Дело о Конце Света

Домодедово предстало среди темноты сияющим островом света, но даже здесь чувствовалась незримая власть ночи: в приглушенном голосе диктора-информатора, полушепоте пассажиров и сонном виде уборщиков. Анна и Игорь с видом заговорщиков доложили Свиндичу, все клиенты 'Чемпарбюраски' на месте, стоят в очереди на регистрацию. Саша и сам уже их увидел. Эдуард Семенович с неприязнью поглядывал вокруг, Алла, рядом со своим непроницаемым мужем, ловила восхищенные взгляды мужской части пассажиров их чартерного рейса, Полина крепко прижималась к Вадиму, встревоженная Жанна то и дело дергала Машеньку вопросами: 'Пить хочешь?', 'В туалет хочешь?', а Наташа и Алена возбужденно крутили головами, иногда тихонько хихикая по поводу только им понятной шутки.

Процедура оформления багажа и прохождения пограничного контроля тянулась нудной последовательностью больших и малых очередей, и закончилось бонусом в виде магазина беспошлинной торговли, куда, разбредаясь по интересам, радостно устремилась клиенты агентства Свиндича. Только Жанна с дочкой обошли магазин своим вниманием и сразу прошли в зал ожидания. Туда же направились и сами 'чемпарбюраски', небезосновательно полагая, до прибытия в Турцию от 'гения' не стоит ожидать сюрпризов.

До начала посадки оставалось еще много времени и скамьи, обычно не способные приютить всех желающих присесть в ожидание посадки на борт сейчас оказались почти свободны. Маша свернулась калачиком, положив голову на колени матери, еще двое мужчин сидели в обнимку и невпопад, но с большим чувством тихо пели:

Улетай

От промозглой московской зимы,

От ползущей с востока войны

От чужой вины на плечах...

На полу перед ними стояла пустая бутылка из-под виски, купленная все в том же магазине беспошлинной торговли, пакет яблочного сока и пара пластиковых стаканчиков. Не обращая на певцов внимания, мимо бегали, играя в догонялки их дети, а сидящие чуть поодаль жены сокрушались: 'До моря не успели добраться, а уже напились', но разве может пустое женское ворчание остановить музыку?

Улетай

"От винта!" и винты запоют,

Выбрать якорь дело пары минут,

Кто решился тот прав,

Даже если не прав в мелочах.

За широкими окнами здания аэропорта появился медленно выползающий из-за горизонта оранжевый круг солнца. Под его лучами, окрасившими стоящие на взлетном поле металлические громады в зловещий багровый цвет, лохмотья сумрака неудержимо рассыпались, и точно также вытекали из уголков памяти заветные воспоминания, наполнявшие напоследок душу сладостной грустью. Родные лица, череда связующих событий, навсегда застрявшие в сознание, накрепко привязав к конкретному месту. Для Свиндича их олицетворяла Настя, у Анны потерянная детская дружба с Аннет, для Игоря смерть духа стихии частично живущего в нем. Они вернутся к ним в момент посадки обратного рейса, а пока уносятся прочь.

Солнечный свет все больше наполнял утренний воздух, пассажиры рейса с не меньшей активностью наполняли зал ожидания и воспоминания теряли власть над душой, оставляя ей только трепет перед предстоящими событиями. Впереди ждали театральные жесты стюардесс, головокружение во время отрыва от земли и облегчение вперемежку с восторгом после удачного приземления.

