Сашка утащил Ирочку на кухню и они там самозабвенно целовались, не обращая внимания на периодически забегавших туда по разным поводам братьев-студентов. Впрочем, те на долго не задерживались и схватив, что хотели, удалялись по своим делам.

— Что это? — Ирина отстранилась от Сашки.

Он тоже насторожился и прислушался. На балконе, назревал какой-то конфликт. В квартире где они находились, был один большой балкон, расположенный напротив меньшей из двух комнат и кухни, попасть на него можно было и от туда и отсюда. Открыв дверь они выглянули на балкон.

На перилах ограждения, держась одной рукой за металлический столб, пошатываясь стоял Олег Миронов. Он был явно сильно пьян.

— Олежек, ну кончай дурить. Седьмой этаж. Разобьешься же. — Чуть не плача уговаривала его одна из девушек.

— Нет мы поспорили. А ну не подходи! — Рыкнул он на сунувшегося было к нему Кима и тот застыл.

— Что происходит? — Шепотом спросил Сашка.

— Да Олег перепил и стал хвастать, что он такой ловкий и ему ничего не стоит спуститься вниз по балконам. А Катька возьми и ляпни, что если он это сделает, то она стриптиз покажет. Тогда этот дурень сказал, что заметано и на балкон. Теперь не знаем как отговорить его от этой затеи.

— Так. Схватить бы его да стащить.

— Как только это сделать. Он же брыкаться начнет и свалиться, не дай бог.

— Черт во положение.

— Олег ну что ты хочешь?

— Как поспорили, я спускаюсь, а ты показываешь стриптиз.

— Не надо, я его тебе так покажу, только слезь с перил.

— Врешь ты все.

— Честное слово. И ребята подтвердят.

— Конечно, куда она денется. Мы свидетели. — Дружно заголосили все, желая только одного, чтобы Олег оставил свою опасную позицию и вернулся в квартиру.

— Ну хорошо, я поверю, но смотрите...

Собираясь спрыгнуть на балкон, Олег отпустил столб, его качнуло, и он сорвался вниз. Все ахнули, девичий визг ударил по ушам.

'Мгновенная мобилизация', пронеслось в голове. Сашка и сам не понял как он умудрился это сделать. Но он успел схватить падающего Олега за лацканы пиджака и мощным рывком, от которого хрустнули кости, швырнул его через ограждение на пол балкона, под ноги вскрикнувшей Катерины.

Несколько мгновений все молчали. Олег, что бессвязно мыча и тряся головой, пытался утвердиться на четырех костях. Первой опомнилась Катя.

— Пьяная скотина! — Она размахнулась и что есть силы влепила поднимающемуся Олегу пощечину, от которой он снова грохнулся на пол.

— Так, освободите дорогу. — Тимошин схватил Олега за шкирку и потащил в комнату.

— Не знаю как у вас, а у меня от всего этого разыгрался аппетит, — заявил Сергей, — предлагаю пойти выпить и закусить.

Немного ошарашенные случившимся происшествием, студенческие массы тем не менее охотно поддержали это предложение и дружно покинули балкон, который едва не стал местом трагедии.

Сашка стоял задумчиво глядя на свою руку, словно видел ее первый раз. Рука как рука, как же он смог поднять ею и кинуть Олега. Тот был совсем не хилым мальчиком, и выше и крупнее Сашки, и весил килограммов восемьдесят, против его шестидесяти трех. Пальцы еще сжимали кусок лацкана выдранный из пиджака Олега. Он разжал их и материя упала вниз. И тут Ирина, зябко поежившись, тронула его за плечо.

— Пойдем, что ли тоже.

— Да конечно.

В комнате, где был накрыт стол их встретили как триумфаторов. Все уже были почти также веселы, как и пол часа назад. Только Олег, получивший еще по морде и от Ивана, хмуро сидел в углу. Сашку хлопали по плечу им восхищались.

— Ну Сашок сегодня явно твой день.

