Коллеги

— Говоря откровенно, не вполне. Почему она не станет вашей? Врач и ученый с блестящим будущим, не чета, к примеру, вашему покорному слуге...

— Она не знает о моих чувствах и принадлежит другому.

— И этот другой собирается жить вечно, в здешнем-то климате? — Блад не был циником по натуре, но тон покорной безнадежности всегда вызывал в нем дух противоречия. — Я бы на вашем месте... О, ну хорошо, приношу свои извинения.

— Вы не сказали ничего такого, чего я не знал бы и сам. Но даже став вдовой, она пребудет недоступной для меня. Она из очень богатой семьи, а ее муж владеет сахарными плантациями. Такие вдовы не выходят замуж за медиков.

Из синих глаз капитана внезапно исчезло легкомысленное выражение.

— Ямайка, сахарные плантации... Силы небесные, Слоан! Неужели миссис Элизабет Роуз?..

— Молчите, ради Бога! — Вид доктора ясно показывал, что Блад попал в точку, и значит, Слоан верно описал положение дел: его шансы на успех были не выше, чем у некоего пирата, мечтающего о племяннице своего заклятого врага. — Вы их знаете?

— Был им представлен на приеме у губернатора, — Блад поморщился, вспомнив о губернаторе. — Что ж, ее супруг достойный человек?

— Достойный — для ямайского плантатора. Приказывает бить палками только тех, кто в самом деле провинился. — Слоан усмехнулся. Улыбка была ему к лицу, но не в этот раз. — И стал еще лучше после того, как я разъяснил ему, что согласно новейшим научным данным беспорядочные совокупления, в особенности с мулатками и негритянками, отнимают мужскую силу. Благо у него хватило ума обратиться ко мне... Впрочем, прошу прощения, капитан, я веду себя недостойно. Врачу не пристало разглашать тайны пациента, а джентльмену — порочить соперника. Мистер Роуз пользуется уважением в своем приходе, разумно ведет дела и глубоко привязан к своей маленькой дочери. Сделайте милость, прекратите ваши расспросы. Время не ждет.

Блад понял, что заставить шотландца свернуть с выбранной дороги не удастся. Это в самом деле было бы пустой тратой времени.

— Ну хорошо, допустим, вы пройдете мимо кораблей. Что вы будете делать, когда окажетесь в Чарлзтауне? Отправитесь на прием к вице-губернатору — кстати, кто сменил на этом посту сэра Джеймса Корта?

— Сэр Джон Нетуэй, я встречался с ним, когда прибыл на Невис. Он показался мне дельным и доброжелательным человеком. Но я понимаю, что вы имеете в виду. Теперь ваш черед смеяться, но... короче говоря, я полковник.

Блад не засмеялся, но удивления скрыть не смог.

— Герцог Албемарль вручил мне патент прошлой весной. Дело в том, что мне довелось лечить сэра Генри Моргана.

— Моргана?! Вы хотите сказать — того самого Моргана?

— Очевидно, того самого. Сэр Генри Морган, знаменитый... кхм... капитан, бывший губернатор Ямайки, умер в Порт-Ройяле в августе прошлого года. Вы не слышали об этом? Герцог был дружен с ним и приказал, чтобы я сделал что-нибудь. — Слоан неопределенно повел рукой в воздухе. — Сделать я мало что мог, предписание ограничить потребление спиртного запоздало по крайней мере лет на десять. Я давал ему укрепляющее питье с имбирем и медом, потом опиумные капли доктора Сиденхэма и свидетельствовал смерть.

— Но почему для этого требовалось быть полковником?

— Потому что в ближнем кругу сэра Генри оставались люди... если бы кто-то из них не согласился с диагнозом или счел мои действия недостаточно полезными... Словом, в этом кругу прикончить врача, пусть даже врача самого губернатора, — поступок предосудительный, но естественный, в отличие от попытки поднять руку на полковника английской армии.

— Понимаю.

— Документы у меня с собой. Надеюсь, они произведут сходное действие и на власти Чарлзтауна.

