Псы войны

Меня разбудила сорочья перебранка. Птицы сидели на ветках высокого дерева, стоящего во дворе и горячо выясняли отношения друг с другом.

Я лежал на толстом матрасе в небольшой комнате, а мои вещи были аккуратно разложены на низком деревянном столике, стоявшем в изголовье.

Умывшись холодной водой из высокого глиняного кувшина, я вышел во двор. Разбудившие меня птицы, видимо разрешили все свои дела, и разлетелись в разные стороны.

— А-а-а... Ты уже проснулся! — Услышал я знакомый голос. — Я думал, что после вчерашнего, ты проспишь до полудня!

Есигуй был уже полностью одет, и на его лице не было никаких следов от вчерашнего пиршества. Вместе мы направились в трапезную, где уже приготовили вареный рис и рыбу.

— Сегодня важный день, — сообщил Есигуй. — Господин Аруда будет делать доклад в императорском дворце, и мы пойдем вместе с ним. — Пожалуй, тебе нужно подобрать что-нибудь из одежды, ведь не пойдешь же ты во дворец в этом старом халате?

Я критически осмотрел свое кимоно. Действительно, для дворцового приема оно не подходило. Есигуй позвал свою сестру, и она принесла узкие штаны и куртку. Мне они были велики, но, быстро работая иглой, она подогнала его одежду под меня, и вскоре я выглядел так же, как и все местные жители.

Закончив все приготовления, мы отправились в резиденцию князя. На улицах было оживленно, люди спешили по своим делам, то и дело слышались крики торговцев и ремесленников. Чем ближе мы приближались к внутреннему городу, тем больше людей было на улице. Наконец мы прошли через внешние ворота и оказались рядом с уже знакомым мне домом.

Князь принял нас в своем кабинете. Решив какие-то дела с Есигуем, он обратился ко мне.

— Ну, как тебе на новом месте?

Я поблагодарил его за заботу, сказав, что всем вполне доволен.

— Хорошо, я думаю, что пока ты будешь состоять при моей личной свите. Обязанности простые, личная охрана, ночной караул и прочие поручения. Подучишь язык, а там и видно будет.

Я поклонился, а князь вновь начал беседовать с Есигуем. Они говорили на своем языке, поэтому я ничего не понимал.

— Да, похоже, жизнь налаживается, — сказал я сам себе.

Владивосток, осень 2000 года.

— Ну и как твои дела? В телефонной трубке раздался знакомый голос Андрея. — Я как раз приобрел новенький металлоискатель, и собирался испробовать его на предстоящие выходные, поэтому попробуем совместить приятное с полезным.

— Ну и что же ты имеешь в виду? Собираешься прогуляться с ним по берегу и набрать гвоздей на дачу?

— Нет, я вначале хотел поехать под Уссурийск и поискать монеты, но потом вспомнил о твоей находке. В твоих словах относительно неосвоенности нашего побережья в средние века, есть рациональное зерно, но напротив бухты Соболь находится остров Русский, а на нем руины древней цитадели. Так, что собирайся, в выходные будем испытывать мой металлоискатель.

Услышав это, я вдруг понял, что Андрей пришел к таким же выводам, и теперь хотел проверить их в полевых условиях. Ведь о развалинах крепости было известно давно, но никаких исследовательских работ в этом месте не проводилось.

Как и было условлено, в субботу мы отправились в бухту Новик и спустя два часа уже разбивали лагерь возле холма с развалинами.

Остров Русский самый большой среди островов залива Петра Великого. В древние времена, он был одной из вершин горной цепи, делившей долину залива Петра Великого на два больших ущелья. Сейчас на острове расположено несколько поселков и остатки военных частей, многие из которых в девяностые годы были расформированы. Местные жители работают во Владивостоке или занимаются браконьерством, выгребая из моря то, что еще осталось после тотальных промыслов начала девяностых.

На катере, Андрей просто не находил себе места, ни на секунду не оставляя чехол с металлоискателем.

— Интересно как поведет себя новая техника?

Андрею просто не терпелось испытать новое приобретение в натурных условиях, поэтому он всячески подгонял нас, когда мы начали разгружать вещи.

Устройство лагеря это целая наука, особенно когда этим занимается трое старых друзей. Конечно, каждый из нас в отдельности не раз бывал в походах и привык к трудностям полевой жизни, но, собираясь вместе, мы абсолютно забывали о своих прошлых "подвигах" и вели себя как герои Джером К. Джерома. Вот и на этот раз, Глеб решил удалиться, сославшись на насущную необходимость добычи мидий и гребешка к обеду.

Оставшись один на один с рюкзаками и палаткой, я поступил точно так же как и мои приятели, свалил все в одну кучу и устроился сверху. Долгие годы знакомства убедили меня в том, что это самое действенное средство, заставить их заняться хоть каким-то полезным делом.

