— Вижу... Не ори!
Никита воочию видел, как друг, когда прибыли, нашарил в "бардачке" баллон с нитроэмалью и вывел на замшелом придорожном камне "Слава ВДВ!". Даже сфотографировал губителя природы с Оленькой на фоне граффити. Сфотографировал... Никита выдернул из сумки телефон, открыл альбом фотокамеры. Ну, да, вот он, снимок! Валун — один в один. И грунтовая дорога налицо. Дорога, которой нет! И камень сейчас девственно чист... О, Господи!
— Что происходит, Ники?! — Гюльнара больно впилась ноготками в его локоть. — Где мы? Что с нами?!
— Пока не знаю, цветик мой... Внимание, не паниковать! Перво-наперво проведём рекогносцировку. Вован и Ольга с вещами остаются здесь, у камня, мы с Гюльнарой Ренатовной налегке возвращаемся к озеру и берегом следуем в дом отдыха. На месте разберёмся, что почём. Через час будем тут при любом раскладе. Цветик, за мной!
Расклад оказался таким: домом отдыха даже не пахло.
Расклад оказался ожидаемым, ибо задолго до цели марш-броска Никита понял — всё это мартышкин труд. Нет никакого дома отдыха! Тихая бухта в обрамлении ракиты есть. Знакомый рельеф присутствует. Даже спиралевидный лабиринт из камней, артефакт прачеловечества, на который, частенько здесь бывая, ветеран всегда взирал с благоговейным трепетом, — и тот в наличии. А дома отдыха нет! И никогда, видимо, не было. Потому, что это другой мир! Который сам же вымолил с утра у Сил Небесных... Вовсе не явь! Небесный мир — Правь. Подземный мир — Навь...
— Навьи чары! — обречённо выдохнул Никита.
Бравый воин за последний час измотался так, будто наравне с Алексеем Стахановым выдал на-гора двенадцать норм угля из разреза. Даже хуже. Он устал психически, мозг отказывался воспринимать как должное объективную реальность, данную ему в ощущениях. Эта реальность не могла быть объективной. Фантасмагория! Сюрреализм! Бред воспалённого воображения...
А вот всплеск воды был реальным донельзя.
Как и хриплый вскрик Гюльнары:
— Ники!!!
Он вскочил и продолжил взглядом направление вытянутой её руки.
Ой, там было на что поглядеть!
На прибрежном валуне бесстыдно разнежилась юная дева.
С обнажённой грудью.
С похотливой улыбкой на круглом простецком лице.
С венком лилий в длинных, цвета соломы, мокрых волосах.
С рыбьим хвостом от того интересного места, из какого у людей сегодняшнего дня произрастают ноги...
Навь!!! Языческая навь! Приехали... Мы — живые в мёртвом мире!
И живые, и мертвые —
Все молчат, как немые.
Мы — Иваны Четвертые,
Место лобное в мыле!
Лишь босой да уродливый,
Рот беззубый разиня,
Плакал в церкви юродивый,
Что пропала Россия...
В тихом омуте...
Врач: "Пьёте?"
Пациент: "Не откажусь!"
Нежные пальчики Гюльнары стиснули плечо Никиты, как удав — приглашённого на ужин кролика. Едва шевелящимися губами девушка шептала заклинание:
— Ля илляхи илляла хаэрле халяс мухаммадрасулла хазэре ильяс!
Самого Никиту била дрожь. Он, словно заезженный патефон, раз от раза повторял:
— Мы — живые в Нави, в мире мёртвых, в мире нечисти...
Повидав за годы службы царю, Отечеству и СпецНазу такого, о чём средний россиянин мог бы разве что прочесть в бульварной прессе, да и то не в мало-мальски уважающем себя издании, майор запаса Буривой всегда считал себя человеком с устойчивой психикой, выдержанным и хладнокровным. А последнее определение справедливо относил к художественным эпитетам, коими славен по миру его величество Русский Язык. Но сейчас, остолбенело наблюдая, как бесстыжая навка-русалка теребит обвисшие груди и явно с намёком при этом подмигивает, чувствовал, что кровь натурально стынет в жилах. Устойчивая, как ему казалось, психика, тряслась, будто маршрутное такси на том паскудстве, что в мире людей привыкли называть автомобильными дорогами Ленинградской области. Не в меру рассудительный Рассудок, мерзостно хихикая, успокаивал Никиту: "Всё не так плохо, как ты думаешь! Всё гораздо хуже"...