— Ты у нас просто какой-то монстр.

— Никогда бы не подумала, что ты такой сильный.

— Это скрытые резервы организма. Я читал, что в стрессовой ситуации человек может показывать поразительные возможности.

— Почему-то их только Сашка сегодня показывает.

— Саша, я у тебя в долгу, если бы этот кретин погиб, я бы не знаю что сделала. — Голос Катерины звучал очень многообещающе. — Дай я тебя за это поцелую.

— Но, но, оставьте человека в покое.

Ирина будто в шутку оттолкнула девушку, но Сашка заметил в ее глазах злую искорку. Это его и удивило и позабавило. 'Да она никак ревнует', подумал он и решил больше не думать о происходящих с ним странностях, а полностью сосредоточить внимание на девушках. Тем более, что сегодня он действительно на коне, а слабый пол явно питает слабость к победителям.

3. Есть женщины в русских селеньях

— Куда вы стреляете?! Я же здесь стою!

Армейский юмор.

Жизнь не церемонилась с родившейся в нищей деревне на Брянщине девчонкой, которую родители нарекли Марией. Семья Курбатовых, даже по советским меркам, была бедной. Хотя, кто знает, может только благодаря этому они и пережили прелести коллективизации и раскулачивания. Номинальный глава семьи, Иван Курбатов, отец Марии, был человек пьющий, и кроме самогонки его в этой жизни мало что интересовало. Все хозяйство висело на матери. Обремененная тремя детьми она всю жизнь вкалывала как лошадь и на государство и дома.

По малолетству Маша не понимала, да и не задумывалась о том, что происходит в стране, но голод и прелести убогой колхозной жизни испытывала сполна на собственной шкуре. Несмотря на то, что она редко ела до сыта, а мясо видела только по праздникам, Машка росла девчонкой шустрой и боевой. В школу ей приходилось ходить в соседнее село за семь километров, пешком, в любую погоду, но она всегда была первой ученицей. Учительница Клавдия Сергеевна вздыхала: 'С твоими способностями Маша, тебе надо учиться в городе, а потом поступать в институт'. Но она и сама понимала, что это не реально и единственно чем она могла помочь способной девочке, это снабжать ее книгами. Маша читать любила и читала все подряд, раздражая этим затурканного тяжелой работой и жизнью отца и вселяя надежду в мать, для которой она была словно свет в окошке, на сером фоне колхозной жизни первого социалистического государства. Школу ей так и не удалось закончить, помешала война.

Почти два года Курбатовы сидели тихо как мышки, боясь лишний раз высунуться. Это злило Машу, она знала, что творят каратели и хотела сражаться с врагом. Но отец был непреклонен, сиди тихо и целее будешь. Он не то, что не разделял патриотических порывов дочери, а прямо заявлял ей, что если она хоть раз заикнется дома против новой власти, то он собственноручно выпорет ее так, что полицаям уже делать будет нечего. Маша вынужденно покорялась воле отца, но подспудно в ней зрела решимость. Весной 43 ей исполнилось шестнадцать лет, на другой день после дня рожденья она сбежала из дома и вступила в партизанский отряд.

За полгода она приняла участие в нескольких боевых операциях и на ее счету было долее двух десятков собственноручно убитых гитлеровцев.

Еще в школе, когда их класс на уроках военной подготовки стрелял из мелкокалиберной винтовки, Маша удивляла инструкторов, лучше всех поражая мишень. Ее даже ставили в пример мальчикам и она очень гордилась своей меткостью. В отряде очень скоро выяснилось, что Маша не просто меткий стрелок, она снайпер божьей милостью, маг и кудесник огнестрельного оружия. После недолгих тренировок она могла стрелять из всех видов оружия и всегда попадала. Она чувствовала и любила оружие, с закрытыми глазами мгновенно собирала и разбирала все что стреляет, даже спала в обнимку с винтовкой. И оружие отвечало ей взаимностью. У нее никогда не было осечек, патроны не заклинивало и боек не заедало. Пули слушались ее словно дрессированные цирковые собачки, и как по ниточке всегда ложились точно в цель. Командир просто боготворил ее и говорил, что она лучший снайпер Советского Союза. Благодаря своей меткости она убила больше врагов чем кто-либо в отряде.