Конечно они сразу же явились и стали во всю убеждать меня, что установка палатки это самое интересное. Препираясь, и подшучивая друг над другом, мы все же поставили палатку и сложили в нее наши вещи.

Последующие два дня мы провели в тех суетных делах, которые называются полевыми и водолазными работами. Обныривая каменные выступы, недалеко от берега, я совершенно неожиданно, нашел тяжелую массивную плиту. Она стояла наискосок, практически наполовину зарывшись в ил. Возможно, ее что-то сдвинуло, а каменный выступ косы не дал ей полностью исчезнуть под слоем осадков. Плита гладкая и в центре грубое отверстие, говорило ее искусственном происхождении. Я уже и раньше видел нечто подобное. Такие каменные глыбы часто служили якорями на китайских судах. Подойти близко к илистому дну было проблематично, видимость катастрофически падала, а издали артефакт терялся среди нагромождения камней. К тому же, на таких якорных плитах не делалось никаких надписей или знаков, которые позволили бы установить их принадлежность и время изготовления. Может быть, этот якорь был утерян с какого-нибудь судна, пережидающего туман или непогоду, под защитой древней крепости или был брошен с пиратской джонки, в конце XIX века, теперь можно было только гадать. Но сама находка каменного якоря показалась мне знаменательным событием. Все же не в каждом погружении можно увидеть предмет, так явно принадлежащий другой эпохе. На следующий день я вновь нырнул к найденному якорю. Слой осадков на склоне был небольшим, но без большого гидронасоса, вести какие-либо работы было бессмысленно. Все же я потыкал куском стальной проволоки в серую поверхность дна. В некоторых местах мой импровизированный инструмент натыкался на что-то твердое, и тогда я принимался разгребать ил или отмечал интересное место на планшете. К сожалению, эта работа быстро съела весь запас воздуха, а компрессор стоявший у друзей-браконьеров сломался окончательно и бесповоротно. Так, что и мне пришлось переключиться на наземные работы.

В воскресенье мы прочесали всю прилегающую местность. С помощью своего металлоискателя Андрей нашел множество стреляных гильз от винтовки Мосина и другого стрелкового оружия, пряжек, гвоздей и прочей мелочи. Но были и более интересные находки. Так в небольшом овраге лежало несколько каменных ядер, которые в средние века использовались в метательных машинах, а в более поздние времена, в качестве строительного материала. В ложбинке были найдены несколько бронзовых наконечников от стрел, а так же металлическое оперение от массивной металлической стрелы, используемой на станковых луках.

Складывалось впечатление, что в этом месте действительно что-то происходило, особенно нас заинтересовали бронзовые наконечники, поскольку на их изготовление шла мелкая бронзовая и медная монета. Такие стрелы изготавливались в осажденных крепостях, когда другого источника металла просто не было.

Общим итогом нашей поездки стали два прекрасно проведенных дня на природе, мы хорошо, отдохнули и вдоволь наигрались новой игрушкой.

Сворачивая наш небольшой лагерь, мы решили весь скопившийся за два дня мусор закопать на месте стоянки. Так как Андрей имел непосредственное отношение к раскопкам, то копать яму досталось именно ему, с чем он и согласился после недолгих препирательств и сетований на тяжелую долю научного работника.

Работа спорилась, но через несколько минут он вскрикнул и подозвал нас к себе. В руках у него был какой-то продолговатый предмет, покрытый ржавчиной. Осторожно счистив крупные комья земли, и смыв остатки водой из фляги, Андрей показал нам находку. Лезвие практически исчезло, но позеленевшая от времени бронзовая пластина, явно указывала на то, чем являлся найденный предмет.

Андрей держал в руках сломанный японский меч.

Город Субинь, столица Дунчжэнь, 1232 год

Два года прошло с того момента, как я покинул родные места. За эти годы я немного освоился и перестал ощущать себя чужаком.

На родных островах всегда было тепло, только на севере, зимой выпадал снег. Здесь же, становилось очень холодно, а снег лежал толстым, сверкающим на солнце покровом. Для того чтобы не замерзнуть приходилось надевать теплые меховые одежды. Дома местных жителей разительно отличались от легких японских построек. Для того чтобы уберечься от холода, возводились толстые деревянные стены, но этого было мало, поэтому в каждом доме присутствовал очаг, дымовые трубы которого проходили под лежанками, а только после этого выходили наружу. Такая конструкция называлось "кан", дым и тепло от очага согревали каны, поэтому даже в лютый мороз, спать на них было очень приятно.

Летом было теплее, но в это время с моря приходили густые туманы и дожди, которые могли продолжаться до поры желтых листьев.

Люди отличались природной простотой нравов и можно даже сказать детской непосредственностью. Они были честны, трудолюбивы и старательны во всех отношениях. Мужчины были и пахарями и охотниками и строителями, всем тем, что требовалось в данный момент. Их быт так же не отличался сложностью церемоний. Посуда и пища были без особых гастрономических изысков, но вкусными и сытными. Все это больше напоминало военизированное поселение. Есигуй мне объяснил, что это своеобразная мода, установившаяся в последние годы, в противоположность изнеженным манерам западных земель, взявших множество обычаев из покоренного Китая.