— Да, это меняет положение, — задумчиво произнес капитан Блад. — Разумеется, я отправлюсь с вами. Ваши регалии и мой опыт.

— Вы? Нет, капитан, это слишком рискованно. Вы же сами говорили, что вас ищут и что вы оставили по себе память на Невисе.

— Это было частное дело, и едва ли прежний вице-губернатор много о нем распространялся. У него были веские причины не желать разглашения этой истории. Если я не отправлюсь к нему с визитом и не буду представляться ни капитаном Бладом, ни капитаном Питером, риск можно считать приемлемым.

Слоан с сомнением покачал головой.

— Пусть так, но вдруг нам придется говорить с людьми Леклерка? Ваше лицо слишком приметно, среди корсаров вы знаменитость, и если вас узнают, нашим сказкам никто не поверит. Разве что... Внешность можно изменить.

— Каким образом?

Слоан, жестом велев ему подождать, направился к хижине и через минуту вышел с небольшим сундучком в руках. Преподобный Мур и Абсолон, по всей видимости, еще спали.

— Как будто знал, что пригодится, не выбрасывал... Вот! — Он вытащил из мешочка что-то рыжее и лохматое; встряхнул, и в воздухе повисла пыль.

— Что это? — брезгливо осведомился Блад, отступив на шаг. — Еще один ваш образец?

— Прошу прощения, это парик, сделанный в Лондоне мастером своего дела. Правда, давно: сейчас такие короткие локоны уже не считаются фешенебельными, да и щипцы бы ему не помешали... И вот еще. Прекрасно защищают глаза от полуденного солнца. Не знаю, почему мы их не носим.

Увидев круглые синие очки, корсарский вождь попятился, словно ему протянули коралловую змею.

— Слоан, ваши остроты меня не забавляют!

Доктор исполнил полупоклон, взмахнув париком перед собой.

— При всем уважении, капитан, менее радикальные меры не сделают вас неузнаваемым и непривлекательным. Странно, о вас говорят, что вы любитель маскарадов.

Спустя пару мгновений, не дождавшись ответа, он добавил:

— А вы тщеславны, капитан Блад, когда дело идет о внешности. Однако предприятие, которое мы задумали...

— Давайте сюда!

Примерить парик капитан Блад не успел: из хижины выглянул преподобный Мур.

— Доброе утро, джентльмены! Я проспал, или вы поднялись раньше? Что-то случилось?

— Все в порядке, Гаррет. — Доктор Слоан небрежно сунул очки обратно в сундучок, как если бы искал что-то другое. — У капитана Блада явилась необходимость съездить в Чарлзтаун, пока не пришел корабль. Вы ведь управитесь до вечера без нас?

Он взглянул на капитана, тот прикрыл глаза в знак согласия. Впутывать в эту авантюру молодого священника не было никакой нужды. Гаррет Мур посмотрел на своего нанимателя недоверчиво, но спорить и задавать вопросы, к счастью, не стал.

* * *

— Как вы полагаете, доктор, каковы могут быть медицинские последствия от удара этим веслом по голове?

— К счастью, не имел подобного опыта, капитан, ни как врач, ни как пациент. Однако полагаю, что повреждения свода черепа, а равно и шейных позвонков при достаточной силе удара более чем вероятны.

— Тогда прекрати скалить свои шотландские зубы!

— Простите, сэр.

Питер Блад, в долгополом, табачного цвета жилете поверх рубахи, в каштановом паричке и очках синего стекла, орудовал веслом с тем небрежным изяществом, которое дается лишь практикой. Но голова его от этого не становилась менее смешной, и Слоан, сидевший на кормовой банке, действительно пару раз ухмылялся, когда передний гребец поворачивался в профиль.

— Думайте о печальном, — мстительно предложил капитан Блад. — Скажем, о пушечном ядре, начиненном порохом, и о смерти без покаяния.

— Леклерк до такой степени безумен?

— Скоро мы это выясним.

