Скандальный брак по любви между Мариком Осеневским и Аленой Петровой, отлучение, переезд в пограничный город Одессу, служба в корпусе имперской стражи, рождение сына...

— ...Заболел. Сильно. Пришлось в академ уйти. Вот, еду восстанавливаться... Не, ногу я недавно сломал. Когда у бабушки гостил. Эх, влетит мне...

— За что?

— Я на поезд опаздывал... И взял только свою сумку. Бабушкину в прихожей спрятал.

Я был потрясен.

— Сумку с бабушкиными пирожками бросил в прихожей?

— Угу. Там еще варенье.

— А маринованные огурчики?

— Были, — тяжело вздохнул Станислав.

— Ты... Лучше бы ты опоздал! На поезд! — в сердцах высказался я, — Ты чего?

Станислав вел себя странно: крутил головой и словно к чему-то принюхивался.

— Ты что, и покушать не успел? — догадался я.

— Из-за стола сорвался.

— Вон, бери в пакете. Я пойду проводника насчет чая пну.

Шелест отъезжающей двери. Удар в висок. Темнота.

Что чаще всего слышит прежде времени очнувшийся попаданец?

— Ты его там не пришиб?

— Не, я ласково.

Кла-ассика! И это кто у нас тут такой дерзкий?

В купе прибавилось гостей. Незваных. Которые хуже... Так, а тот "ласковый", похоже, татарин и есть. Тогда второй — хуже.

— Давай, пакуй блондина. Скоро станция.

— Э, Бачка, нам не говорили, что у его нога сломата?

— И что? Днем целый — ночью в гипсе. Нормально бывает. Нам же лучше — не сбежит. Пакуй.

— А с чернявым что? Режем?

— Я те порежу! Свяжи и рот заткни.

— Я его тогда еще стукну, чета не так он дышит...

Честно. Я сам не ожидал. Просто оттолкнуть хотел. Ногой. Без размаха. Просто согнул ногу и выпрямил. А татарин, собиравшийся приголубить меня замотанной в тряпки дубинкой, взлетел под потолок, с хрустом костей и пластика впечатался в багажную полку и рухнул вниз. Я еле увернуться успел. Единственное, в чем повезло татю — сознание он потерял практически сразу. Его шефу не так подфартило. Пока он, раззявив пасть, пялился на чудо-птицу, тоже на удивление быстро очнувшийся Стас приложил его костылем между ног. А чтобы ор не потревожил соседей, мозолистой рукой вжал голову бандита в диван.

— Ты как? — спросил меня Стас, ловким ударом за ухо отправив глухо воющего в поролон разбойника в рауш.

— Нормально, — слегка заторможено ответил я.

— Ты как это этого? — невнятно пояснил Стас, кивая на татарина, — Ты мастер внутреннего круга?

— Кто? Не, со страху, наверное.

— Угу. Предупреди, никогда тебя не пугать... Не знаешь, их двое было?

— Не знаю. Сейчас посмотрю.

Глядя на то, как я спокойно открываю дверь и, пригнувшись, скрытно высовываю голову в коридор, Стас застонал.

— Двое, — отчитался я за разведку.

Тяжелый вздох был мне ответом.

— Окно открой пока, — сосед принялся ловко проверять карманы гостей.

— Зачем?

— Не по коридору же их выносить!

— Но, — я растерялся. Не случалось в моей жизни подобных ситуаций. — Они убиться могут.

— И что? Московитов пожалел?

Оп-па! Что-то новенькое. Получается, и здесь братская любовь цветет и пахнет интернационалом. Я даже не отреагировал на слова о татарине: "Твой и так не жилец," — пытался откорректировать внезапно изменившуюся картину мира.

Самое удивительное, что, выкинув бандитов в окно, мы не стали ничего выяснять и перебирать обнаруженные у главаря бумажки, а просто легли спать. И проснулись от деликатного стука проводника.

— Через час в Минск прибываем...

— Прошу, не надо! — сонно пробормотал Стас.

— Что? — я приподнял голову и с опаской посмотрел на соседа. Чего это он заговаривается?

Станислав приоткрыл один глаз.