Особым искусством нюйчжи была охота. Жизнь в этом краю нельзя было назвать особенно легкой. Короткое лето, сменявшееся суровой зимой, заставляли людей использовать все возможности для добычи пропитания. Весной мужчины уходили в тайгу добывать молодые рога благородных оленей, из которых шаманы готовили особые настои. Считалось, что человек, который пьет его, не болеет и живет в два раза дольше, чем обычно. Осенью добывали птицу и рыбу. В это время в таежные реки приходил на нерест лосось. Его приход считался большим праздником и отмечался с большим весельем в начале хода и с еще большим в конце.

Зимой добывали пушного зверя. В это время охотники ставили силки и капканы. Добытые шкурки охотно скупались торговцами из далеких стран. Особенно высоко ценился темно-красный соболь, а затем соболь сероватого цвета. Так же ценился горностай, мех которого был чист и бел. Простые люди мехом соболя украшали головной убор, а шубы шили из лисицы.

В теплые летние месяцы охоты не было, и люди работали на полях, выращивая просо и овощи, а в низинах рек — рис.

Главными чертами многих молодых нюйчжи, была чрезмерная горячность в спорах, любовь к азартным играм и постоянное стремление доказать свою храбрость, которая вместе с любовью к лошадям, часто приводила их на разные состязания. Особенным почетом пользовались скачки, устраивающиеся по основным годичным праздникам.

Иногда, скачки решали больше споров, чем обычная дуэль. Большие пространства, разделяющие поселения, заставляли этих людей проводить много времени в седле. И для таких людей лошадь была не только транспортным средством или рабочей скотиной, для них она становилась как бы членом семьи.

Верный конь был и другом и помощником, а так же символом престижа. Даже самые бедные стремились иметь хотя бы одну скаковую лошадь, она становилась для них предметом гордости и символом благополучия.

Богатые семьи владели целыми табунами роскошных скаковых лошадей. Они были ценным подарком и своеобразным мерилом ценностей. Когда юноша из богатого рода собирался жениться, то по традиции он должен был подарить отцу невесты тридцать лошадей, но в свою очередь, тот дарил жениху свою лучшую скаковую лошадь. Если же этот подарок оказывался с изъяном, или подаренная лошадь заболевала, то в этом случае весь договор считался расторгнутым, а семья невесты была обречена на позор.

Весной и осенью по всем городам и селам империи устраивались большие конные состязания. Конечно, самые торжественные праздники устраивались в столице, где сам император награждал победителей призами и подарками.

Самые лучшие наездники стекались в эти дни к императорскому двору, чтобы показать свою ловкость и мастерство. В это время устраивались и большие конные торги, на которых купцы совершали огромные сделки. На улицах можно было встретить и говорливых ханьцев и степенных мохэ с севера, которые во всю расхваливали своих лошадей. Иногда попадались и совсем чудные люди. Маленькие и очень смуглые, они говорили на каком-то странном гортанном языке. Их одежда состояла из хитро завернутых ярких тканей и множества самых разнообразных украшений. Когда они собирались вместе и что-то обсуждали между собой, то обязательно садились на корточки. Я их так и назвал Есигую, который от души посмеялся над таким определением.

Положение Есигуя мало изменилось за это время, он по-прежнему был личным секретарем князя, и, несмотря на постоянное присутствие при дворе особой карьеры не делал. Виной всему был его слишком острый язык и полное неумение скрывать свои чувства перед окружающими. Если что-то ему не нравилось, то он говорил об этом сразу и в самых прямых словах.

— Послушай Санори, у тебя верный глаз, да и в конном деле ты не новичок, будешь участвовать в скачках?

Вопрос, поставил меня в тупик. Для нюйчжи это было конечно естественно, но я то принадлежал к совсем другому народу, а на происхождение здесь смотрели весьма и весьма пристально. Да и как участвовать в соревновании без собственного коня.

— Ничего страшного, никто никогда не ограничивал участия в соревновании, для других племен и строгих правил нет, а относительно коней не беспокойся, господин Аруда выделит их нам. Он сам уже давно не участвует в соревнованиях, но своими лошадьми заслуженно гордится. Вот мы и будем представлять его интересы.

Есигуй быстро объяснил мне, что же нужно делать. День скачек назначался на праздник молодой весны. В главном соревновании было три этапа. Десять команд всадников, которые представляли тот или иной род, состязались в скорости и ловкости владения оружием.

В первом задании конники пересекали равнину, заросшую высокой травой, и возвращались обратно. Главной хитростью этого испытания было то, что высокая трава скрывала ямы, канавы и нетвердые места. Всаднику нужно было почти интуитивно определять коварные участки, чтобы не вылететь из седла.