Двое гребцов гнали вперед легкую лодочку со скоростью лошади, идущей рысью. Утреннее солнце было еще низко, море впереди светилось небесной голубизной. По правую руку из моря поднимался северный холм Невиса, покрытый лесом, который скоро должен был смениться плантациями. По левую, в отдалении, видна была французская оконечность Сент-Кристофера. Там были два транспортных судна — уже два! — и "Лаки джорней"; стояли на якоре с зарифленными парусами. Английский фрегат выглядел таким красивым и мирным, что Слоан невольно усомнился в выводах капитана. Но только он собрался задать вопрос, как из-за корпуса фрегата появилась шлюпка. В ней было три человека, и она двигалась наперерез каноэ.

— Хвала небесам, — негромко сказал Питер Блад. — Он не приказал стрелять. Давайте пойдем помедленнее. Отчего бы не поговорить с хорошими людьми, которые машут нам платком. Вы все помните, доктор?

— Да, капитан. А вы, если заговорите, не забывайте про басконский акцент.

— Конечно, не беспокойтесь. Но сейчас ваш выход.

Лодки разделяло уже не более десяти футов. Слоан привстал на одно колено и представил некую версию церемонного поклона, приспособленную для каноэ, — рука его со шляпой описала затейливую кривую, видимо, на парижский манер.

— Доброе утро, господа! Я не ошибаюсь, предполагая, что вы с того прекрасного корабля?

Французский доктора, на слух капитана Блада, не мог внушить никаких подозрений — вероятно, он даже был правильнее, чем английский, на котором говорил сын шотландца, выросший в Ирландии. Сам он, замедляя веслом движение лодки, ограничился наклоном головы и приветственным мычанием.

— Не ошибаетесь, — сказал один из троих, тот, кто сидел на корме, по-английски и потом повторил по-французски: — Вы не ошибаетесь. Прошу прощения, я плохо говорю вашим языком.

— Доктор Жан Ле Герье ("Переводите свое имя буквально, доктор, меньше шансов забыть"), французская Академия наук, к вашим услугам. А это мой ассистент и художник, месье Блэз. — Доктор помолчал, давая возможность собеседникам назвать себя, и, не дождавшись этого, задал следующий вопрос: — Не из Бастерры ли вы идете?

— Да, мы пришли с этой стороны.

— Послушайте, не довелось ли вам сегодня утром встретить "Грандье Руаяль"? Это французский линейный корабль, он должен ожидать нас вот за тем мысом, — доктор махнул шляпой, которую все еще держал в руке, указывая на Сент-Кристофер.

Люди в шлюпке молча переглянулись. Наконец, все тот же плечистый мужчина лет тридцати пяти, в рубахе без пуговиц, в пестром платке на голове и с пистолетами за поясом, сказал:

— Мы видели много французских кораблей.

— О, его трудно спутать с другим! Позолоченные фигуры на форштевне и корме, три пушечные палубы. Он должен быть уже здесь, — доктор взглянул на солнце, трое в шлюпке — на мыс.

— Прошу прощения, боюсь, мы не видели его.

— Какая досада. А вы здесь тоже кого-то ожидаете?

— Да, один из наших кораблей, что везет негров, отстал.

— Вероятно, затем вы пойдете на Невис?

— Вероятно, — промычал человек в пестром платке.

— Благодарю. Ну что ж, коль скоро мы располагаем временем, то направимся к Обезьяньей отмели, оттуда нам хорошо будет видно место рандеву. Видите ли, там обитают редкие виды рыб и кораллов, представляющие большой интерес для науки...

Доктор пустился в пространные объяснения и продолжал говорить о кораллах до тех пор, пока люди Леклерка не начали проявлять признаки нетерпения. Наконец приятная беседа окончилась, и шлюпка развернулась к кораблю, а каноэ снова заскользило вперед.

— Где эта Обезьянья отмель? — спросил Блад, когда они отошли на достаточное расстояние.

