Снежная палитра

Чокнулись без тоста. Выпили. Терпкий торфяной аромат ударил в нос и чуть разогнал тучи в голове.

— Рассказывай, — предложила Кьяра.

— Рано, — отозвался Ник, стукнулся с ее стаканом и допил до дна.

Кьяра не отставала. Так они пили впервые. Нику было уже ясно, что их отношения в прошлом.

— Кажется, я встрял.

— Та художница? — прочла ответ в его реакции. — Было видно сразу. Так у тебя сходят с ума глаза, только когда ты находишь картину, которую никому не уступишь. Я рада за тебя.

— Она обманывала меня, — проскрипел сквозь зубы Ник.

— С кем? — удивилась бывшая любовница.

— Скорее как. — Пригубил из второго стакана. — Не хочу об этом. Как у тебя?

— Прекрасно, дорогой! Приняла предложение работать во Флориде. Пришла прощаться. Не по телефону же, в самом деле, — игриво усмехнулась красавица.

Действительно, не по телефону. Он мудак.

Посадил Кьяру в такси, обещал оставаться на связи и отдался во власть снегопада. Пара кварталов пешком, и он дома. Тающие на щеках молочные хлопья сегодня не подвигли на поэтические мысли. Отчаянно хотелось напиться, хотя куда уж больше, и все равно не помогло. Забыться бы, но не получится: она пробралась ему под кожу глубже, чем декабрьский мороз. Меланхоличный вальс снежинок в золотистом свете фонарей нашептывал, что время излечивает все.

Чем-то мрачным защемило за ребрами. Так же больно ему было 23 года назад. Тогда тоже кружился предрождественский снег. Он кутался в пальто и думал, как теперь быть: ушел из дома с пустыми руками и полным шиворотом гордости. В голове эхом звучали последние слова, что бросил отцу: "Один. Смогу. Докажу".

Родители посмеялись над его желанием превратить увлечение старым искусством в профессию. Блажь — в моде модерн и постмодерн! Мать увещевала его не забрасывать диплом и пойти в семейный бизнес. А Ника воротило от адвокатской работы. Он презирал саму судебную систему, создавшую все условия, чтобы человек не смог защитить себя сам и потому был вынужден отваливать громадные гонорары прикормленному знатоку законов и лазеек в них, который к тому же заносчиво презирает дающую руку.

Честнее казалось помогать людям находить и ценить прекрасное. Мечты...

Очень быстро идеализм угас, но неприятие лицемерия и снобизма остались.

Задним планом на картине его вечера отразилась прихожая и переодевание в рабочую одежду. Погруженный в воспоминания, давние и не слишком, Ник позволил пастельным карандашам самим разразиться в ускользающую из грубых рук экзотическую птицу с глазами Юки.

А сутками позже он стоял у подъезда и бездумно смотрел на черные дыры оконных проемов своей одинокой квартиры. Не хотелось туда. А больше некуда. Как бы ни мечталось, там его не ждут. Ник сжал зубы и закрыл глаза. Он разваливался на куски и захлебывался пустотой.

Завтра сочельник, и придется найти, чем себя занять, пока агентство на каникулах. Чтобы не думать, какой он глупец, что намертво впаял в себя мошенницу и страдает от пустоты, там, где она оставила дыру. Как же он ненавидит Рождество и снующих в предпраздничных хлопотах людей со счастливыми лицами! Открытка от сестры, небось, уже ждет в почтовом ящике. О нем помнят, а он...

Мудак он!

Дважды мудила!

Ник рванул за руль, пока магазины не закрылись. Красный цвет светофора примешивал к картинкам прошлого зловещий окрас. В голове рисовались образы постаревших родителей, сестры и племянников, для которых он никто, Юки и маленькой девочки с ярким воображением.

— Упакуйте, пожалуйста, этих жирафов. Нет, вместе... Шелковый платок по этому адресу... Да, завтра. Доплачу за срочность... и монографию о Мителли...

Завопил мобильный. Долго распинался, пока Ник-таки смог добраться до телефона.

— Ты знал? — опустил приветствие Найджес.

— Мне это не важно, — все понял Ник. — Перезвоню позже, я занят.

Зачем-то схватил на выходе последнюю, видимо, никому не нужную, кособокую елку-карлицу и полетел домой. Вечер будет долгим.