И стало так!
До того стало хуже, что они с подругой опрометью бросились в чащобу, как газели — от проголодавшегося барса.
А стало хуже собственно после того, как над известным рыбаку Никитушке омутом всколыхнулись воды озерка, и на поверхность из пучины вынырнул до омерзения противный старикан с опухшей, как у горького пьяницы, одутловатой физиономией грязно-зелёного оттенка. На голове его вместо волос извивались то ли водоросли, то ли — Господи, спаси! — гадюки. Старче, оседлав, как мерина, столетнего сома, дёргал его усы, точно поводья, потрясал дубиной, более похожей на бутылку в хорошую четверть, и истошно голосил:
— Ах, сучий потрох, навь тебе в печёнку! В мир нечисти он попал! В мир мёртвых, поглядите на него! Самого щас мёртвяком заделаем, чтоб не выбивался из коллектива! Вот ужо организуем тризну — приходите, братцы, харчеваться!..
...Братец Вовчик и сестрёнка Оленька нетерпеливо ждали возвращения разведчиков у валуна, бывшего в яви придорожным камнем. Впрочем, нетерпеливо — очень мягко сказано. Лицами бледнее крахмального полотна, дрожащие осиновыми листьями, ребята взирали на запыхавшихся спринтеров с обречённостью антилопы, сломавшей ногу в сотне метров от львиного прайда.
— Ну, что там? — чуть слышно прошептал Вован.
Никита сразу решил ничего не скрывать и попусту друзей не обнадёживать.
— Порадовать особо нечем. Цветик, расскажи!
— Ники... — попыталась возразить Гюльнара.
— Рассказывай! — отрезал он. — А у меня дела...
Дел у него в данной — донельзя конкретной, пусть и непонятной, как математический анализ — ситуации хватало. Заработал притупившийся за пенсионный год инстинкт бойца специального назначения. Бойца, который функционально отличается от прочих уже тем, что в условиях жёсткого лимита ясности происходящего не раздумывает над извечными русскими вопросами "кто виноват?" и "что делать?". Он, своего рода робот, просто делает. Делает то, что необходимо в первую голову. А что необходимо в первую голову? Да то, чтобы голова эта осталась на плечах!
Никита примерно определил на местности сектор, откуда, следуя по прямой от озера, могла появиться единственная из знаемых на этот момент угроз — водяной, — укрыл друзей за валуном и приступил к гонке своих немудрящих вооружений. И тут же пожалел. Во-первых, пожалел о бесчисленном количестве изъятого за десять лет оружия, которое добросовестно сдал в закрома Родины. Пожалел о том, что несколько часов назад на кураже позволил гостям расстрелять боезапас "Макарыча", известного в простонародье как пистолет самообороны нелетального действия ИЖ-79-9Т. Оставался один-одинёшенек травматический патрон с резиновой пулей. Оставался памятный подарок сослуживцев — кубачинский красавец-тесак в затейливых ножнах, с комплектом выживания в полой роговой рукояти: тонкой лесой, крючками, тёркой, вощёными спичками, грифелем, иглами, шприц-тюбиком с промедолом, пантоцидом для обеззараживания воды и биостимулятором в таблетках. Оставалась малая пехотная лопатка, которую не по чину обзывают сапёрной, — она же боевой топор, она же пика, она же метательный дротик. Оставался охотничий нож Вована. Оставался компактный топорик туриста. Оставались шампуры с остро заточенными кончиками — страшное оружие в умелых руках.
