Заклинатели Бер-Сухта

— Да. Что это значит?

— Не знаю. Я вижу с разных точек. То, словно я нахожусь там, бегу от этого огня, то словно откуда-то сверху, с воздуха. Всегда по-разному.

— Хаген тоже видит сверху. Он сказал — словно летишь...

— Я знаю.

— Он рассказывал тебе?

— Рассказывал.

— Знаешь, Лан, мне страшно... — я поежилась, подтянула к себе ноги. — Я думала, это просто кошмары, но теперь... Я боюсь. Я не хочу, чтобы так было.

Он обнял меня за плечи.

— Ничего, все будет хорошо. В Литьяте уже думают, как это предотвратить.

Я вздрогнула. Литьяте...

— Давай, выпей еще, — предложил Лан. — Это поможет успокоиться.

— Это не поможет. Я напьюсь, но завтра все окажется на своих местах, никуда не денется.

Лан усмехнулся, дружески потрепал мои волосы.

— Ты бываешь такой серьезной, Соле, что мне страшно.

— Мне тоже.

Несколько минут мы молча сидели рядом. Шумели волны.

— Слушай, Лан, — тихо сказала я, — ты все знаешь... А Джаре тоже снится такой сон?

Я видела, как он напрягся, мои вопросы ему не нравились.

— Я не знаю, — сказал он. Наверно, вышло чуть более резко, чем этого можно было ожидать.

— Но, послушай, если, как ты говоришь, эти сны снятся тем, кто как-то с этим связан, если это снится мне, тебе, Хагену... Даже если Салотто просто мой дом, то вам-то почему? Как связаны вы?

Он хотел встать, уже дернулся, но остался.

— Это и мой дом тоже, — холодно сказал он. — Я родился на Кито, но это совсем рядом. Я кучу времени провел в Салотто.

Я покачала головой, мне казалось, дело не в этом.

— Соле! — Лан облизал губы, хмуро глядя мне в глаза. — Соле, не спрашивай меня. Я не знаю. Я ничего не могу тебе сказать. Ничего. Ты понимаешь?

* * *

Утром я проснулась с ужасным похмельем, после вина Лан поил меня чем-то еще. Я плохо помнила тот разговор. То есть помнила, но в голове шумело и не хотелось ничего вспоминать, вообще думать об этом не хотелось.

Все как-нибудь образуется. Ведь маги — на то и маги, что бы...

Они придумают.

Все будет хорошо.

Мне вообще пора на занятия идти.

— Глава 4

— Когда вы почувствуете, что немеют ноги, а ладони наливаются огнем, — говорила мисс Кеали, — когда вы почувствуете, как вибрирует в потоке магии все тело, то вдохните поглубже и задержите дыхание. Это значит — вы готовы.

Если вовремя не остановиться, у неопытного мага могут начаться судороги.

Мы должны почувствовать и запомнить это ощущение, запомнить свой предел.

Мисс Кеали вела у нас практику. Звания мастера у нее не было, она окончила только Бер-Сухт, а это дает лишь профессию заклинателя, но не мага.

Только вместо заклинаний и волшебства у нас была куча непонятных упражнений и медитаций. Нам говорили — это должно помочь настроиться и развить потенциал. День за днем. Сосредоточиться, почувствовать собственную силу, дотронуться до этой силы. Открыть дверцу внутри себя и позволить потоку силы растекаться по телу, ощутить, до мурашек, до покалывания пальцев.

К моему удивлению, Лан не отлынивал, хотя он-то уж точно прошел через все эти тренировки. Зачем ему подготовка, если он и так умел колдовать. Но Лан занимался вместе с нами. Он говорили — в Литьяте учили по-другому, интересно освоить новый подход.

Хаген же практикой занимался по индивидуальной программе, под особым контролем, с мастером Патеру и под контролем мастера Ил-Танки. Но общими и теоретическими предметами — вместе с нами. Теория тоже давалась Хагену нелегко, он едва-едва умел читать, в древне, где он жил, это было не нужно. Но Хаген был страшно упрямым, сидел с книгами целыми днями, разбирая по слогам. Над ним вечно подшучивали, но он мало обращал внимание.

