Квартал второй. Живая мёртвая девочка

Вот же чёрт!

Молл отделяли от тротуара аккуратные островки зелени, на которых возвышались стриженные под геометрические формы кустарники и пара фонтанчиков из мрамора и металла. Жажда заботливо натирала песком моё горло, но, помня о Порче, я не решилась пить, зато с удовольствием умыла лицо, избегая намазанных глаз, и шею. Вода оказалась холодней ночного воздуха и настойчивыми каплями ползла под топик, но я почувствовала себя немного лучше. Мышцы неприятно жгло, и в теле осталась солоноватая слабость, как у мыльного пузыря. Ткни в меня пальцем, и я лопну.

Стряхнув с лица воду, я поправила рюкзак и медленно двинулась обратно вдоль "Лестии". Что случилось в городе, пока я валялась без сознания? Ещё недавно всё кипело от машин и людей, а теперь — никого. Впрочем, если память не изменяет, от Кимберли мы ушли после полуночи, от Рыжей Улицы до Моргриен около двадцати минут пешком, а значит, я отключилась не меньше чем на час.

И даже валяясь трупом в вонючей дыре, ухитрилась вляпаться в историю.

Несколько раз мне показалось, будто в торговом центре что-то грохочет, и если бы я оказалась героиней типичного фильма ужасов, я бы непременно отправилась внутрь на разведку. Но я оставалась усталой Кейни Браун, поэтому облизала губы и пошла себе дальше — тоже хороший способ попасть в неприятности.

Я уже достигла навеса над главным входом в молл, когда слуха коснулся приближающийся шум мотора, причём не одного, а двух. По моим прикидкам, они должны встретиться на том самом перекрёстке, который недавно перешла я.

Всего пару секунд рёв нарастал в разной тональности, бередя холодную ночь, а потом неоновый свет отразился от массы стекла и металла — стон сдираемой асфальтом резины, и два микроавтобуса только чудом не врезались друг в друга. Один из них, чёрный, носил герб Иллюзиона, второй, серый, принадлежал муниципальному каналу.

Изумительно.

Утирая пот с лица, шофёр телевизионщиков тут же вывалился из салона на улицу, но не произнёс ни слова, зато сидящий за рулём Наблюдатель осыпал его упрёками — запинаясь, на "вы", но без мата. Половина реплик сводилась к тому, что здесь нельзя находиться и гражданские должны немедленно покинуть территорию.

Любопытно.

Выворачивая шею, чтобы получше рассмотреть это зрелище, я оступилась от слабости, и мышцы рефлекторно передёрнулись, сохраняя равновесие. Скорее машинально, чем по какой-то причине, я глянула влево — там, за кристально чистыми стёклами, на меня двигалась лавина перепуганных людей, отличающихся от стандартной массовки фильма-катастрофы только охапками брендовых пакетов и картонок.

Что за чёрт?

Я едва успела уползти с дороги прежде, чем автоматические двери расползлись, извергая галдящий поток на улицу. Несколько патрульных Наблюдателей подобно пастухам корректировали движение.

— Сохраняем спокойствие, граждане! Без паники! — звонко крикнул один из них, и я поняла, что голос принадлежит женщине. — Двигайтесь в сторону перекрёстка и спускайтесь на Лунный проспект!

— Осторожно! Не толкайтесь! — крикнул другой, подхватывая споткнувшуюся на ступеньках девушку.

Я нырнула за терминалы для оплаты подземного паркинга, оттуда был прекрасно виден поток взволнованных тел, бередящий спокойствие ночи. До меня уже начал доходить смысл происходящего, и я понимала, что надо покинуть торговый квартал вместе с людьми под присмотром патрульных. Но вместо этого сидела на корточках, привалившись к металлической стенке, и украдкой наблюдала за происходящим. Мне было видно, как от чёрного фургона по улице бежит отряд чистильщиков — огибая гражданских, они нырнули меж островков зелени и теперь двигались вдоль стены торгового центра к автодверям, украшенным зелёными наклейками "Вход".

