*Песня Ольги Арефьевой.
Проникнувшиеся пацифизмом герои в песне сразу же взорвались и пошли ко дну — очевидно, противник не разделял их мнения. И добро еще, взорвешься сам — а то ведь есть еще и другие, Дана с ее детьми, свои дети, мама с папой, родня всякая, несчастный козел и предатель Марк.
— Дак вот, к теме. Я вообще-то только за, в смысле, зачем детям такой геморрой, пусть учились бы в тоорсене дальше. Но что-то непонятно, как они это себе представляют, — продолжил Мирим.
Разговор на этот раз был не просто за жизнь, а деловым — от гэйнов, раз уж они не в своей части сейчас, а здесь, в санатории, потребовали дать коллективный ответ по поводу ожидающегося вскоре в Дейтросе очередного народного совета. На Триме такой совет назвали бы референдумом, но там это был всего лишь опрос мнений, никак не влияющий на окончательные решения правительства. Здесь — влияло. В последние годы этих коллективных решений становилось все больше. На самом деле это было возвращение к принципам жизни Старого Дейтроса, возможное теперь, когда уровень жизни повысился.
— Дело же не только в обороне, — рассудительно начала Шани, — вопрос во всем народном хозяйстве. Везде не хватает рук. Сейчас дети начинают работать в 15, в 16 лет. В 15 — медсестра, слесарь, агротехник... в 16 — врач, учитель, инженер. А что у нас, уже так улучшилось экономическое положение, что мы можем себе позволить высвободить столько рабочей силы?
— Слушай, про это другие касты будут говорить, другие специальности! — возразил Хайн, высокий жилистый гэйн с Севера, — нам же надо вынести решение исходя из вопроса обороны. Про квиссанов.
Не так давно Медарин — высший совет касты медар — внес в Хессет (а Хессет в Дейтросе и состоит из высших советов всех четырех каст) радикальное предложение — увеличить возраст начала профессионального обучения до 14 лет.
Решение было настолько трудным, что после всестороннего экономического и политического обоснования идеи Хессет предложил вынести ее на Народный Совет. Все цифры и расчеты были изложены и широко распространены. По всему получалось, что экономика Дейтроса такой удар выдержать уже может. Но все равно это будет удар. Меньше работников. Снижение роста, строительства, производства — а население-то растет быстро.
Но с другой стороны, не вечно же заставлять детей уже в 12 лет заканчивать школу и прощаться с детством. Особенно тяжелой эта мысль казалась как раз в отношении будущих гэйнов, квиссанов. В 12 лет — военное училище, тяжелейшие нагрузки, опасность, с 14 — уже участие в патрулировании, а значит, и в боевых действиях.
Все сидящие здесь сами были такими квиссанами. Но у всех, за исключением самых молодых, были уже свои дети — и думалось не о себе (мы-то пережили это, и ничего страшного), а об этих детях. Ивик почему-то вспоминала Дану. Наверное, потому что ее на первых курсах было особенно жалко. Крошечная хрупкая девочка, под тяжестью "Клосса" первое время она просто шаталась.
— Ну и подумаешь, — сказал Геш, — и в двенадцать лет нормально. Мы в тоорсене такое вытворяли в этом возрасте... нас можно было сразу без подготовки на вангалов спустить.
— А почему именно 14? — поинтересовался Линс, — ровное число, что ли? Хоть бы на один год сначала сдвинули.
— На Триме, — поделилась Ивик, — наоборот искусственно задерживают детство. В некоторых странах общую школу заканчивают только к 20 годам. Потом еще профессиональное обучение. Но это как раз потому, что у них там избыток рабочей силы..
— Как избыток? — спросила ее соседка по комнате.
— Политэкономию надо было учить, — Линс, сидящий рядом, хлопнул ее по плечу. Девушка залилась краской.
— Я вот учил недавно, ни хрена не помню, — пожаловался Геш.