Шел октябрь, дни становились все холоднее, с деревьев почти облетела листва, мы успели выслушать кучу лекций, но пока не выучили ни одного заклинания. Все готовились.

— Вы должны понимать, откуда взялся такой строго лимитированный подход к магии, как в Литьяте, — говорил мастер Патеру. — Он возник не просто так и не на пустом месте. И уж точно не с целью усложнить кому-то жизнь. Дело в том, что никакое магическое действие не проходит бесследно. Вы должны запомнить и подходить к делу с большой ответственностью. Каждый раз, используя магию, мы что-то изменяем в сущности вещей, мы меняем что-то в нашем мире, меняем баланс. Расходуем энергию земли. Нельзя колдовать что захочется и когда захочется. Первое, чему учили в Тарре — это ответственность. Вы должны очень четко осознавать, что делаете и зачем. Изначально, в Тарре училось не больше десяти человек на курсе, только люди с необычайно высоким потенциалом, избранные. Они учились по восемь лет. А Литьяте делал ставку на массовость и скорость. Массово научить ответственности нельзя, можно лишь установить четкие правила, ограничить возможности. В Литьяте поступают сотни человек в год, и нужно контролировать их всех. Это даже не вопрос власти, это вопрос выживания. Без надлежащего контроля магия может разрушить мир.

— То есть, вы все же одобряете действия Литьяте? — громко спросил Лан.

Мастер Патеру нахмурился, очень долго молча смотрел на него.

— Дело не в одобрении, молодой человек, — холодно сказал он. — Я прекрасно понимаю, почему в Литьяте выбрали этот путь. Но это путь в никуда. В Гильдии мое мнение прекрасно известно.

Мне показалось, сейчас он скажет: "можете так и передать". Лан учился в Литьяте, а значит, здесь ему до конца не доверяли. Он чужой, почти враг.

* * *

— Лан! Ты совсем обнаглел!

Джара пихала спящего Лана в бок, он только неразборчиво ворчал в полусне и пытался закрыться одеялом.

Я села на кровати.

— Джар, ты чего?

До начала занятий еще долго, можно поваляться пол часика.

Джара схватила обеими руками одеяло и принялась стаскивать с Лана, он не отдавал.

— Тебе не кажется, Соле, что уже больше недели печку по утрам топит Хаген. А должны — по очереди.

Я задумалась... да, пожалуй, так и было.

Хаген молча подбросил еще пару поленьев в огонь.

Лан подрабатывал в порту грузчиком и разнорабочим, часто приходил очень поздно, сразу заваливался спать. Денег от родителей он не получал, как не получал и стипендии. И в то же время деньги тратил с необыкновенной легкостью.

Джара взяла стакан с водой и выплеснула Лану на голову. Он заворчал сквозь сон, отряхнулся, с трудом сел на кровати.

— Хватит дрыхнуть, — строго сказала Джара. — Твоя очередь печку топить.

Ина тоже проснулась, подошла.

— Да он пьяный совсем! От него перегаром несет. И когда успел? Вчера, вроде, пришел нормальный...

— Он ночью вставал, я слышала, — сказала Джара.

Лан сидел на кровати, слегка покачиваясь, хмуро глядя на нас всех.

— Ты совсем дурак? — поинтересовалась Джара. — Тебе сейчас на занятия.

— Да, — сказал он. — Все нормально.

— Да какого хрена, Лан!

— Джар... какая разница, — он отмахнулся.

— Тебя выпрут отсюда за такие дела!

— Не выпрут.

Лан принялся тереть ладонью лицо. Видно было, что продолжать разговор ему не хочется. Но Джара отчего-то завелась.

— Ты что, думаешь ты такой особенный? Думаешь тебе все можно?

— Можно, — жестко сказал он. — Мне — можно.

Поднялся на ноги и, шатаясь, пошел к двери.

— Ему сон приснился, — сказал Хаген.

Лан остановился на секунду, замер, но так и не обернулся. Потом что-то зло буркнул под нос и вышел, хлопнув дверью.

— Ага, сон ему приснился страшный, — фыркнула Ина. — Он что, маленький что ли? Соле, у вас в Илитрии все такие неженки?

