Когда выполняют контракты

— Да, отец. — я вздохнул. — Я беспокоился о вашем самочувствии.

Это было почти правдой — я действительно волновался о старике. Каким бы уродом он ни был, я был обязан ему всем, что имею, и еще многим сверх того.

— Или о том, как разделится мое состоянии? — старик покачал головой. — Не важно. Читай!

Его рука скользнула куда-то в стол, и он почти швырнул мне в лицо какую-то бумагу. Взглянув в нее, я замер. Держать в руках собственный смертный приговор... Интересное ощущение. Я посмотрел в глаза старику, ожидая объяснений.

— Послушай меня, Стефан... Завтра сюда слетятся стервятники со всей Японии, и будут обсуждать, как поделить и сожрать мой труп. И ты этого не позволишь. — он говорил горячо, ярко, почти брызгая слюной.

Я покачал головой. Отец приказывал почти невозможное.

— Что я получу кроме указанного в завещании? — возможно, это было цинично, но это был мой единственный шанс надавить на отца. Нехорошо шантажировать умирающего исполнением его последней воли, но мы оба давно мертвецы.

— Чего ты хочешь? — его голос внезапно стал тих и спокоен, в нем не осталось ни следа былой горячести. Он прекрасно знал, чем меня купить, и давно был готов к этому разговору — даже сам вопрос для проформы.

— Одностороннее подтверждение договора, — меня не интересовали ни деньги, ни титулы, ни книги, да и не собирался он их предлагать. Просто он располагал тем, что мне необходимо, и не собирался это отдавать... До последнего дня. — И поручительство.

То, что он отказался делать восемь лет назад, ему придется сделать сейчас. Иначе я и пальцем не пошевелю, чтобы исполнить его последнюю волю.

Старик глухо хохотнул, и внимательно посмотрел на меня.

— Пошел вон. — его голос был совершенно уверенным, а взгляд — твердым, так что я спокойно подчинился и, поклонившись, вышел из комнаты... И только после этого ударил рукой в стену. Деревянная панель треснула, и резкая боль в кисти на мгновение разогнала накатившее бешенство. Конченый, ублюдочный старый мудак! Ну чего ему стоило согласиться, все равно ему терять уже нечего, а так я получил бы отсрочку на пару десятилетий.

К дьволу! Я снова ударил стену, и развернулся. На меня испуганно смотрела Шанон, похоже, шедшая куда-то, когда я выскочил из кабинета.

— Шанон, будь так добра, завари чай и подай его в малый зал. — девушка кивнула и почти бегом ушла на кухню, похоже, радуясь появившемуся предлогу уйти. — Погоди! К черту чай, принеси что-то покрепче.

Дьявол! Слуги не должны видеть нервные срывы своих хозяев. Нужно перед ней извинится, и... Выпить уже это гребаное успокоительное.

Судорожно выдохнув, я рухнул в кресло. Виски полыхали болью, плечо будто горело, а и я почти чувствовал запах паленой плоти, доносящийся от него.

— Стефан-сан... — в зал вошла Шанон, неуверенно смотря на меня. Она держала поднос с двумя белыми и одной серой таблеткой, и графином воды.

Понятно. С лекарствами нельзя смешивать ни алкоголь, ни чай. По крайней мере, очень не желательно.

— Спасибо, Шанон-чан. — я выпил таблетки, запил, и вернул графин обратно на поднос. — Можешь... А, к дьволу. Можешь считать, что у тебя сегодня выходной.

Моих полномочий на это хватит. Краусу плевать, Нацухи ничего не решает, а отец... К дьволу. Просто — к дьяволу. Я вздохнул, и прикрыл глаза. Таблетки должны начать действовать не раньше, чем минут через десять, так что оставалось только сжать зубы и пытаться не закричать от этой гребаной мигрени.

— Стефан-сан... Что-то случилось? — голос девушки был растерянным и... Сочувствующим? Дьявол. Ну какое тебе дело, а?