На верхних этажах, буквально над головой, раздались выстрелы вперемешку со звоном — это вызвало среди людей панику. Но не успели патрульные псы успокоить отару, как гортанный вопль, напомнивший о негативе Сьюзен, ударил с крыши молла в небо и покатился по городу. Человек вопил непрерывно — рывком набирал воздух в лёгкие и продолжал вопить на ноте граничащего с безумием ужаса. И в один момент, смазанный расходящимися кругами эха, этот крик оборвался. Его звучание оказывало гипнотический эффект, но завершение уподобилось удару кнута — человеческая волна, стремясь рассеяться, беспорядочно хлынула на проезжую часть к перекрёстку.

Вслушиваясь в отоголоски, затухающие над лабиринтом города, я усилием воли стянула с себя неприятные воспоминания.

Ну же.

В этом городе ещё и не то услышишь.

Важно другое: я должна уйти с этими людьми — последней группой эвакуированных. В торговом квартале что-то случилось, и его оцепили, давая Псам провести зачистку. Подготовкой территории для Иллюзиона часто занимается полиция, а она, выгоняя гражданских, явно поленилась заглянуть в ту нору, где валялась я без сознания. За борт каравеллы "Социум" вообще предпочитают заглядывать, только если там голый Кайл Риз прикрывается штанами бездомного.

В общем, надо выбраться из укрытия и подойти к патрульным.

Надо.

Утвердившись в этой мысли, я оставила происходящее за спиной и, спотыкаясь, посеменила прочь. Джо называет это "наплевать на здравый смысл", но, чёрт возьми, мне хочется найти Ким и Патрицию, и если я не пойду обратно, то не найду их вообще. Они собирались покататься на горках в "Брайз" и, скорее всего, ожидают меня у пристани водного трамвая, к которой выводит Моргриен. Кроме того, меня не покидает уверенность, что проблема, какой бы она ни была, таится в самом здании торгового центра, а на улице вполне безопасно. Отсюда наверняка рукой подать до заслона полиции, и она, надеюсь, пропустит меня без проблем.

Торговый центр тянулся от перекрёстка до перекрёстка, и будь Псов чуть больше, чем два патрульных, бдительно следящих за эвакуацией уже далеко на той стороне улицы, я бы просто так не пошла куда вздумается. Но я благополучно вывалилась за угол здания никем не замеченная и проползла по инерции ещё с десятка два метров.

Над перекрёстком печально болтался на одном-единственном проводе выкрашенный в белый светофор, напоминающий голову циклопа с ярко-жёлтым моргающим глазом. По асфальту зеркалами расползлись тёмные лужи — может, просто вода, при таком свете не разобрать.

Мычание натруженных мышц тянуло вниз. Привалившись спиной к блаженному холоду одетой в пластик стены, я замерла и через силу сглотнула вязкую слюну. Эта сторона молла выходила прямо на тротуар — в тридцати метрах левее оказалась ещё одна пара дверей, из которой лился спокойный жёлтый свет. Буквально напротив неё кто-то оставил зелёную иномарку, нарушившую пейзаж всеобщей заброшенности, а в остальном проезжая часть пустовала. Листва карликовых лип, высаженных вдоль обочины, безмолвствовала. На той стороне улицы в небо поднималось сорокаэтажное здание, чей верхний блок отделан зеркальным стеклом и украшен размашистой эмблемой — фармацевтическая компания "Вирдас".

Ночь взбудоражило карканье.

Из фонарей два или три не работали, поэтому я не сразу рассмотрела силуэт птицы. Хлопая крыльями, она шумно приземлилась на металлический каркас ближайшего столба и раскрыла массивный клюв, исторгая хрипло-дрожащее приветствие.

Кажется, ворон — огромный, по городским меркам, здесь же больше голубя ничего не отыщешь. Повернув ко мне голову, он оглушительно каркнул.

А я стояла и таращилась на него.

Ворон.

Майор спрашивал о воронах.

На какое-то мгновенье я ощутила азарт и желание остаться, но холод вынудил передёрнуть плечами, и от этого мозги встали на место.