— Ты недавно хотел пойти проводника пнуть. Прошу, не делай этого. Пусть живет.

— Ну, ты! — я задохнулся от избытка эмоций. — Вставай. Подъезжаем.

— Сейчас, сейчас, — Стас заворочался, — Пять минуток. Я больной — у меня нога сломатая...

Холодные клопсики оказались потрясающе вкусными, представляю, какими они были вчера! Стас тоже оценил, хотя, я бы предпочел, чтобы он не был таким гурманом — не пришлось бы воевать за каждый кусочек.

— Стас, а почему на вечернем? Там же программа сокращеная.

— Да. Процентов на тридцать.

— Во-от.

— За счет философии менеджмента, психологии корпоративного общения и прочей подобной беллетристики, как говорит бабушка. Специалитет дают в том же объеме.

Хм! Наверное, еще и дешевле, что тоже немаловажно.

— А специалитет у тебя...

— Упрись и зубри.

М-м, что ж там было? В документах... УПРИСС — управление, проектирование, ремонт и изготовление сложных систем. А, по сути, техномагическая артефакторика. Ха, и у меня то же самое. Ну, да, Стас ведь тоже из старшего рода, а там все универсалы, способные одновременно использовать энергию внутреннего и внешнего круга, без чего нормального артефакта не создать. Вот только у прежнего меня как раз с внутренним кругом и были проблемы, кажется. Не успел все доки просмотреть.

С явственным сожалением перепроверив каждую коробочку и пакет на предмет случайно пропущенной вкусняшки, Стас подтянул костыли.

— Пошли в коридор, — предложил он.

— Зачем? С той стороны поля полистее и елки елкастей?

— Ты не понимаешь: смотреть в окно поезда сидя и смотреть в окно поезда стоя — это две большие разницы!

— О! У вас тоже в Одессе по-своему говорят?

— В смысле, "у вас"? А где еще?

Упс!

— Ты в кого такой въедливый? Прям таможник.

— В папу, — улыбнулся Стас.

— А кто у нас папа?

— Начальник таможенной стражи Одессы... Так где это та Одесса, которая не у нас?

— Не цепляйся к словам, пошли лучше в коридор, проверим, какой бутерброд правильнее... Что? Поговорка такая есть... у меня. Или вы, таки, хочете песен?

И что ви думаете, сказал этот поц?

— Ловлю на слове: споешь.

Выбираясь из купе следом за Стасом, я разбирал этимологию слова "споешь", относительно присутствия в нем признаков следственно-разыскного жаргона... Уф, вроде бы и немного съел, а как-то тяжело. Тренировать надо организм, тренировать!

Вынужден признать: стоя смотреть в окно поезда гораздо лучше. Не интереснее — что там интересного? — лучше. Замечаешь больше не нужных тебе деталей, дольше и дальше можешь рассматривать нафик тебе не сдавшиеся дали. В общем, ведешь себя, как наедающийся впрок верблюд — набиваешь в память, словно в горб, впечатления, чтобы не умереть от неизбежной дорожной скуки.

К счастью, было в коридоре и то, за чем наблюдать оказалось действительно забавно: за проходящими мимо людьми. Завидев парня с загипсованной ногой, кто-то преисполнялся сочувствия и принимался вжиматься спиной и задом в стену, чтобы случайно не толкнуть. Кто-то морщился, кто-то кривился, кто-то... ну, понятно. Я даже стал загадывать на реакцию очередного мимопроходящего. Поэтому, когда из душевой в конце вагона вышла девушка... я не стал ничего предугадывать. Мозг отключился. Вагон, разумеется, покачивало, и она не шла, а танцевала, и мягкая ткань спортивного костюма та-ак подчеркивала изгибы и извивы ее фигуры. А ярко-синие глаза при иссиня-черных волосах, свободно распущенных по плечам... Хм, вот ее глаза меня и отрезвили, стоило нам встретиться взглядами. Она смотрела на меня... как на тень от мусорного бака... уже бр-р! Но стоило ей перенести внимание (слово не совсем подходящее для холодной пустоты межзвездного пространства, но другого как-то не подберу) на Стаса, увлеченного разглядыванием особо живописной пашни... Ага. Она самая. В удивлении. С легким изломом. Б...