Лихая бесшабашная девчонка, Мария была гордостью и любимицей всего отряда. Потом она любила вспоминать это время, трудное, смертельно опасное, но возможно лучшее в ее жизни. Никогда она не чувствовала себя так легко и свободно. Наконец-то она разорвала оковы тусклой размеренности убогой жизни. Ей нравилось, когда все зависит только от тебя, твоего ума, ловкости, силы, удачливости. Ей очень везло, в отряде ее называли любимицей фортуны. Она бесстрашно лезла в любую драку и всегда выходила живой и без единой царапины. Чужие пули словно избегали ее тела, в то время как ее собственные разили врагов с беспощадной меткостью.

А еще здесь в отряде она в первый раз влюбилась. Ее избранником оказался товарищ Егор. Мужественный чернобровый, белозубый красавец с лихим казацким чубом. Он и был родом из донских казаков. Его настоящего имени в отряде не знали, он был кадровым военным и его прислали с большой земли в помощь командиру, заместителем которого он и стал. Уже потом, став старше и мудрее Мария поняла, что ее первая любовь не только помогал командиру планировать операции, но он еще и присматривал за партизанской вольницей, чтобы она не выходила за рамки очерченные ВКП(б), и служил он, судя по всему, в ведомстве, руководство которого располагалось в солидном здании на Лубянской площади. Но это она поняла потом, а тогда он казался ей человеком будущего, воплощением мечты об облике настоящего строителя коммунизма. Где-то на большой земле у него была жена и ребенок, но это было там, за линией фронта. Сознанием это воспринималось как на другой планете, то есть никак. Здесь он был свободен, а наивная деревенская девчонка была такая юная, свежая, хорошенькая и так хотела любви, что оставлять такую прекрасную дикую розу деревенским увальням было просто кощунством. Разница в возрасте, а он был лет на двадцать старше ее, тоже не играла никакой роли, смерть ходила здесь, рядом и она уравнивала всех.

Опытному мужчине не составило труда соблазнить Марию. Несколько комплиментов, которых она никогда в своей жизни не слышала, букетик полевых цветов, а главное образ идеального мужчины, воплощением которого он для нее являлся, сделали свое дело. Через несколько дней после встречи, она упала в его объятия.

Привкус смерти придал чувствам необыкновенную остроту. Они любили друг друга каждый раз как в последний. И для них это было не красивой метафорой, а суровой жизненной реальностью. Очень скоро Егор с удивлением обнаружил, что легкий фронтовой роман незаметно для него перерос в нечто существенно большее. Страсть Марии, поначалу удивившая его, он и предположить не мог какой вулкан чувственности кроется в этом хрупком, еще не набравшим жизненных соков теле, захлестнула и его. Он влюбился и влюбился как мальчишка, безрассудно и безоглядно.

Их страсть не осталась незамеченной, но командир только качал головой, что для них чужое мнение и нормы какой-то морали, если завтра может не быть и есть только сейчас.

Для Марии, не избалованной комфортом, жизнь в лесу не была в тягость. А плюсов по сравнению с ожидавшей ее судьбой колхозницы было не счесть. Став женщиной она быстро ощутила силу своего женского очарования и стала им бессовестно пользоваться. Нет, Егору она была верна, но это не мешало ей кокетничать и с другими мужчинами. К ее искреннему удивлению суровые, битые жизнью партизаны, становились в ее руках мягким воском и готовы были сделать для нее, что угодно. Мария стала больше следить за своей внешностью, в отряде для этого у нее было чуть ли не больше возможностей, чем дома. Возможно из-за этого, а скорее оттого, что она вся сияла от счастья, но Маша чудо как похорошела.