Чёрт, мне мало той ночи? Я уже донаблюдалась, хватит.

Стараясь держаться подальше от угла молла, я перешла через дорогу.

Осталось решить, как двигаться дальше. Если я пойду по Анастасиям, то есть, как прибежала сюда, не схватят ли меня патрульные? С другой стороны, можно пройти влево до следующего перекрёстка и уже оттуда выйти к Моргриен.

Обернувшись, я запрокинула голову и в сомнении осмотрела громадное здание. Оно молчало, но после человеческого вопля это казалось обманчивым. Там уже кого-то убили и очень жестоко.

Нет, от "Лестии" стоит держаться подальше. Вернусь тем же путём, что прибежала сюда.

Почесав нос, я поплелась к светофору.

Ночь за спиной взорвалась какофонией звуков. Далёкий звон стекла моментально сменился оглушительным грохотом, который перешёл в лязг и скрежет — их последние ноты утонули в вопле сигнализации вместе со звоном осколков, которые сыпались с верхних этажей торгового центра.

Инстинктивно прикрыв голову руками, я обернулась и попятилась назад — ещё недавно целая машина превратилась в сплюснутую банку, на вершине которой слабо шевелила конечностями живая масса. Она пока ни на что не походила и только пыталась встать, осыпанная тенью лип и лоскутами пёстрого уличного освещения.

Что за хрень?

Запрокинув голову, я увидела в сером теле молла разбитое окно — этаже на седьмом. Излом оставшихся в раме осколков придавал ему сходство с оскаленной пастью, из которой струился тусклый свет.

На доли секунды в нём промелькнула тень.

Сигнализация резко смолкла, и тишина поползла по улице словно пена изо рта эпилептика — дерьмовая, очень дерьмовая тишина, в которой отчётливо нарастал скрип автомобиля, раскачиваемого из стороны в сторону.

Ворон надрывно каркнул.

Вздохнув, я приготовилась бежать, но в итоге прогнулась под нытьём мускулов и осталась на месте. Зрелище человеческих рук, вытягивающихся из вжатой в крышу автомобиля туши, завораживало.

Машина содрогнулась и подпрыгнула с облегчением, когда сгорбленная фигура, подобно жуку подобрав конечности, грузно рухнула на асфальт.

Целую секунду царила тишина.

А потом крошево стекла захрустело — масса, покрытая разводами крови из мелких, но многочисленных ран, стала подниматься и в то же время расти, расправляя плечи.

Что за чёрт?

Оно...

Сглотнув, я попятилась.

... выглядело как извращённый вариант многорукого божества из древней восточной религии. На груди скупо мироточили дыры от пуль, среди висящих вдоль тела и упирающихся в асфальт конечностей четыре оказались особенно крупными — нечто среднее между звериными лапами и человеческими руками. Из остальных половина сломана, о чём свидетельствовали неестественные углы и торчащие наружу кости.

Существо недовольно вильнуло гибким хвостом и медленно сделало шаг вперёд, выскальзывая из объятий спасительной тени. Свет фонарей озарил перекатывающиеся под кожей мышцы на руках и ногах, а потом уродливое тело цианозного цвета, по форме напоминающее сплавленных глиняных человечков. Из трёх голов центральная, самая крупная, казалась полу человеческой, полу львиной, и редкая грива обрамляла её слипшимися от крови сосульками. Две другие — лысые, обтянутые кожей черепа с пустыми глазницами — торчали неряшливо воткнутыми по бокам грибами, одна ближе к лопатке, другая почти на ключице.

Осенев рассказывал об этих тварях: полипаги-зоаморфы, самый редкий тип клабридов, заботливо выращенный Порчей из людей и териантропов. Очень часто не без человеческого участия, как утверждал преподаватель, поскольку чем больше в клабрире 'составляющих', тем меньше вероятность того, что итоговая форма получится дееспособной естественным путём. Этот полипаг, как результат долгого и сложного биологического процесса, мог бы по праву считаться шедевром.