Так, что она видела? Я выскочил из кабинета отца и в бешенстве лупил стену. Это может вызвать страх, но сочувствие... Стоп. Отец же умирает. В этом дело? Я усмехнулся. Черт побери, Шанон... Ну когда же ты уже поймешь, насколько все в этой семье ненавидят друг друга. Быть настолько невинной... К дьяволу. К дьяволу все это дерьмо, эту ситуацию и меня самого. Я вздохнул и покачал головой.

— Ничего страшного, Шанон-чан. — я выдохнул и прикрыл глаза. Если не двигать головой, то мигрень вполне можно терпеть. — Небольшая семейная неурядица.

Я посмотрел на девушку. Темные каштановые волосы чуть ниже плеч, серые глаза. Белая шапочка на голове, на обычном платье служанки выделяется только вырез, открывающий всю правую ногу — там находилась татуировка семьи Уширомия, золотой однокрылый орел. Красива, и, что куда важнее, сама знает об этом. А еще умеет себя вести и знает свое место. И Джессике, и Нацухи есть, чему у нее поучится.

— Стефан-сан... — девушка замялась. — Доктор Нанжо-сан настоятельно рекомендовал вам сохранять постельный режим...

Я покачал головой. Девушка была права — подготовка к ритуалу, проведенного отцом на прошлой неделе, выпила из меня все силы, и старый врач принял это за среднее истощение. А последние пару дней я только и делаю, что веду тяжелые беседы, да и отец... Рука сжалась в бессильной вспышке гнева. Он ведь сам подписал меня на это дерьмо!

— И он был прав, Шанон-чан. — я вздохнул. — Врачи всегда правы в своих рекомендациях, и пациенты всегда ошибаются в своей привычке их нарушать. Но что поделать?

Я расслабился в мягком кресле. Таблетки начинали действовать, и потихоньку становилось легче. Ладно. Гензо-сама умрет в ближайшее время, так или иначе. Уже скоро на остров слетятся родственники со всей Японии, превратив привычный серпентарий в подобие ада. И мне... Если отец не передумает на счет завещания, то придется согласиться на его условия. Плевать. Уже на все плевать. После того, как он умрет, будет сожжен еще один мост за моей спиной, а их и без того очень мало.

Дверь в малый зал с грохотом распахнулась, волной боли прокатившись по телу. Черт. Ну кого еще принесло по мою душу?

— Стефан!!! — крик Джессики будто ввинтился в мозг раскаленным железом, заставив почти взвыть. Я ее убью. Просто убью прямо сейчас, и выкину труп в мусоросжигатель, предварительно обескровив и выпарив большую часть воды из мягких тканей. А остатки закопаю далеко в лесу, там как раз у дальних скал на западе относительно мягкая почва...

— Да, Джессика-сан? — я устало посмотрел на нее. Она — последняя, кого я хотел видеть после разговора с отцом.

Девушка была разгорячена и взбешена. Голубые глаза горят, кулаки сжаты, поза напряжена — хоть картину пиши, и на стену вешай. Только что вызвало такую реакцию?

— Что тебе сделала Акано-тян, ублюдок?! — крик Джессики, казалось, отбивался от стен. Я посмотрел на испуганную, но слегка заинтересованную Шанон.

— Шанон-чан, принеси, пожалуйста, две чашки чая и десерт к нему. — не стоит выяснять отношения на глазах у слуги. Ее это никак не касается. — И о ком вы вообще говорите, Джессика-сан?

Девушка, правильно поняв настоящий смысл приказа, выскочила из зала, и я посмотрел на возмущенную Джессику.

— Акано-тян! — она говорила так, будто бы это должно было о чем-то мне сказать. — Ее исключили из школы, и не берут никуда во всем городе!

Эм... Акано... Ах да. Я вспомнил — та девчонка, выбесившая меня своим поведением. Я попросил тогда директора школы убрать ее подальше от Джессики, но не думал, что он выпишет ей полноценный волчий билет. Надо будет посодействовать ему, заслужил. Уверен, Нацухи будет благодарна за такие мудрые действия, и отпишет ему премию сверху.