Клеопатра (сон)

Марк Антоний слышал гомон, поднявшийся в городе, но, стоя на колоннаде выбранного в качестве своей резиденции здания не видел происходящее, что не прибавляло любви к Тарсу, самому величественному городу Киликии, простирающейся от Памфилийского залива Средиземного моря до горного плоскогорья Каппадокии. Не нравился квестуре великого диктатора город, доставшейся ему во власть после победы триумвирата цезарианцев над войсками республиканцев. Не нравился, несмотря на обожествление Антония жителями Малой Азии, видевшим в нем нового Диониса. Сравнение лестное, хотя новоявленному консулу восточных провинций Рима в большей степени нравилось мнить себя потомком Геракла, и он даже засвидетельствовал сей факт на монетах, чеканя изображение немейского льва, побежденного героем. Пусть. Все-таки Дионис дружил с Гераклом и часто принимал участие в его пирах, да и сам Антоний любил выпить, а об его женолюбии ходили легенды. Жаль, теперь не до празднеств. Попавшая к нему в руки страна, некогда славящаяся богатством, сейчас, растерзанная гражданской войной, оказалась нищей. Сенат, подстегиваемый другими членами триумвирата, находящимися ближе к столице, требовал похода на Парфию, а нужными средствами Антоний не располагал. Надежда на пополнения финансов виделась в лице Египта, но Клеопатра Египетская не торопилась с ответом на требование консула немедленно явиться перед ним и заготовленные обвинения в измене Цезарю, обещавшие немалую контрибуцию, пока не пригодились.

— Квирит, — центурион, командовавший вексилляцией, особым воинским подразделением, приближенным лично к Антонию и включающим четыреста легионеров, по привычке назвал консула общепринятым обращением к гражданам республики. Ветеран мог себе позволить подобное. Слишком долго он служил рядом с Марком, — Царица Египетская приближается к городу.

— Наконец-то, — волнительное предвкушение охватило консула, — Я встречу ее на главной площади. Распорядись.

Желая показать гостье собственное величие, Антоний надел поверх туники тогу — кусок белой материи длиной шесть метров с широкой бордовой каймой, знаком отличия консула. Два раба тщательно укладывали ее вокруг тела властителя, оставив согласно канонам правое плечо и правую часть груди открытым. Безукоризненная драпировка подчеркивала статус владельца одеяния. Забота о внешнем виде консула заняла значительное время, зато затем Антоний во всей красе восседал в курульном кресле, троне высших государственных деятелей Рима без спинки и с х-образными ножками, на возвышение за строем легионеров, в блестящих покрытых оловом панцирях и вооруженных гладиусами — короткими римскими мечами.

Тем временем корабль Клеопатры двигался по реке Кидн. Тарс стоял в шести милях выше по течению от впадения реки в море, и его местоположение предоставило возможность населению в полной мере насладиться визитом женщины-фараона, ведь поражаться было чему. Багровые паруса судна издалека привлекали любопытных, позолоченная корма и посеребренные весла приводили их своим сиянием в эйфорию, на веслах сидели обнаженные девушки, олицетворяющие дочерей титана Океана, прародителя морей и тысячи рек. С дивного видения, проплывающего мимо восторженных людей, слышались звуки музыки, и доносился запах благовоний. Народ, поначалу собравшийся на базарной площади, поглазеть на римского консула, стал покидать ее, стремясь к более интересному зрелищу. Поведение толпы вызвало у Антония раздражение, подобное пренебрежение требовало мщения. Марк искал ответную возможность унизить царицу Египетскую и вспомнил об ее младшей сестре Арсиное, в свое время поднявшей восстание против Клеопатры, а после поражения нашедшей прибежище в храме Артемиды города Эфес, построенного западнее Тарса на берегу Эгейского моря. Консул уже собирался распорядиться доставить Арсиною к нему, представляя, как 'обрадуется' царица, увидев рядом с ним ненавистную соперницу, когда на площади появилась процессия, состоящая из девушек в прозрачных одеждах. Одеяние не скрывало, а скорее подчеркивало линии юных тел, способных разжечь любовный огонь даже в груди Аида, мрачного повелителя царства мертвых. Одна из девушек играла на флейте, другая перебирала струны кифары, популярной разновидности лиры, остальные передвигались короткими шашками, плавно покачиваясь под музыку и создавая завораживающий танец, от созерцания которого невозможно оторваться.