Приблизившись, дева остановилась и спокойно подождала, когда Стас отреагирует на мой толчок по ребрам.

— О! — безразлично воскликнул Стас, — Лана.

— Петров, — таким же богатым на эмоции голосом отозвалась дева.

— Ты волосы покрасила? Тебе идет, — с интонациями: "Ты юбку сзади испачкала. Почисти," — отметил Стас.

— Все такой же наблюдательный?

— Ну, дык, папа-то у меня кто?

— Да, — вдруг оживилась девица и, добавив в голос яда, поинтересовалась, — Кто у тебя папа, П-петров?

И вошла в соседнее с нами купе.

Стаса я удержал. И отчасти, сам удержался, схватившись за окаменевшего приятеля.

— Что это сейчас было? — спросил я, когда Стас задышал ровнее.

— Лана Мрузецкая... Хм!

— Чего?

— Интересно получается... Знаешь, какая фамилия у нее была три года назад?

— Тоже мне бином Ньютона! Зимовская... Догадался. Не веришь?

— Почему? Верю, — рассеянно отозвался Стас, — Пошли в купе — скоро прибудем.

— ...не поделила что-то с сестрой и отреклась от рода. Поэтому дочь не в Варшаве учится, а в Минске...

— Ее Ланой зовут, — напомнил я, — А еще я знаю, что она дура... Какой смысл был в том, что она в коридоре устроила?

— Она всегда себя так ведет. Везде.

— О! Ну, тогда радуйся.

— Чему?

— Вот подумай и ответь, кто лучше: умные стервы или стервозные дуры?

Уф-ф! Стас улыбнулся.

— Стервозные дуры лучше.

— Неправильно! Лучше те, кого мы полюбим!

— Мгм... тебе говорили, что шутки у тебя...

— Дурацкие? Ага. Мама. Постоянно.

Опять упс! Я в этом мире четвертый год сирота... Надо как-то уводить разговор. О, как раз и тему подкинули.

— Чего это Мрузецкая за полторы недели до начала занятий в Минск едет? — сам себя спросил Стас.

— Элементарно, В-в... Все элементарно. Едет восстанавливаться после академа.

— Откуда...

— Дедукция! И вообще, как сказал один мудрый человек: "Жизнь не так проста, как ты думаешь. Она гораздо проще."

Тут меня озарило!

— Стас!

— Чего?

— Ты не передумал тоже покрасить волосы?

— Ну, глядя на тебя и Мрузецкую, думаю, что буду в тренде.

— Слушай, покрасься в рыжий, а? Тебе пойдет. А я буду звать тебя Роном. И разрешу обращаться ко мне — Гарри...

"Гермиона в соседнем купе едет," — добавил я мысленно. Но взглянул на недоумевающего Стаса и подумал: "Хорошо, что здесь не все мои дурацкие шутки воспринимают, как дурацкие. Потому что не понимают, что это шутки... И... Зовите меня Клах. Гарри Клах... Не. Не звучит."

(POV Лана Мрузецкая

"Видимых повреждений нет. Похоже, справился. В одиночку с двумя. Вряд ли его сосед ему хоть в чем-то... Хорошо, сдержалась, не рванула на помощь... Ему мой новый цвет волос понравился... Где он ногу сломал?!!"

END POV)