И, возможно, именно поэтому я, приваренная болью к тротуару, не шевелилась: передо мной оживала исписанная клетка в клетку страница школьного конспекта. Но пока разум пребывал во власти изумления, я не чувствовала страха.

Абсолютно.

Неаккуратное тело зоаморфа будто в насмешку над своей формой двигалось с кошачьей грацией. Кроме териантропа в нём ютилось пять или шесть взрослых людей, но бугристые мускулы звериных конечностей безо всяких усилий выдерживали этот вес — спичечно-тощие человеческие ноги только касались растопыренными пальцами асфальта, а то и вовсе болтались в воздухе подобно изломанным веткам засохшего дерева.

И он шёл сюда.

Я очнулась.

Он шёл ко мне.

Ворон каркал — оглушительно, нервно, требовательно, словно отдавал команды.

Рывками втягивая холодный воздух, я ощутила волну зловония, которое неслось впереди зоаморфа. И это странно: не-мертвецы не гниют, а потому не воняют.

То есть, не гниют, пока более-менее сносно питаются.

Медленно, очень медленно я попятилась. Точно так же, как с опозданием на меня навалилась боль, теперь накатил мутный парализующий страх.

Я мысленно твердила: прямо сейчас на счёт "ТРИ!!!" брошусь бежать по улице Анастасий к патрульным и машине чистильщиков.

Я досчитала до трёх шесть или семь раз, но продолжала отступать — намного медленней, чем он приближался. Боль в предательски ослабших мышцах заглушала каждый порыв броситься наутёк, тормозила движения, текла с костей беспрерывным потоком горячей тяжести.

Зоаморф выглядел огромным — свыше трёх метров высотой и полтора в ширину асимметричных плеч. Наполовину человеческая, наполовину кошачья, с массивной челюстью и острыми клыками морда оставалась напрочь лишена эмоций. Гули и обири всегда ясно выражали настроение: голод, страх, любопытство. Но маленькие круглые глазки полипага, пустые, рыбьи, смотрели безо всякого интереса.

И, тем не менее, он шёл на меня — в этом нет сомнений.

Надо бежать.

Ну же, Кейни, ну же!

На очередном шаге опорная нога подогнулась — гранит бордюра в кровь расшиб локоть, а в затылок тараном ударило забвение. Я осознала: что-то не так, лишь когда сквозь прибой монохромных пятен сумела разглядеть крупицы звёзд, увязших в супе городского неба.

А потом на лицо тяжёлым, удушливым покрывалом навалилось зловоние. Разрываясь в лоскутки и ошмётки, я кое-как поднялась с колен на ноги.

Близко — зоаморф нависал надо мной так близко, что пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

Он остановился, задумчиво виляя хвостом, а затем подался вперёд.

Шарахнувшись, я готовилась к удару, укусу, царапанью — к любой боли. Но не к тому, что по требовательному карканью ворона полипаг согнётся, обхватит мои ноги и взвалит к себе на плечо.

Вонь стянула глотку и выбила из глаз чёткую картину мира. Зажав нос ладонью, я заглотнула воздух и попыталась упереться в то ли горб, то ли нарост на правой лопатке — в ответ на прикосновение он шевельнулся и вывернулся. В его холодные рыхлые ткани вросла голова младенца, и казалось, её верхнюю часть смяли грубые пальцы скульптора: оба глаза слились в выпученный пузырь.

Запах вывернул меня наизнанку с мучительными спазмами.

... что происходило потом, я не осознавала: тошнота и головокружение сжимали мир в один крошечный кокон вокруг головы. Ногти раздирали холодную плоть, я пыталась освободиться — соскользнуть вперёд, назад или в сторону. Куда-нибудь из-под пресса звериной лапы, пригвоздившей меня к плечу. За каждый вдох и выдох приходилось бороться с рвотными позывами — я булькала, давилась и кашляла, молотила кулаками, отбиваясь от ледяных рук, которые неестественно изгибались в локтях и тянулись ко мне. Что-то тёрлось о бок, хрипело и жадно грызло сбившуюся на пояс кенгурушку — может, одна из голов.