Процессия достигла линии легионеров и музыка оборвалась. Девушки плавно опустились на колени и пропели хором:

— О, великий Дионис, Изида, богиня чувственности и женственности, мать египетских царей, приглашает на пиршество в твою честь.

Необыкновенно тщеславный и любящий внешний блеск Антоний, несмотря на мужество и ум, имел мягкий и отходчивый характер, любил пошутить сам и хохотал, когда шутили над ним. Раздражение прошло. Приглашение Клеопатры польстило консулу, его страсти к внешнему блеску и отозвалось в теле приятной истомой. Вакханалии, пиршества в честь бога Вакха, как иногда называли Диониса, сопровождались диким, иступленным разгулом низких животных страстей. Их дурная слава и множество тайных заговоров, планировавшихся на них, вынудило сенат под страхом смерти запретить празднества, но в молодости Антонию не раз довелось в них поучаствовать и память услужливо подсунуло яркие картины воспоминаний.

Марк вступил на судно царицы Египетской сменив тогу на пурпурный плащ из тонкой шерсти, опоясав тунику поясом у самых бедер и пристегнув к нему длинный меч. Теперь он понимал возбуждение толпы — огромный корабль являл собой образец роскоши.

Клеопатра сидела, гордо выпрямив спину, на кресле красного дерева среди колоннады из кипариса, а по бокам стояли с опахалами два мальчика в костюме эротов, с крылышками и узкими колчанами для стрел. С точки зрения римлян, ценящих женщин, обладающих округлой линией плеч, широкими бедрами и маленькой грудью, фигура царицы считалась идеальной и, зная о том, Клеопатра предстала перед Антонием в костюме Афродиты. Наряд открывал взорам небольшие изящные груди с бледно розовыми цветами сосков. Ниже, где тело скрывала схваченная на плече золотой застежкой материя, угадывались округлый животик и чуть полноватые бедра. Лицо женщины нельзя было назвать прекрасным. Круглые, глубоко посаженные глаза, крупный нос, слабо выраженная переносица, выпирающая нижняя челюсть из-за чего нижняя губа, выдвинутая немного дальше верхней, но собранные воедино эти черты дышали таким обаянием порока и сладострастия, перед которым мужчины не могли устоять.

Заметив промелькнувшую по лицу мужчины тень желания, Клеопатра самодовольно улыбнулась:

— Что опасается прославленный герой и полководец, явившись к женщине вооруженным?

— Римский консул пришел обвинить правителя Египта в измене. Разве не ты, Клеопатра, приказала Серапиону, своему наместнику на Кипре, выступать на помощь убийцам Цезаря?

Ужас и негодование отразились на лице царицы.

— Нет, Серапион поступил так, не испросив моего позволения и даже не поставив в известность, чем вызвал мое негодование. Я же снарядила флот для соединения с цезарианцами, но его, к несчастью, задержали противные ветра, — и, перейдя с латыни на греческий, лукаво добавила, — Неужели Дионисий опасается стрел Эротов. Они приносят наслаждение, а не боль и я, Изида, берусь доказать.

Четыре дня продолжалось пир. Днем царица поражала консула умом и образованностью, чувством юмора и неистощимой способностью придумывать все новые и новые развлечения, а по ночам Клеопатра и Антоний предавались любовью, наполняя их неповторимой страстью. Каждое ее слово, каждое движение врезалось в душу Марка, накрепко привязывая к женщине.

На четвертую ночь, когда Антоний уже не мыслил жизни без Клеопатры, любовники, утомленные ласками, лежали прямо на усыпанном лепестками роз полу апартаментов царицы.

— Мой бог, ты выполнишь просьбу своей богини? — прошептала женщина.

— Просьба богини священна.

— Тогда убей Арсиною. Мне не будет покоя, пока сестра жива.

Антоний, за последние дни забывший обо всем на свете и в первую очередь о политике, растерялся. Рим останется недоволен таким поступком.

— Но ведь она сестра богини и даже Цезарь простил ее.

