюнула девушка, взглянув на Солонго. — Он сумел как-то обмануть их всех! Сансар, что делать?!

— Доказывать, что по праву занимаешь свое место, — произнес кочевник и поднялся на ноги. Все было готово.

Вокруг импровизированной арены собралось все племя, от мала до велика. Это был самый важный, самый интересный день в году и никто не хотел упустить ни мгновения разворачивающегося зрелища. Сансар мягко усадил обратно подскочившую было вслед за ним сестру и нежно поцеловал ее в щеку.

— Ты хранительница, — улыбнулся он и успокаивающе погладил девушку по волосам, — и должна быть сильной.

Он выпрямился и неторопливым размеренным шагом вышел в центр образовавшегося круга, где его ожидал первый противник.

Сансар недаром был сыном колдуньи и воина. Его сила, ловкость и быстрота всегда поражали соплеменников, но в этот день он превзошел сам себя. Драться полагалось без оружия, используя лишь то, что дано от природы, а вождю дано было очень много. Он не тратил времени и сил рядом, не церемонясь и не щадя противников, понимая, что должен одолеть всех, если хочет выжить. Его удары ломали кости и крошили челюсти, но вслед за поверженным врагом в круг выходил новый.

Никто из кочевников не был слабым — слабые просто не выживают в степи. Капля за каплей уходили силы вождя, которому становилось все тяжелее уклоняться от кулаков противников, и он успел пропустить несколько ощутимых ударов. "Хорошо, что Эзра уехал", — подумал он, вытирая кровь, льющуюся из рассеченной брови. — "По крайней мере, до него Солонго теперь не добраться, а обидеть Майран не рискнет никто".

Новый противник вышел из толпы, и Сансар сразу же почувствовал неладное. Зрачки кочевника были странно расширены, а в движениях сквозило нечто смутно знакомое. Вождь нахмурился, а затем сообразил в чем дело и похолодел от ужаса. Парень явно наелся травы норри, очень редкой и произраставшей намного южнее их стойбища. Сок ее обладал сильным возбуждающим и обезболивающим действием, превращая человека буквально в берсерка, однако и плата за это была велика. Сердце просто не выдерживало колоссальных нагрузок и останавливалось через полчаса — час. Но на это время человек становился буквально неуязвим.

Сокрушительный удар в живот откинул Сансара назад, и не успел он подняться, как на него снова обрушились мощные кулаки. Он извернулся, ударив по коленям и вынудив противника немного отступить назад, и смог подняться на ноги. Одурманенный степняк захохотал и ринулся на вождя, едва успевшего отскочить в сторону. Сансар пропустил его мимо себя, а затем со всей силы впечатал кулак ему в бок заимствованным у Эзры приемом. Но на безумца это произвело слабое впечатление. Изматывающая схватка продолжалась.

"Продержаться", — металась в голове мысль. — "Он сдохнет сам, надо только не дать достать себя. Надо.... Что?!"

В первую минуту он решил, что ему показалось, но уже в следующее мгновение перед глазами снова промелькнули золотистые волосы, которые не возможно было спутать ни с чьими другими. Рядом с Майран, приобняв девушку за плечи, стоял Эзра.

Сознание отказывалось принять реальность, но зрение упорно показывало — он здесь, он вернулся. Почему? Зачем? Какого же труда стоило смириться и привыкнуть к мысли, что он никогда больше не увидит свое зеленоглазое наваждение, вынувшее из него душу там, на королевском приеме?! Смириться и отпустить — потому что это было правильно, потому что без Сансара, Эзре пришлось бы несладко здесь, в стойбище. Солонго не забыл, кому обязан своим позором. Что же он делает, зачем вернулся?

Эрц-герцог стоял, выпрямив спину, облаченный в уже привычную одежду степняков, заплетя волосы по местному обычаю. Его взгляд был спокоен и безмятежен, словно бы на него не косились со всех сторон, отвлекшись даже от увлекательной битвы, развернувшейся в кругу. Солонго сперва недовольно нахмурился, а затем усмехнулся так плотоядно, что у Сансара окончательно снесло голову. Ярость и страх за дорого человека подействовали ничуть не хуже дурмана. Багряный туман заволок сознание, и кочевник бросился вперед.

Он с трудом оторвался от неподвижно лежащего тела противника и выпрямился, отыскивая взглядом любовника. Рядом с Майран никого не было, и Сансар уже подумал, что ему все привиделось, как его окрикнули с другой стороны. Он обернулся и, в два прыжка оказавшись рядом, вцепился в рубаху довольно улыбающегося советника.

— За какими темными богами ты вернулся?! — прорычал взбешенный вождь. — Я же внятно объяснил, что сам найду тебя!

— Как же! — в том же тоне отозвался эрц-герцог. — На пастбищах у добрых духов, надо думать! Врезать бы тебе за то, что ничего не сказал, но это уже и без меня есть кому сделать. Поэтому я лучше дождусь, пока ты надерешь задницу этому выскочке, залечишь синяки, а уж потом займусь тобой вплотную, да так что мало не покажется!

— Эзра... — кусая губы, произнес Сансар, — а если я проиграю? Что будет с тобой?

— Даже не хочу об этом думать, — поморщился тот, а затем хитро сверкнул глазами. — Вот поэтому-то у тебя нет права на проигрыш. Все, хватит разговоров.

Сансар решительно повернулся лицом в круг. Взбудораженная последней схваткой кровь еще не остыла, яростно стуча в виски и требуя выхода для переполнявшей тело силы. Боль почти ушла, вытесненная отчетливым холодным пониманием — вот теперь он точно не может позволить себе проиграть, потому что на кону не только его жизнь. Спиной вождь чувствовал устремленный на него взгляд зеленых глаз, веру и решимость их обладателя, и это заставляло позабыть об усталости. В центре круга, заметно побледневший, стоял Солонго.

Меченый кочевник даже не успел отследить точный и молниеносный бросок вождя, который еще не так давно едва стоял на ногах. Сильные яростные удары сыпались со всех сторон, и Солонго мог только с трудом удерживать оборону, не говоря уже о том, чтобы пытаться ответить самому. На миг он встретился взглядом с серыми глазами Сансара и леденящей ясностью прочел там свой приговор. Кочевник начал отступать, не в силах выдержать напора. Его сбивали с ног, затем давали подняться и снова повергали на землю. Каждый шаг назад приближал степняка к той черте, за которой заканчивалась земная жизнь, дышать становилось все труднее, как и поднимать потяжелевшие руки. Сознание уплывало, и лишь неверяще билась в голове единственная отчаянная мысль: это все?! Вот так все и кончится?