К слову о Воване, руках и оружии, — подумал Никита, — сегодня, Бог с ним, пускай друг приходит в себя, ну, а завтра прямо с подъёма начнём обучать его основам ножевого и рукопашного боя. Видавший виды сочинский босяк, пусть даже из семьи продвинутых предпринимателей, в уличной драке он, конечно же, хорош, однако здесь, в миру языческих демонов, потребуется совершенно иной навык. А ведь потребуется, и к гадалке не ходи — потребуется! От всех потребуется максимум концентрации, в том числе — от прекрасной половины их малочисленного человечества. Требовать чего-либо запредельного от девочки-былиночки Оленьки бессмысленно, а вот Гюльнара в языческую грязь лицом наверняка не ударит. Совсем ещё юной подруга на мастерском уровне занималась спортивной гимнастикой и, хотя это было давно, даже сегодня, двадцатисемилетней, сохраняла такую форму, что в любом состязании на силу и ловкость дала бы фору множеству мужчин. Даже спортсменам. В особенности — шахматистам...
А ещё Гюльнара очень-очень к месту оказалась практичной и запасливой. Во всяком случае, спортивным костюмом в дорогу она запаслась чудо как практично, иначе луноликой гурии ой-ой-ой как непросто пришлось бы гулять по языческим весям в шортиках, на какие решится далеко не всякая исполнительница стриптиза...
А ещё на Гюльнару с год тому набросилась стая дворняг. Гурия еле отгавкалась! И с тех пор не выходила из дома без перцового аэрозоля. И Никита не сомневался, что отыщет оный в сумочке подруги. Будет ей, кстати, походная должность — гонитель зверья!
Походная... В том, что без походов — пеших переходов — им не обойтись, ветеран СпецНаза был уверен так же, как уверен в собственной на этот час вменяемости. Что-то действительно произошло. Произошло, а не пригрезилось! Их в натуре куда-то забросило. Они реально оказались Где-то. И по этому самому Где-то им ещё придётся походить пешком — ноженьки до ягодиц сотрутся! Хорошо ещё, что каждый был обут в кроссовки. Ох, ей-богу, хорошо, что Мир своим переворотом застал их на пикнике! А если бы в раскалённой постели ночью перед торжеством? Вот уж демоны бы поглумились над Евой Ренатовной и Адамом Кузьмичом!..
— Кузьмич! — позвала из-за камня Ольга. — У нас водички не осталось?
Никита обошёл валун. Друзья, угрюмые, понурые, без огонька в глазах, сидели плотной группой, как приказано, не высовываясь. Хотел было подурачиться, воскликнуть что-нибудь типа "ой, кто здесь?!", но с первого же взгляда на их лица передумал. Негаданный-нежданный — без предупреждения, без подготовки — жуткий стресс вызвал глубокое потрясение психики. Это со временем проходит. Это ненадолго. Они сильные. Уже завтра они в той или иной мере придут в себя. Но сегодня, здесь и сейчас они — растения! Никита бывал в подобных ситуациях. Точнее, видел людей в подобных ситуациях. Они не в состоянии отвлечённо мыслить. Они не в состоянии самостоятельно действовать. Все их видимые действия — результат порывов ветра. Дунет ветер в их сторону — встать! — они встанут. Дунет — спать! — они уснут. Дунет — пить! — проснутся, выпьют...
— Хочешь пить, девочка? — мягко проговорил Никита, глядя прямо в заплаканные глазки Ольги.
— Глоточек, — простонала та. — Что, не осталось?
— Не осталось. Но это поправимо. Потерпи несколько минут, я принесу чистейшей холодной воды.
Каждую субботу Никита выезжал сюда, к роднику в сотне-другой метров от камня, и очень надеялся, что изливалась ключевая благодать из-под земли не только на мир Яви, но и Нави...
И не обманулся в ожиданиях — вода была!
Но, увы, как только свинтил крышку с канистры, тут же исчезла, словно в таинственных недрах добротного памперса. Вместо неё из донной тины выскочил тёмно-лиловый волосатый кукиш.
— Испить нужда пришла, да, витязь славный?! Хрена тебе поедучего, а не водицы ключевой!
Мутная жижа на дне родника, похрустев камнями, как зубами, чавкнула язвительным смешком.
Никита опешил. В запале гонки вооружений он совершенно выпустил из виду злобненького старикашку Водяного. Зачем тому преследовать хамов по суше, когда можно просто жаждой истомить?!
— Вот так влипли!
Помирать от жажды ему не хотелось точно. Да это просто нонсенс — помирать от жажды в Ленинградской области хоть до пришествия варягов, хоть после атомной войны!