Я покачала головой. Ина не понимала, ей такие сны не снились. Но ведь Лану приснился не горящий Салотто, он видел такое много раз. Это что-то другое, личное. Личное предупреждение. Что-то страшное.

— Откуда ты знаешь, Хаген, — спросила Джара.

А вот Джара понимала, в ее голосе слышна тревога.

— Он стонал во сне, говорил что-то... Потом проснулся, долго сидел на кровати...

— Говорил? Что говорил?

— Я не понял, — сказал Хаген.

Мне вдруг стало страшно жалко Лана, я видела, как ему не легко... я знала, что такое видеть страшные сны, я сама просыпалась в холодном поту и с трясущимися руками... Так захотелось поддержать. Поговорить. Я выскочила в коридор следом за ним, и только потом поняла, что босиком и в тоненькой кофте, в которой сплю. А в коридоре такой холод, почти как на улице, но возвращаться и одеваться уже поздно.

Лана я догнала уже почти у выхода.

— Лан! — крикнула я. — Подожди. Лан!

Он резко обернулся.

— Иди ты нахрен, Соле! Не лезь.

Я растерялась.

* * *

Море было тихим, прозрачным. Рыбы плыли у нас под ногами.

Помню, когда, приехав в Бер-Сухт, увидела рыб в море — была так поражена. В гавани Салотто рыбы не было. Совсем. Там море было другим — нежным и ласковым, так бережно охраняемым от штормов и хищников. Солнечные блики скользили по волнам...

Но там, я вдруг поняла это со всей отчетливостью, — море было мертвым. Вся рыба в Салотто — привозная, так было всегда и все привыкли. В море ничего не было. Белый ровный песочек, голубая вода... Не было даже водорослей, днища кораблей в порту не обрастали ракушками, а те, что обросли в дальних морях — очищались в Салотто за пару недель. Море было стерильно, словно теплая домашняя ванна. Прекрасно, безопасно и абсолютно стерильно.

В Бер-Сухте не только рыбы, тут вечно голодные алые кораблики скользили по волнам, словно сухие листочки. Здесь встречались даже белые тени, лишающие памяти. Тени я сама не видела, но говорят...

Здесь, в Бер-Сухте, море было другим, не таким, как дома. Диким. Страшным. И все же живым. Я долго не могла привыкнуть. Сначала пугалась, не решалась даже близко к воде подходить, потом...

Ко всему привыкаешь.

Наверно, я готова смириться со многим, когда Лан рядом.

Мы сидели на каменном валу. Лан держал меня за руку.

— Не обижайся, Соле, прости меня, — говорил он.

Он внезапно, за один день, очень повзрослел, изменился, хоть и уверял, что все хорошо.

Упорно отказывался рассказывать о том, что приснилось.

— Я не обижаюсь.

Он нащупал пальцами мое кольцо, немного покрутил, кольцо сидело свободно.

— Ты когда-нибудь снимала его, Соле?

Я замялась.

— Н-нет... ну, как-то разок немного снимала... но я ничего не делала, я просто так...

Лан усмехнулся.

Потом взял кольцо, легко стащил с моего пальца. Я вскрикнула.

— Лан! Ты что!

— Не бойся, — сказал он. — Никто не придет.

— Зачем?!

У меня колотилось сердце. Я хорошо помнила, как это закончилось в прошлый раз, сколько меня мучили... я не хотела снова. Но хуже всего — я не понимала, чего он хочет.

— Соле, успокойся.

Лан держал мое кольцо на ладони.

— Зачем? Отдай! Лан, ну, пожалуйста... отдай, ну...

На какое-то мгновение мне показалось, что он сейчас бросит кольцо в воду. Он сошел с ума! Он всегда был ненормальный. Я не могла даже шевельнуться.

— Соле, попробуй сейчас, — сказал он. — Давай, как учили. Закрой глаза, сосредоточься, почувствуй силу внутри себя. Это не сложно. Попробуй.

— Зачем?

Я не понимала, мне хотелось плакать. Почему? Поему сейчас? За что? Мне хотелось схватить, вырвать у него кольцо, но я боялась...

— Соле, успокойся. Все хорошо.

