Зря спящий проснулся

— Кто? — Илья Юрьевич недоуменно склонил голову.

— Ну... в общем, неважно, я пошутил. Можно мне его увидеть?

— Да, конечно, но сперва подпишите вот этот договор о неразглашении.

Толстые пальцы ловко вытащили нужные листы из пачки и подтолкнули их в сторону Андрея. Тот перехватил их на столе и наклонился, вчитываясь в средний шрифт.

..."Обязуюсь, обязуюсь, под страхом, обязуюсь, обязуюсь, в случае невыполнения, обязуюсь, обязуюсь"...

— Из этого выходит, что мне и жене ничего рассказать нельзя будет? — спросил он у начальника отдела.

— Никому. Ни единой живой душе. Все, что вы увидите здесь и все, что будет связано с вашей работой, не должны выйти за пределы этого здания. О последствиях указано там же. Это предварительная версия договора о неразглашении, после заключения основного контракта, вам выдадут полную, потолще.

— И что же там будет?

— Уголовное наказание вместо штрафов и административных арестов.

Андрей вздрогнул, а Илья Юрьевич мило и искренне улыбнулся.

— Но я уверен, что до этого не дойдет. В конце концов, за такую зарплату можно и помолчать, а вашей жене достаточно будет знать, что вы... ну, допустим, консультируете фсбшников.

— Где-то я это уже слышал, — сказал Андрей.

— Вот и хорошо. Нет ничего лучше легенды, которая засела на подкорку мозга, сами, наверное, знаете. Готовы расписаться и посмотреть на своего будущего пациента-собеседника?

Илья Юрьевич достал из внутреннего кармана толстенькую, идеально подходящую к его комплекции, черную ручку с золотым ободком посередине, и вопросительно протянул ее Андрею. Он помедлил, еще раз пробежавшись глазами по договору, беззвучно шевеля губами. Затем взял ручку из податливых пальцев и занес ее острие над пропечатанной пустой строкой.

— Подпись и расшифровка, — сказал начальник отдела.

— Подпись и расшифровка, — повторил Андрей, закусил губу и отчаянно сделал росчерк, едва не порвав бумагу, словно спрыгнул с десятиметровой вышки в ледяной бассейн.

* * *

Смерть — это естественный ограничитель человеческой жадности. Мы живем от рождения и до смерти, от начала и до упора, но когда нам говорят: "Хотели бы вы прожить свою жизнь заново, но как-то иначе?", мы задумываемся. О чем? О том, что на самом деле было бы иначе. Иначе — значит идеально. Но мы забываем один единственный момент. Чтобы прожить жизнь заново, второй раз, то нужно и два раза родиться. И два раза умереть. Готовы ли вы испытать два раза ужас смерти? Хотя бы представьте, просто на мгновение, самый леденящий страх, живущий внутри вас. Поймите, что он — сотая часть страха смерти.

И решите для себя еще раз:

Хотели бы вы прожить жизнь заново?

Многие люди думают (и психолог знал это абсолютно точно), что встретившись со страхом лицом к лицу один раз, можно его побороть, победить, оказаться сверху или оставить его за спиной. Многие случаи в практикующей психологии связаны как раз с этим способом. Многие несчастный живут лишь тем, что верят и надеются, что этот способ однажды сработает, в нужный момент, когда придет время, когда судьба шепнет свое заветное словечко на ухо. Но так ли это?

Нет, это вранье. Инстинктивный страх нельзя победить. Нельзя проглотить однажды толстую резиновую трубку для исследования желудка и не бояться ее в следующий раз. Нельзя сходить к стоматологу и не бояться посетить его через год. Нельзя отрезать себе указательный палец и не побояться расстаться таким же образом со средним.

Все эти действия — это боль. Первородная, зло в чистом виде. К ней нельзя привыкнуть или как-то смириться. Каждый раз она как в первый раз. Боль это жизнь, а жизнь это боль. Смерть, как ее пик, боль наивысшая, но иногда людям дается шанс.

Как сильное обезболивающее.