— Ты смеешь перечить Изиде? Не боишься наказания?

— Любое наказание из твоих рук — наслаждение.

— Ах, так! — Клеопатра схватила нехех, плеть, символизирующую власть царя, с короткой рукояткой и тремя свисающими нитями жемчуга и ударила по руке Антония. Тот лишь рассмеялся. Любой поступок Клеопатры он расценивал как проявление любви.

— Повторяй за мной, — потребовала царица, — Я, Марк Антоний, признаю тебя своей единственной госпожой и полностью отдаю себя в твои руки.

— Я, Марк Антоний...

— 10 —

— Дядя Саша, просыпайтесь, — трясла Свиндича за плечо сидящая на соседнем кресле Анна.

Александр открыл глаза, по инерции произнес последние слова из сна:

— Я, Марк Антоний..., — и резко замолчал. Неизвестно почему в сознании вдруг всплыла мысль, если он произнесет фразу до конца случиться ужасное. Будто бы он перестанет быть собой, а может и вовсе умрет. Словно в подтверждение мысли на руке, в том месте, куда во сне Антонию пришелся удар нехаха, начал медленно проявляться фиолетовый отек.

— Аня, что со мной произошло?

— Сначала ничего. Мы взлетели, потом нас покормили и вы заснули. Спали себе, спали и вдруг побледнели, на лбу испарина выступила и так тяжело дышать начали, я подумала — задыхаетесь. Вот и разбудила. Вам плохо? Сердце? Перелета испугались? Понимаю, та еще каруселька.

— Перелет не причем. Видишь, — Свиндич показал девушке ушибленную руку.

— Откуда? Рубашка у вас с коротким рукавом, а когда в самолет садились, я шрам не видела.

— Вот и мне интересно — откуда?

Сон, как не странно, из памяти не стерся, и пересказать его Анне, опуская некоторые подробности, не составило труда.

— Ага, началось, — резюмировала девушка, выслушав рассказ. Ее глаза горели азартом, — Мне все ясно. Поскольку сны продукт подсознания, значит, через них можно воздействовать и в обратную сторону. Думаю, для нашего гения подобное не проблема и он попытался посредством сновидения поработить подсознание, чтобы превратить врага в послушного зомби. Не заметили, кто-нибудь из наших выказывал слишком пристальное внимание?

— Не заметил.

Саша еще раз оглядел подозреваемых. На табло уже горел знак 'Пристегнуть ремни безопасности' — самолет готовился к посадке. Все члены туристической группы Свиндича вели себя совершенно спокойно, только Эдуард воровато окинул взглядом салон, достал из пакета с покупками двухсот пятидесяти граммовую фляжку коньяка и сделал солидный глоток.

Спустя полчаса 'Боинг' коснулся взлетно-посадочной полосы и под аплодисменты сидящих внутри него пассажиров приступил к торможению. Здание аэропорта Анталии встретило туристов прохладой, особенно приятной после духоты в самолете, но стоило выйти на улицу, как тяжелое покрывало зноя легло на плечи и мозги, замедлило телодвижения и подчинило инстинкты одному желанию — укрыться от палящего солнца. Оставалось удивляться оптимистичному энтузиазму представителей принимающих компаний, проводящих полдня под его лучами и, несмотря на жару с радостными лицами выявляющих среди кучи неуверенных, куда и как идти людей своих клиентов.

— Вы от 'Чемпарбюраска'? — счастливо улыбнулась тоненькая светловолосая девушка в широких шортах, создающих почему-то впечатление, будто ее ноги состоят из одних коленок, — Меня зовут Катя и я ваш гид до отеля. Проходите в автобус двадцать три одиннадцать.

Кондиционер в автобусе работал на полную мощность, но двери оставались открытыми и от духоты он не спасал.

— Раз, два, три, — стала пересчитывать пассажиров Катя, словно воробышек впрыгнувшая в автобус, — Двенадцать. Все. Поехали.