— Нет! Так нельзя! Я не буду!

Он сжал кольцо в ладони, повернулся, глядя мне в глаза. Внимательно. Пристально.

— Попробуй, — сказал тихо, но так настойчиво.

— Нет.

— Соле, почему?

Он еще спрашивает!

Я вдруг не выдержала, психанула.

— Да пошел ты!

Встала на ноги, повернулась к нему спиной и пошла.

Он догнал меня уже через пару шагов. Улыбаясь, широко и довольно.

— Держи, — сказал он, протянул кольцо.

Я осторожно взяла с его руки, хотела надеть на палец, но...

— Зачем ты это сделал, Лан?

Он заулыбался еще шире.

— Хотел посмотреть. Прости. Ты молодец, Соле.

Молодец? Я не понимала.

Лан смотрел ан меня. У него были такие ясные голубые глаза, такие... такие серьезные, такой сосредоточенный взгляд. А губы улыбались. Лан взял меня за плечи, осторожно притянул к себе. Я никогда не видела так близко...

— Лан... — тихо сказала я.

Мне показалось, на его щеке на мгновенье проявилась светящаяся полоска, тоненькая, словно волосок, и тут же пропала. Слабое свечение...

— Соле...

Он поцеловал меня. И земля ушла из-под ног. Мне казалось, я проваливаюсь в бездонную пропасть, все лечу и лечу, такая легкость во всем теле. Я еще чувствовала, как Лан обнимает меня, чувствовала его ладонь на своем затылке, чувствовала, как он подхватил меня на руки... но реальность расползалась, терялась... Первый раз... Мне показалось, вокруг нас вспыхнул огонь.

Когда я очнулась, мы все так же сидели на каменном валу. То есть Лан сидел, а я почти лежала у него на коленях. В голове слегка шумело.

Я моргнула, попыталась приподняться.

— Тише, — сказал Лан буднично. — Ты потеряла сознание, чуть не упала. Полежи еще, сейчас все пройдет.

Потеряла сознание?

Мне стало страшно неловко. Как же это вышло? Я никогда не целовалась ни с кем, неужели... я и не думала, что такое бывает.

— Все хорошо, Соле, — сказал Лан. — Не переживай.

Кольцо было на месте.

* * *

Лан чистил картошку, деловито и обстоятельно, сегодня была его очередь. Он доставал картошины из мешка, тщательно отмывал от земли в небольшой кастрюльке, потом ловко снимал ножом шкурку — тонко и чисто.

Джара смотрела на это с интересом.

— Никогда не видела, чтобы мужчины так хорошо чистили, — сказала она.

— Он же из Литьяте, — усмехнулась Ина, переворачивая рыбу на сковородке, — снимать шкуру — там мастера!

На секунду Лан замер, я видела, как дрогнул нож в его руке. Но только на секунду.

— Хочешь, я и тебя научу, — предложил он. — В семейной жизни — особенно ценное умение.

Ина фыркнула, оглянулась на Регара, который тоже сидел с нами. Регар засмеялся.

— Меня научи, — сказал он. — А то у Ины такой острый язык, что, может, придется аккуратно подрезать. Шкуру вряд ли, но язык — может быть. Если дойдет до семейной жизни.

Ина хлопнула его прихваткой по голове.

— Договорились, — серьезно сказал Лан.

Я смотрела на Лана и думала, что если б не он, я бы не выдержала тут. Мне так хотелось домой! Чем дальше, тем тяжелее казалось, я бы сбежала, если б могла. Я бы сбежала, если б была уверена, что отец примет меня назад. Пусть это будет стерилизация и пожизненный патронаж, лучше так, чем... У меня не осталось сил.

Магия — не для меня.

У меня ничего не получалось. Я пыталась, искала в себе эту силу и не находила. Никакие медитации не помогали. У Ины получалось легко и органично. "Забудь обо всем, — говорила она. — Магия — это усилие воли. Это твое желание. Просто пожелай, сильно-сильно". Ее дядя так учил, не заклинаниям, а настоящей магии Этора, она выросла с этим знанием. Я пыталась пожелать чего-то, но ничего не выходило, может потому, что я илитрийка, у нас что-то по-другому устроено?