И человек улетает в кому. Испытывает маленькую смерть. Искусственное убийство. Пускает ручной и одомашненный ужас внутрь себя.

Андрей смотрел на человека, находящегося в палате за толстым прозрачным стеклом. Со слов врача, которого вызвал Горданов, совсем недавно он вышел из комы, но все еще находится в перманентном состоянии, частично поддерживаемый в таком именно врачами. Ничего не помнил, не мог объяснить, где он находится и откуда вообще появился.

Человек этот на вид был жалким и нелепым, как восковая кукла, наряженная в настоящие детские вещи, завернутая в пеленки и уложенная в кружевную колыбель.

— Что же в нем такого? — спросил он у полковника. Тот встал рядом и произнес:

— Этот парень умеет управлять погодой во всем мире.

— Вы шутите? — Андрей улыбнулся, но глаза его оставались серьезными, ровно как и строгий породистый профиль Ильи Юрьевича.

— Нет, это не шутка. Разве все, что тебя окружает, похоже на шутку?

— Он что, ученый? Изобрел какой-то аппарат для управления погодой?

— Нет, он сам на нее влияет. Своим телом, мозгом, головой. Своим существованием.

— Простите, но в этом нелегко как-то поверить, — пробормотал психолог.

— Вам придется либо поверить и принять это, как реальный факт, либо навсегда забыть о нашем сегодняшнем разговоре. Соответствующие бумаги уже готовы. Помните, как в том фильме, "Матрице"? — Горданов прищурился и повернул голову к Андрею. Его шею прорезали глубокие морщины. — Все зависит от того, какую папку выбрать. Розовую или синюю?

Психолог подвинулся максимально вперед, пока не уткнулся лбом в холодную прозрачную преграду. Стекло от его дыхания слегка затуманилось, но он по-прежнему прекрасно видел кровать и человека на ней. Обвешанный проводами и датчиками, как бабочка, попавшая в жадную паутину, он совсем не производил впечатление кого-то могущественного и сильного. Скорее наоборот, кроме чувства жалости и искреннего сочувствия, ничего возникнуть и не могло. Это-то и зацепило Андрея. Он вдруг прикинул для себя, что было бы, окажись он на месте этого парня? Потерянный, сломленный, провалявшийся без сознания уйму времени, и вовсе не понимающий, чего от него хотят и требуют.

Психолог оттер ладонью туманное пятно на стекле и вытер руки.

— Что ж, — сказал он, — я свой выбор сделал.

ДЕНЬ 1

Андрей отер рот и сделал последний глоток кофе. На дне кружки осталось немного неотфильтрованной гущи. Оскаленные звериные клыки, вот как она осела, и двух мнений тут возникнуть не могло. Он наклонил кружку, наблюдая, как остатки медленно стекают вниз, стирая предыдущий образ и не образуя своим видом ровно ничего, что могло бы заинтересовать начинающего хироманта или его жену. Он не хотел, чтобы после расставания, заглянув в кружку, она увидела этот кофейный оскал. Все и так было не слишком-то складно.

Он встал, поправил галстук и подошел к Оле. Та сидела возле окна, расставив на подоконнике всю нужную ей косметику, и усиленно приводила себя в порядок.

Слишком усиленно и упорно для столь важного для них обоих дня. Нарочито беззаботно.

Андрей положил руку на ее плечо, ощутив мягкую, пропитанную кремами, кожу и едва заметную шелковую бретельку ночной рубашки.

— Ну что, проводишь меня? — спросил он весело. За окном уже светлело и раздавались шарканья метлы дворника.

— Да, сейчас. — Оля слабо кивнула, поправила волосы и поднялась, убрав его руку с плеча. — Ты все собрал, точно?

— Ты же проверяла.

— Да.

— Я буду звонить. Каждый день, вечером. Будешь ждать?

— Да.

— Это всего лишь три месяца, не грусти, я скоро приеду, ты даже не успеешь соскучиться.

— Это всего лишь девяносто дней, Андрей. — Она замешкалась, глядя ему в лицо, и вдруг, с неожиданной силой, обняла, уткнувшись в шею. — И отсчет уже начался.