Перед ее дверью оробел, как будто ему снова 17. Было немного страшно и стыдно, но Ник точно знал, что готов на всё, лишь бы она не прогнала. Устал один... Перекинул на другое плечо мешок с подарками, поправил бороду и нажал на звонок.

— Дед Мороз! — восхищенно выдохнула Мива и захлопала в ладоши.

Без приглашения матери Ник не решался войти. А та недоверчиво застыла, но борода ее не обманула — узнала его.

— Привет, — просипела Юка, прочистила горло и добавила: Дед Мороз. Мы подарки любим.

Подмигнула дочери, когда та закивала и, обняв ее, отступила на пару шагов. Ник неловко двинулся, в зацепившемся за косяк мешке что-то хрустнуло. Он едва сдержал проклятие, крякнул и осторожно вошел.

* * *

В знакомой гостиной пахло хвоей. В дальнем углу стояла наряженная зеленая красавица. Она была так прекрасна, что Ник даже почувствовал что-то вроде гордости.

— Я знаю песню и стихотворение про Новый год. Что ты хочешь услышать сначала? — крутилась вокруг него Мива.

— А что сама хочешь? — прибавил трубности в голос Ник.

— И то, и то, — отозвалась девочка и принялась цитировать стишок.

Ник сел в кресло, чтобы добавить важности своему персонажу. Очевидно, что малышка его не узнала и хотела порадовать волшебного старика. Юка стояла на пороге и молча наблюдала. Не вмешивалась.

— О-хо-хо, Мива! Ты молодец! — прогудел Ник — Ты заслужила подарок.

Девочка подскочила к Нику и с любопытством, и восхищением смотрела, как он доставал из мешка большую коробку, украшенную серебристыми снежинками.

— Это мне, да? — подпрыгнула девочка от нетерпения. — Я еще и песню спою.

— Все тебе, маленькая, — передал ей подарок Ник и снова полез в мешок. — И это тоже.

Добавил еще сверток. За ним вытащил куцую елочку, что зацепила художественный взгляд несуразностью.

— Ой, какая красивая! — восторженно простонала Мива и протянула руки к зеленому чуду. С надеждой посмотрела на Ника: — Можно ее украсить?

— Конечно, — усмехнулся он, почувствовал, как пружина напряжения отпускает. — Я и украшения принес.

Он достал коробку с гирляндами и шарами, что рисовал и клеил полночи в надежде, что прекрасные дамы позволят украшать елку вместе с ними.

Юка продолжала молча наблюдала за его общением с дочкой. Свой подарок она приняла сдержанно, не стала разворачивать. Отложила на столик и ушла на кухню, откуда доносился уютный запах праздничной коврижки. Когда вернулась, обратилась к Миве:

— Деду Морозу пора к другим деткам, милая, — с нежностью в голосе разрезала сердце Ника надвое. — Они тоже ждут подарки.

Ник поднялся с колен: сам не заметил, когда увлекся распаковкой игрушек.

— Верно, мне пора.

Прошел в прихожую, обулся.

— Счастливого Рождества, красавицы! — ярко улыбнулся наблюдающим за ним таким похожим глазам мамы и дочки.

-Мива, как думаешь, если мы пригласим Ника на ужин в Сочельник, он сможет, наконец, освободиться для нас?

Девочка задумалась.

Осколки сердца разлетелись на клочки. Он дурак!

Посмотрел на Юку, опьянел вмиг от ее легкой улыбки и едва справился с голосом:

— Он сможет. Это я вам обещаю.

Открыл дверь и вышел под снегопад.

* * *

Даже хорошо, что часть подарков Мива получила еще днем, от "самого настоящего Деда Мороза", которым прожужжала Нику все уши в тот же вечер. И еще по разу ему рассказала и спела весь свой рождественский репертуар. А теперь засыпáла над той самой коврижкой, что дразнила Ника домашним уютом еще днем.

Юка отправилась укладывать малышку. Ник думал напроситься следом, но решил воспользоваться передышкой, чтобы собраться с мыслями. Разговор предстоял непростой.

Женщина вернулась в гостиную с двумя бокалами вина.

— Рада, что ты нашел на нас время, — заметила она с горечью, которой Ник раньше не замечал.

— Прости! Я не хотел обидеть тебя, — сказал и сам скривился от фальши. — То есть...