— Слышь, этот... Ну, как там тебя? Человек!
— Сам ты человек! — хлюпнуло илистое дно.
— Ну, в общем-то, да, есть такое дело... А тебя как звать-величать?
— Царём Водяным! — горделиво прочавкала жижа.
"Ага, тот самый случай! — мысленно возмутился Никита. — Водяной Царь обитает во дворце на дне Ильмень-озера. Ошую у него царица Водяна, одесную — Садко, гусляр изрядный, раки вокруг суетятся, рыбки чешуёй сверкают, палаты каменьями-смарагдами переливаются... А ты — просто водяной! Нечисть по имени Водяник, верхом на чёртовом коне своём — соме-падальщике. Похотливый старик, забулдыга кабацкий, жуликоватый костырь, тать, погубитель заблудших языческих душенек, неосторожно спустившихся ночью к воде. Чмо болотное, короче говоря!"
Но перспектива жажды всё-таки не радовала, и он, скрепя сердце, с максимально возможным пиететом в голосе проговорил:
— Сердечно рад знакомству, ваше величество! Позволю и себе представиться: Никитка, местный обыватель. Касаемо нечисти и мира мёртвых прошу меня простить, брякнул спьяну, не подумавши. Вполне добротный мир, даже приятный — спокойно в нём, тихо, как в гробу, экологически чисто до остервенения...
— Ну, вот, то-то же! — самодовольно отозвалась жижа.
— А как насчёт попить? — робко заикнулся Никита.
— Попить... Попить, известно, дело свинское. А вот выпить — это по-нашенски! Выпить есть, Никитка-обыватель?
Обыватель долго не раздумывал. Человек на этот счёт запасливый, потому что "за второй бежать" всегда претило, он перед выездом укомплектовал обозное хозяйство с размахом подгулявшего барина, и пусть остатков "Русского стандарта" стало жалко — Бог весть, с кем и чем ещё придётся поделиться в новом/старом мире, — вода показалась неизмеримо дороже.
Несколько минут спустя он передал пол-литра водки в заскорузлую клешню Водяника, грязную, как замыслы Бориса Березовского.
— Обещал штоф! — напоказ разобиделась жижа.
"Чмо — оно и в миру Нави чмо", — ухмыльнулся про себя Никита.
— Окстись, царь-батюшка, где я тебе возьму штоф?! Но восемь полновесных шкаликов притараканил. Да ещё с горкой.
— Небось, палёная...
— Обижаешь, твоё величество!
— Ладно-ладно, обыватель, не журись...
Никите показалось, что водяной успел к этому времени прилично отхлебнуть.
— ...Выпьешь за компанию?
— Спасибо, не употребляю.
— А что же с собой таскаешь?
— Растираюсь, когда поясницу прихватывает.
— Ох-ох-ох, со мной тоже случается! Как вставит в кость иной раз, особливо под вечер... Может, к слову, кости раскинем?
— Нет, благодарю, закодировался от азартных игр.
— Ишь ты, какой правильный обыватель пошёл! Давай, это, хоть песенку исполним, что ли?
— Ну, если только "Sexual revolution"...
Сколь Никита ни старался получить ответ хоть на один из вопросов сегодняшнего дня, результат поимел нулевой. Акванавт-алконавт, без задержки опростав и шкалики, и "горку", не желал слушать ничего, кроме сомнительного хита дважды сомнительной группы Army of Lowers в ещё более сомнительном исполнении "правильного обывателя":
Love is love let's come together,
Love is free it lasts forever,
Free is love my contribution...
Hail the sexual revolution!
Благо, не слышали друзья, коллеги и бывшие сослуживцы! Качество вокала — так оно бы ладно, однако чёрт ведь знает, что могли подумать о половых предпочтениях майора запаса ФСБ. Дескать, не имел бы грешка за душой, так не выучил наизусть... Но, как бы то ни было, Никита возвратился в лагерь с десятилитровой канистрой чистейшей ключевой воды. А вода, как известно, суть основа жизни. Будем жить! В навьем мире Смерти... К слову, смерть от голода в лесу им тоже не грозила, даже возникни такое желание. А вот от холода... На этот случай следовало подстраховаться!