— Какой отсчет? — Его руки покоились на ее талии, такой знакомой и... идеальной, что ли, он не мог подобрать точного слова, но ему вдруг жутко перехотелось ехать куда-либо, выпуская из рук родную жену, столь теплую и располагающую, даже несмотря на эту скользкую ночную рубашку в китайских мотивах, которую он терпеть не мог.

— Отсчет этих дней. Он начался прямо сейчас и мне уже невыносимо. Грустно.

— Иногда стоит отдыхать друг от друга. Я порядком тебе надоел, наверное. Нудный, скучный ботаник. — Андрей попытался отшутиться, но вышло как-то неудачно.

— Дело не в отдыхе, а в том, что я не знаю, куда ты едешь. А мне это необходимо знать, я просто обязана. Господи, как же я спать-то буду...

— Спокойно и сладко. И в одиночестве. Я надеюсь. — Эта шутка ему самому понравилась больше прежней, и он улыбнулся.

— А тебя больше и ничего не беспокоит. Тебя вообще хоть что-то волнует? Такое ощущение, что я одна переживаю, а ты хоть бы хны.

— Мне тоже это не нравится, но, Оль, двадцать тысяч... Тем более, что ты говорила с Борис Борисовичем, ему-то ты веришь? В этой работе нет ничего плохого, как и в любой работе на государство. Просто она секретная, вот и все.

— Просто секретная! Ничего себе вот и все! — Оля отстранилась от Андрея. — Как это прикажешь понимать? Я замужем за Джеймсом Бондом или Штирлицем? Вроде бы нет, и зовут меня не Кэт!

— Да не злись ты. — Он вновь притянул ее к себе и поцеловал в лоб. — Все уже решено. Такой шанс нельзя упускать.

— Ага, шанс, как же. Ладно. — Она бросила взгляд на часы, запакованные в угловатую сталь микроволновки. Иногда им вообще казалось, что на кухне она служит исключительно для роли часов, подогревая пищу лишь так, в меру своих второстепенных обязанностей. — Тебе уже пора, не хочу, чтобы ты опоздал на свою секретную работу.

— Хоть на этом спасибо. — Андрей поцеловал ее еще раз и вышел в прихожую, одеваться. Скромная по размерам спортивная сумка стояла на полу, возле двери, плотно набитая самыми необходимыми вещами. Внизу ждал оставленный с ночи автомобиль.

Прощание вышло скомканным и каким-то колючим. Но он понимал, почему все именно так. Наверное, это было его бедой — понимать, почему люди ведут себя так, а не иначе, но в то же время являлось и даром.

Ничего. Ничего страшного. К вечеру или завтрашнему дню все наладится. Сейчас же в Оле играла обида и страх, взрывная смесь, похожая на бутылку с газировкой, которую беспрерывно трясли целый час и вот сейчас силятся открыть.

Но зачем сейчас, когда можно немного подождать, лишь слегка открутив крышку? Пусть пошипит себе и все пройдет. Никто не запачкается в липком сиропе.

Он положил пиджак на сумку, сумку закинул на плечо, ключи от автомобиля надел на палец.

Обнялись, поцеловались, "люблю-люблю".

Ну, все.

Вот и разошлись два разных человека по своим делам. И это правильно.

Спускаться в новом, но уже дребезжащем и каком-то вонючем, лифте не хотелось, поэтому Андрей легко сбежал с четвертого этажа вниз по ступенькам. Его машина белым пятном выделялась среди прочих. Короткий кивок бодрому дворнику, писк сигнализации, хлопок задней двери, куда легла сумка с вещами и пиджак, хлопок передней двери, механический голос парктроника заднего хода.

Андрей медленно проехал под окнами их квартиры и помахал рукой, хотя в отблеске стекла не увидел ничего, кроме отражения дома напротив. Но ему хотелось верить, что его провожают. Хотя бы взглядом.

Он вырулил на дорогу, сделал музыку погромче, откинулся на сиденье и уверенно повел машину по полупустым мокрым улицам.

Было семь часов утра.