— Позволь мне, — перебила его Юка. — Наш последний ужин не удался. И в этом моя вина.

Ник нахмурился в попытке уследить за поворотом ее мыслей. Женщина казалась растерянной.

— Я не думала, что в это важно, поэтому не рассказывала. — Она нахмурилась и поджала губы. — Себастиан Синклер...

— Юка, — Ник дотронулся до ее руки, — не надо!

— Как раз необходимо. Я не хочу ничего скрывать. Ты прятался от меня целую неделю... И мне жаль, что у тебя проблемы на работе из-за происков этого хряка.

Эпитет был подобран крайне точно.

— Зарисовка так и просится на бумагу. — Ник усмехнулся и подмигнул Юке.

Она немного расслабилась. Пригубила вина и продолжила:

— У меня с его отцом была договоренность.

Сердце Ника подскочило в горло.

"Не хочу знать!" — хотелось крикнуть. Но он понимал, что момент истины настал, и сейчас будет настоящая проверка, настолько ли крепко его решение быть с этой женщиной.

— Я реставрировала для него картину в не совсем стандартном ключе, а он должен был организовать выставку моих картин в Центральной галерее.

Ник подался вперед.

— Ничего, на что намекал его сын, у нас с Себастианом не было. И не могло быть! А его сын... Брайан многократно намекал, поджидал меня, пытался настоять. И не понимал отказа. Говорил гадости.

Юка закрыла глаза, сделала глоток из бокала. Вдохнула глубоко и закончила:

— После смерти отца он снова позвонил и в ответ на отказ встретиться пообещал стереть меня в порошок. Я не думала, что его месть затронет тебя.

— Нет, — протянул Ник. — Отомстил он иначе.

— Не понимаю...

— Он решил опорочить тебя как художника. Нанял меня, чтобы продать эту твою "нестандартную реставрацию".

Юка в ужасе закусила кулак.

— Он не мог!

— Но смог, моя дорогая! А я, как и ожидалось, нанял детектива.

Юка вскочила с кресла:

— Ты подумал, что я нарочно...

— Мне это не важно, — поднялся ей навстречу Ник.

Забрал ее бокал и поставил оба на низкий столик.

— Нет-нет! Подожди!

— Я хочу, чтобы ты знала, — перебил ее Ник и схватил за руки. — Мне не важно, почему ты воспроизводила письмо Бурдона.

— Даже и не думай, — с горячностью Юка вырвала ладони из его захвата. — Я тебе сейчас покажу.

Выбежала из гостиной и тут же вернулась с бумагами в руках:

— Вот, читай! Наш договор.

Ник покачал головой и оттолкнул документы.

Она настояла. Он начала читать.

Договор был заключен между Себастианом Синклером и Юкой Томото на реставраторские услуги. Предусматривал стилизацию сильно поврежденного полотна под Себастьяна Бурдона с уточнением, что картина впоследствии не может быть продана из-за существенных изменений, внесенных в процессе работы. Вместо оплаты наниматель организует художнице экспозицию.

— Мы познакомились на выставке голландской живописи 17-го века, — дополнила Юка недостающие детали, — и быстро сошлись во мнении, что нам обоим нравится отражение французских, более живых штрихов, вплетенных в сдержанное полотно голландцев. А еще мистер Синклер гордился тем, что они тезки с великим живописцем.

— Юка, пожалуйста, остановись! Я верю тебе.

— Ты понимаешь, мне было нужно...

Ник прижал ладонь к ее губам.

— Мне, правда, не важно. Я люблю тебя и хочу быть рядом, если позволишь. Хочу защитить тебя от всего мира, хочу радовать и делать счастливой.

— Я счастлива с тобой.

* * *

Юка остановилась возле двери подъезда. Сунула руку в сумочку и усмехнулась. Вспомнила, как в ответ на ее "да" Ник сначала отдал связку ключей от квартиры. А потом приговаривал, что одним кольцом ему не обойтись, хоть и сложновато будет натягивать кольца от ключей на пальцы. "Для тебя я справлюсь со всем" — сказал он тогда. И держал обещание.

Она открыла почтовый ящик и достала почтовую карточку.

"Спасибо за платок, братец. Буду в Нью-Йорке на твой день рождения. Может, увидимся?" — Конечно, — ответила ей вслух Юка, хитро улыбнулась и убрала открытку себе в сумочку.

"Картина