— Джессика-сан... — я покачал головой. — То, что Нацухи-сан позволила вам учиться в общеобразовательной школе, не значит, что вас не будут ограждать от вредных контактов. Акано-сан прекрасно проявила себя, и ясно показала, что не способна принести вам ничего, кроме вреда. Если у девушки в таком возрасте нет даже понятия о чувстве такта, правилах общения и банальной вежливости — ей не место ни рядом с вами, ни в относительно уважаемом обществе вообще.

Я вздохнул и прикрыл глаза. Мне было настолько плохо, что говорить не хотелось совершенно.

— Да кто ты вообще такой, что бы решать, с кем мне общаться?!!! — нет, она и правда не может быть немного по тише?

Голова буквально раскалывалась, боль с плеча перекатилась ниже, и теперь горела вся рука, а нервы сдавали. Я открыл глаза и прямо посмотрел на Джессику.

— Ваш дядя и пятый наследник. Не забывайте о своем месте, черт вас подери! — девушка дернулась, и мою щеку обожгло, а голову мотнуло назад. Виски просто взвыли от боли, и я на миг почти потерял сознание. Я резко выдохнул, остатками силы воли удерживая себя в реальности. Джессика с испуганно-недоумевающим выражением на лице потирала сжатую в кулак руку, похоже, не совсем осознавая, что только что сделала. Она... Эта сука...

Мир окутала багровая пелена. Эта тварь... Рука все так же полыхает невидимым огнем, в напоминание о старом контракте, но теперь пламя кроме боли приносит темную, злую радость. Резко оттолкнувшись от кресла, отлетевшего назад, я вложил корпус в простой и четкий боковой. Горящая рука почти без контроля сознания врезается в подбородок девчонки, заставляя ее голову мотнуться назад. Подшагнуть вперед — и колено почти вбивается в ее живот, отправляя на пол. Ботинок врезается в чужую шею, равномерно давя на нее и не позволяя повернуть голову.

Все — без единого звука. Все — в багровом мире, лишенном мыслей. Мой карман — абсолютно закрытое помещение. Он достаточных размеров, что бы в него мог поместиться стилет или пистолет. Обычно я оставляю его в сейфе, но сегодня, после привычной разминки в тире, я об этом забыл. Неверно — я бы почувствовал излишнюю тяжесть. Значит, стилет. Тонкое, легкое лезвие, удобные ножны, вполне помещавшиеся в продольном секретном кармане пиджака.

Рука полыхает огнем, но теперь эта боль почти приятна. Это очень похоже на то, что чувствует человек, взявший быстрый кредит наличными деньгами. Руки жгут стопки денег, которые так и просятся на волю, а оплата еще где-то очень далеко, и про нее даже не хочется вспоминать. Резко выдохнув, я заставил рассеяться ощущение тяжести в продольном кармане. Я оставил стилет в сейфе.

— Стефан-сан? — вошедшая в комнату Шанон ошарашенно смотрела на происходящее.

Картина маслом. Я, с краснеющим отпечатком ладони на лице, и Джессика, корчащаяся на полу в попытках вдохнуть. При виде девушки бешенство начало рассеиваться. Не дело слугам видеть... Такое. Выдохнув, я сел обратно в упавшее кресло. Боль в висках, утихомиренная выделившимся адреналином, накатила снова.

— Джессика... — я покачал головой. — Еще раз попытаешься меня ударить — сломаю руку. Будь так добра, исчезни.

Девушка, судорожно дыша, встала. Отпечаток моего ботинка четко светился на ее шеке. Черт, еще с Краусом разговаривать... Хотя вряд ли, на днях нагрянут остальные наследники, а отец почти умер, так что ему сейчас не до таких мелочей. Нацухи, поистерит разве что.

— Только если Акано вернут в школу. — Джессика шумно вдыхала, но смотрела все так же четко. — Ты сломал ей жизнь, Стефан. Не надо... — она поморщилась, но все-таки продолжила. — Пожалуйста.

Я вздохнул. Понятия не имею, чем ей так сдалось это хамящее животное, но... У меня снова заболели виски. Я не могу просто сдать назад — директор уже исключил ее один раз, и восстанавливать-исключать одного и того же человека несколько раз не будет, это превратится в фарс. Значит... А, к дьволу.