На место он приехал к половине девятого. В прошлый раз вышло чуть быстрее, но то был выходной, в будни же все обстояло немного иначе. На парковке перед зданием ФСКО (Федеральная Служба Контроля за Объектом — теперь он работал именно в этой организации) было всего три машины. Одна из них — большой черный джип — принадлежала Илье Юрьевичу, владельцев двух других, подешевле, но иномарок, Андрей не знал.

Он остановился в кармане, на котором, в синем круге, была нарисована цифра 19. Такая же красовалась у него на пропуске.

Вытащил ключ, выключил свет и положил на панель светоотражающий гибкий экран из ребристого материала типа прочной фольги. Машина ему вряд ли понадобится в течение ближайших трех месяцев, а вот чтобы она стояла на жаре круглые сутки, не очень хотелось.

Андрей неспешно выбрался, потянулся, взял сумку, надел пиджак и направился к входу.

На этот раз его никто не встречал, кроме камеры видеонаблюдения и компактного электронного замка. Он провел карточкой пропуска по щели, и дверь открылась.

В приемном холле сидело двое охранников, явно не из частного предприятия, а из военного подразделения, судя по их форме, выправке и внешнему виду. Они громко поздоровались с Андреем и он ответил им тем же.

— А где Илья Юрьевич, не подскажете? Он обещал проводить меня к... гм... моему месту жительства здесь.

— Сейчас. — Один из охранников нажал кнопку на рации и сообщил, что "девятнадцатый прибыл". Андрей улыбнулся. "Девятнадцатый", кто бы мог подумать, о таком и мечтать не приходилось, разве что в раннем детстве, насмотревшись боевиков с Ван-Даммом.

— Ильи Юрьевича сегодня нет, но подождите, вас проводят, — спустя минуту сообщил охранник. Андрей не успел даже кивнуть, как послышались шаги и с лестницы, на которую он поднимался в прошлый раз, спустился подвижный парень, примерно его ровесник, в таком же строгом классическом костюме, в какие были здесь одеты, похоже, все, кроме боевых сотрудников.

Он приветственно и одновременно призывно махнул рукой, направляясь в противоположную сторону от Андрея.

— Пойдемте, пойдемте! — крикнул он.

Андрей трусцой бросился за ним.

— Я Костя, — парень протянул руку на ходу.

— Андрей.

— Приятно познакомиться. Я тут как бы управляющий, слежу за исполнением.

— Как бы?

— Да тут все как бы, а на самом деле, что тебе сказали, какой приказ дали, то и выполняешь.

— Сурово.

— Ну да. Вам нужно побыстрее расположиться и приступить к работе.

— Побыстрее — это в какие сроки?

Костя взглянул на часы у себя на правой руке.

— Тридцать минут.

— Ого. А чего такая срочность?

— Объект проснулся.

— Так он ведь давно проснулся. — Андрей огляделся по сторонам — из холла они завернули в какой-то ярко освещенный, длинный коридор, с минимум дверей, и теперь стремительно вышагивали по нему.

— Это да. Но врачи сократили прием медикаментов до минимума. Он раньше был накачен всеми этими успокаивающими-убаюкивающим, но с сегодняшнего дня курс прекратился. Теперь начнется ваша работа. И руководству не хочется, чтобы объект окончательно очнулся без понятия, где он вообще находится.

— А врачи ему сказать не могут?

Они остановились в конце коридора, перед ними находились раздвижные створки, сделанные из чего-то, вроде плотного целлофана.

— Это дезинфекционный отсек. — Костя распахнул дверь, и они вошли внутрь маленькой квадратной комнатенки. — Закрой глаза, дыши только носом.

Андрей послушно повторил приказанное и замер, погруженный в собственную темноту. Откуда-то сверху послышалось тихое шипение, ноздрей коснулся едва заметный едкий запах.

— Все, — сказал Костя. — В следующий раз будешь делать это сам. Заходишь, нажимаешь на вот эту кнопку, ждешь, проходишь. Без этого никак нельзя, степень важности объекта очень высокая. И да — следующие створки открываются автоматически, после процедуры.