Глядя на нее, перетянутую ремнями, увешанную оружием и тем не менее ангельски хорошенькую и кажущуюся совсем не опасной, командир только крякал от досады. Он то лучше многих знал, насколько смертоносной может быть эта красота, только по прихоти какого-то сумасшедшего художника украшенная не драгоценностями, а орудиями убийства.

— Тебе бы в кино сниматься, артисткой быть, а не по лесам с винтовкой бегать, — говорил он, — твою красоту надо людям показывать, а не в глуши прятать.

— Товарищ командир, война кончиться я и подамся в артистки. Вы мне характеристику дадите? — Ее голос звучал серьезно и заинтересованно, но глаза были далеко, их взгляд блуждал где-то там, далеко за горизонтом, в той далекой счастливой стране где обитала ее душа, и где она только играет деву-воительницу.

— Дура ты Машка! Красивая, а дура. Сколько можно тебе говорить посиди на запасной базе, не лезь в пекло, побереги себя.

Это разом возвращает ее в реальность. Взгляд стекленеет и теперь уже никто не сможет усомниться, что эта девица может и убить, еще как может.

— Я самый результативный боец отряда. — В голосе звучит металл, мышцы лица твердеют и уже сама Немезида, грозная богиня возмездия глядит в глаза командира. — Отстранив меня от операций вы понизите боеспособность отряда. Если вы будете настаивать на своем решении, я обращусь к комиссару.

Ее угроз он не боится, как и она он уже свое отбоялся, но непреклонную решимость чувствует и в сердцах плюнув, отступает.

— Я же не как командир, я по-человечески предлагаю. Ну не бабское это дело война.

— А она нас не спросила, бабское не бабское, бьет всех подряд так, что лучше не уговаривайте. — Напряжение сходит, мимические мышцы расслабляются. Это еще не прежний ангел, но уже и не Немезида. — Пока есть возможность я хочу и буду убивать фашистскую сволочь.

— Ну что с тобой делать, — он сдался окончательно, — готовься, скоро выходим.

— А я как пионер, всегда готова! — Она сверкает ослепительной улыбкой, а взгляд снова устремляется за горизонт.

Но любому везению приходит конец. Этот рейд отряда оказался неудачным. Они попали в засаду. Отстреливаясь боевая группа бежала к лесу. И здесь на опушке, когда уже казалось, что они могут спастись, их накрыло минометным огнем. Егора разорвало в клочья у нее на глазах. Саму Машу взрывной волной отбросило в кусты и она провалилась в небытие.

Очнулась она уже в немецком госпитале. Помимо контузии в ее тело попало два осколка. Ранения были не смертельные, но плен был настоящий. Утопающий хватается за соломинку, она прикинулась случайной жертвой. Спасла молодость, немцы не смогли поверить, что эта хрупкая, большеглазая, бледная до синевы девчонка настоящий партизан, да и нашли ее немного в стороне от места боя и без оружия. Тем не менее домой ее не отпустили. Кое-как подлечив, ее отправили на работы в Германию.

Так в конце 43 года она оказалась в южном Эльзасе. Ее распределили в поместье какого-то фашистского бонзы. Здесь в компании еще тридцати женщин, разных возрастов и наций, согнанных со всех концов Европы, она поднимала благосостояние отдельно взятой фашистской семьи. К сожалению, русской была одна Мария. Режим в имении был не такой строгий как в пересыльном лагере. Охрана, конечно была, но постоянно за иностранными работницами присматривали только две немки, Хильда и Беатрис. Старая, довоенная французская граница была недалеко, там по слухам действовали бойцы Сопротивления.

Оглядевшись, Мария сразу стала думать о побеге. Она присматривалась к подругам по несчастью, стараясь определить, на кого из них можно положиться. Особенно ей была интересна бельгийка Клотильда, главным образом тем, что знала язык и была достаточно бойкой на вид. Но судьба все решила сама. Не прошло и недели, с момента появления Марии, как в имении случилось ЧП.