Глава 5

Ни разу не был в Минске в прошлом мире, но, думаю, отличия не такие уж большие. Впрочем, я городские красоты не рассматривал. Как около странных домов-башен напротив вокзала (отчего-то называемых "воротами") сели в маршрутку до универа, так я опять загрузился. Надо было срочно решать: восстанавливаться на дневной или вечерний. Во втором случае надо будет искать жилье и работу, а что я тут смогу делать? В дворники — по примеру того же Веллера? Все-таки, наверное, на вечерний. Это если меня еще возьмут — была среди доков по учебе запароленая папочка. И что в ней, я не знаю. Но на вечернем учиться, говорят, проще. Особенно платникам. Опять же, со Стасом вроде как сдружились. Совместно съеденные клопсики — это вам не пуд соли. За лишнюю пригоршню соли ни с кем драться не будешь, зато, если клопсики смогли разделить и кровь не пролить — это да-а! Неприятный момент с "московитами" разрешился на удивление просто. Буквально одной фразой: "Это мама у меня русская, а то были московиты... Культисты-фанатики... Ты что, татуировки у них на шее не заметил? Впрочем, когда я своего первого убил, тоже долго в неадеквате..." Кстати, надо с этими "московитами" разобраться. И с тем, кто их на меня навел. Ну, не на Стаса же... и спасибо ему, что с расспросами не торопится... Блондином меня запомнили полицаи, манекенистый и чинуша. Старьевщик уже отпадает. Так что, девяносто восемь процентов за чинушу и его знакомого врача. По процентику на мачо и полицаев все же оставлю. Ха, а что в моем энергоапгрейде такого "феноменального" можно и в универе поспрошать... Еще можно на кафедру какую-нибудь пристроиться в лаборанты. Пенедзы меня не ограничивают: по словам Стаса, курс на вечернем стоит всего тысячу злотых. В Варшаве, кажется, пять было. Но это на дневном. Угу, цели ясны, задачи определены, к тому же, приехали.

— А вот и наши академики! — приветствовала нашу троицу, входящая в приемную стройная женщина в деловом брючном костюме.

Разумеется, я оказался прав в своих предположениях, и небрежным пожатием плеч в ответ на мой кивок в сторону Мрузецкой, ожидающей проректора филиала, Стас подтвердил, что и не сомневался в моей гениальности.

Проректорша оказалась элегантной дамой возраста 40++ (ну, это, знаете, как с языком программирования Си: сначала просто "женщина лет сорока", потом ненадолго 40+, а уж после и вплоть до пенсии 40++). Проследовав за ней в кабинет, мы достали и зажали в потных кулачках свои гилы. Про "потные" — это, конечно, гротеск, но не сильный. Присутствовало волнение, присутствовало.

— Рада вашему возвращению, Лана и Станислав, — приговаривала дама быстро просматривая информацию на большом мониторе, — Что ж, Лана и Станислав, ваши документы в полном порядке, я их уже переправила в канцелярию. Оформление займет пять дней, — дама улыбнулась и с намеком на сожаление сыграла бровями, — Нужно подтверждение из Варшавы, а они там не торопятся обрабатывать наши... Ну, это внутренняя кухня, вам не интересная, — проректор вышла из-за стола, слегка одернула пиджак, — Дорогие Лана и Станислав!

Да она их троллит, догадался я, заметив бесенят в глазах проректорши. Сейчас бы еще хор ангелочков, распевающих "тили-тили-тесто"! О, а Мрузецкая покраснела! Вот Стас, ясен пень, не понял.

— ...Поздравляю вас с возвращением в альма матер и добро пожаловать на второй курс... За документы не переживайте — оформят и подтвердят, как положено, — проректорша позволила себе на мгновение показать скрытый в бархатных ножнах стальной клинок.

— Теперь поговорим о вас, Кирил, — начала дама, когда молодоже... свежеиспеченые студенты покинули кабинет.

— Какие-то проблемы? — скушным голосом спросил я.

— Формально — никаких. Мне просто хотелось бы понять: зачем это вам?

— Знания и диплом одного из лучших учебных заведений империи?

Проректорша с внезапно пробудившимся интересом взглянула на меня и как-то хищно улыбнулась.

— Судя по тому, что обе сессии за первый курс у вас закрыты по спецсписку, вам это не очень...

— Я многое переосмыслил за этот год, — почти невежливо перебил я, — Обстоятельства, знаете ли, способствовали.

— И какие обстоятельства, позволю себе спросить?

— Разные. И изгнание из рода только одно из них, — я грустно вздохнул.

— Вот как? — проректорша коротко пробарабанила маникюром по столешнице, — Не скажу, что вы меня убедили, но ваши слова меня определенно порадовали... Правда, есть еще одно препятствие... Я думаю, вы понимаете, о чем я?