— Ей позволят поступить в любую другую школу... — я задумался. А ведь неплохой шанс. — При условии того, что ты перейдешь на надомное обучение.

И семья избавится от кучи расходов на ее катер и школу, у Гензо освободится время, а она наконец начнет получать достойное Уширомия образование.

Девушка вздохнула, и посмотрела на меня.

— Если это поможет Акано... Хорошо. — быстро же она согласилась.

Я кивнул.

— Договорились. Я поговорю с Нацухи на этот счет. — мой взгляд уперся во входную дверь, и Джессика правильно поняла намек... Наверное, впервые на моей памяти. Дверь тихо захлопнулась, и я покачал головой. Пусть делает и думает все, что хочет.

Я расслабился в кресле, попытавшись отстраниться от извечных волн боли. Невидимое пламя на руке, обиженное тем, что я его так и не использовал, жгло даже сильнее обычного. Ну и плевать. Пройдет, всегда проходит.

— —

Я проснулся резко, одним жестким рывком, и вздрогнул, не отличая явь от сна. Обычно я спал крепко — настолько, насколько позволяли жесткие болеутоляющие и снотворное, принимаемое перед сном, так что для того, чтобы разбудить меня, требовалось что-то куда более значимое, чем вечно сгорающая на невидимом пламени рука. Вздохнув, я прислушался к себе — и только после этого понял, что именно меня смущало. На место огня и вони горелой плоти пришёл прохладный, приятными волнами растекающийся по телу туман. Так... Понятно. Я посмотрел в зеркало, висящее на кроватью.

В нем стояла вполне ожидаемая белесая дымка, как и во всех окнах. Мир тихо содрогался, крича в глухой агонии, и медленно разжимал когти, удерживающие закрытую комнату. Это уже не земля, и её законы тут больше не действуют.

Я острожно встал, накинул брюки с рубашкой, и вышел из комнаты. Такое бывало только когда мне хотел нанести визит кто-то из столпов, и каждый раз заканчивалось по разному. Впрочем, одно только временное освобождение от вечной боли стоило того. Дверь захлопнулась за спиной, и я вышел в гостиную. На подоконнике сидела девушка, смотря куда-то в глубины тумана. Длинные белые волосы, волнами спускающиеся с плеч, красный пиджак, черные чулки, поднимавшиеся на ладонь выше колена и высокие сапоги. На ком то другом это выглядело бы, как наряд дешевой шлюхи, но Асмодей выглядела в этом совершенно естественно и крайне красиво, даже не смотря на то, что сидела ко мне спиной. Младшая из столпов, но ничуть не слабейшая, как можно было бы подумать. Я тихо прислонился у стене, не собираясь нарушать молчание. Она сама начнёт разговор, когда захочет. Не в моем положении пытаться навязываться.

Наконец, девушка повернулась, и на меня уставились широко открытые, ошарашенные красные глаза без зрачка. Это было единственной чертой, отличавшей её от обычной человеческой девчонки её возраста.

— Стефан? — она недоуменно прищурилась. — А что ты тут... Ой. Это же твой дом, да?

Смущённый голос Асмодей вызывал улыбку. Она была младшей из сестёр, и этим сказано все. Пожалуй, только она могла нагрянуть ко мне в дом, и забыть, что я нахожусь рядом. Хотя... Я бы не смог заметить Люцифер, если бы она не хотела этого. Левиафан бы никогда не пришла без чёткой цели. Сатана — специально бы привлекала внимание, выводя меня из равновесия. Маммон, в принципе, туда же. Просто из желания пообщаться могли бы прийти, наверное, только Бельфегор и Вельзевул. Но делали они это куда реже, чем хотелось бы.

— Да, Асмодей-са. — я оборвал себя. Суффиксы и прочие правила японского этикета просто не имели смысла в этом мире, и даже звучали чужеродно и неуместно. Мы с ней находимся на равне, и вся разница в том, что её госпожа создала, а меня — купила. — Не хочу показаться грубым, но какая причина у твоего визита?

Сестры, к сожалению, крайне редко приходили просто так. Обычно это было вызвано передачей мне приказа от хозяйки, а они никогда не кончались хорошо.