— Где-то там, — Слоан махнул рукой в северо-западном направлении, — не успел побывать. Никому неизвестно, почему ее так назвали, ни деревьев, ни обезьян, голый атолл... неважно, они вряд ли знают, где она. Давайте просто опишем дугу, а если с корабля увидят, что мы слишком сильно забираем к югу, и что-то заподозрят, они уже не успеют нас догнать, не так ли?

— Полагаю, что нет.

Слоан опустил весло в лодку и наклонился к вещам. Середину каноэ занимала куча предметов безобидных и вызывающе научных, таких как ловчие сети и гербарная папка; пистолеты капитана были припрятаны под банкой.

— Одну минуту, Блад, — он вытащил фляжку с "чаем", откупорил и сделал несколько жадных глотков. — Забавно, как пересохло во рту, будто час говорил... Ох, простите, что назвал вас по имени, капитан!

Блад махнул рукой в знак того, что согласен и дальше пренебрегать церемониями. Доктор держался молодцом, хотя смех его и звучал несколько странно.

— Нет, такое возможно только на Антильских островах! Англичанин выдает себя за француза, а француз — за англичанина!

— Тот малый в платке — француз?

— Да, и он не особенно умело притворялся, что французский язык для него чужой. Говорил коротко, делал дурацкие ошибки, но не забыл это "прошу прощения", которым парижане заменяют простое "нет".

— Естественно. Не думаю, что в поход на Невис с Леклерком отправилось много англичан. И у пирата есть остатки чести, даже когда нет родины, — а они действительно пойдут в Чарлзтаун.

— Он так сказал.

— Неважно, что он сказал, важно, где стоят корабли, — так, чтобы их не видели с берегов Невиса. Да, и по крайней мере еще один из троих, тот, что сидел на корме, — француз.

— Тот, бородатый? Но он же не произнес ни слова.

— Я узнал его. Он ходил на корабле некоего Каузака. — Помолчав, капитан добавил: — И я забыл поблагодарить вас за маскировку. Но теперь, с вашего позволения, я сниму эти стекла. Из-за них мне все время кажется, что надвигается шторм.

— Конечно. Только оставьте парик, они еще видят нас. — Доктор снова взялся грести и говорил короткими фразами. — А вы были правы насчет линейного корабля. Им это не понравилось. Странно, ведь Леклерк тоже француз.

— У него нет и французского каперского патента, он вне закона. Французские власти повесят его с тем же удовольствием, что английские. К тому же сейчас нет военных действий между Англией и Францией. Но объясните мне, Слоан, почему вы сказали им, что я художник?

— Сам не знаю почему, — смущенно признался доктор. — Привык так представлять Гаррета, я часто говорил за нас обоих, как старший, когда мы являлись к какой-нибудь важной особе. А вы не умеете рисовать, сэр?

— Клянусь всеми святыми, что я был неплохим рисовальщиком в колледже, — серьезно ответил капитан Блад. — Самый невежественный француз тут же поймет по моему рисунку, где у растения корни, а где цветок!

И когда они отсмеялись, добавил:

— Но, по правде говоря, мне лучше удаются планы сражений.

* * *

Чарлзтаун с моря представляет собой очаровательное зрелище, как говорят путешественники, но смотреть на него лучше, находясь на палубе корабля. Из каноэ, с уровня воды, виден только первый ряд домов, силуэты пальм и две зеленые горы в отдалении. К тому же в порту кишели лодки торговцев, везущие на корабли мясо, фрукты и зелень. Они расступались перед кораблями, однако на каноэ неслись так, будто собирались взять его на абордаж, причем сходство усугублялось громкими угрожающими выкриками. Покуда они добрались до причала, пока удалось договориться с молодым бездельником, чтобы присмотрел за лодкой ("Если к вечеру она и все, что в ней, будет на месте, получишь впятеро больше"), — доктор Слоан извелся от нетерпения.

— Дом вице-губернатора совсем близко, не более четверти часа пешком, — заговорил он, как только они поднялись на набережную, или, по крайней мере, на улицу, идущую параллельно берегу и обсаженную пальмами по обе стороны; до европейских променадов ей было далеко. — Надеюсь, он сразу меня примет.