Линс принялся объяснять ему особенности триманского и дарайского устарелого способа производства. Ивик подумала, что эти знания не укладываются в голове у ребят, потому что они — нежизненны, молодые дейтрины просто не представляют такой дикой ситуации, когда твой труд — никому не нужен. Привыкли, что всегда нужен труд, если даже все уже сделано и прекрасно, все равно надо строить новые города, исследовать Медиану, дел полно... Не говоря уже о защите Дейтроса.
— Так что? — спросила Шани, — что писать-то будем?
— Напиши, что с нашей стороны возражений нет, — подал голос Линс.
— А их точно нет?
— Ха, конечно. Не будет хватать людей для обороны границы — снимут часть боевых групп с Тримы, Килна.. .проблем-то. Все лучше, чем детишек в бой кидать.
— Это да, — Мирим помешал угли в камине, взбрызнув снопы золотистых искр, — у меня племянник погиб два года назад. Пятнадцать лет пацану было. В патруле. Нельзя так, на самом-то деле.
— Ладно, так я отправлю от нас тогда, — сказала Шани.
— Конечно, отправляй, не вопрос!
— Линс, а ты бы не мог сыграть, а? — соседка Ивик по комнате протянула клори предмету своих воздыханий. Линс уселся поудобнее, стал настраивать струны. Ивик тоже потянулась за клори — сыграть второй голос. Линс посмотрел на нее и одобрительно кивнул, а больше никто не обратил внимания. Соседка Ивик снова пристроилась рядом с Линсом. Геш взял свою флейту.
Красивый звучный голос гэйна наполнил комнату.
Горы молчат, и не виден огонь пылающих крыш.*
Ветер резвится, ласкает лицо, лни, и взгляд.
Солнце зашло, но остались лучи. Значит, спи, малыш.
Разноцветный туман, разноцветные искры, костры горят.
Бег по лесенке вверх, выдох, вдох, и ступеньки из синевы.
Облака в догонялки играют, зрно смеясь.
Спи, малыш. И пусть снятся тебе шум и шелест листвы,
И прозрачное озеро, горы, и ласковый пляж.
Ивик наигрывала на клори второй голос, и Геш подхватывал флейтой.
. Ветер мира, и лес, и асфальт, и кирпич, и стена.
Лёд, и зелень, и снег в темноте, и улыбка луны.
Спи, малыш. Много разных дорог, но Дорога — одна.
Спи, малыш. Я люблю вас. Дыши и живи. Вы нужны.
*Nelka35
Наутро должна была приехать Кейта. Она прибыла с Тримы в небольшой отпуск. Может быть, даже возьмет с собой Дану или кого-то из внуков. Если Дана соберется — она стала нелегка на подъем.
Но Кейта не приехала почему-то. Погода была хорошая, после разных процедур Ивик отправилась погулять в парк и встретила Хайна. Неспешно шли по дорожкам, Ивик скакала через скамейки, чтобы проверить, насколько она уже здорова, и насколько готова к дальнейшему труду и обороне. Хайн хмыкал и предлагал выйти в Медиану и помериться силами.
Он был ненамного старше Ивик, и чуть выше по званию, ро-шехин. Служил на Севере, но не там, где Майс, а на северо-востоке материка, куда только-только успели протянуть ниточку железной дороги. Одинокий маленький поселок — такие цели охотно атакуют дарайцы, и три месяца назад случился большой прорыв, Хайн был там тяжело ранен, а его жена — техник-аслен, и его дети были убиты. Выжили двое старших сыновей Хайна, потому что они учились уже не в поселковых школах, а в профессиональных, далеко от дома. Дарайцы уничтожили чуть не половину населения поселка. А гэйны полегли почти все. Об этом нельзя было говорить, Ивик не знала, как об этом говорить. Она всматривалась в лицо Хайна. Нормальное лицо — а каким ему быть? Как должен выглядеть, говорить, двигаться человек — после такого? Иногда, когда Хайн молчал и казался погруженным в себя, Ивик взглядывала на него, и остро кололо сердце, потому что это же вот застывшее выражение боли и растерянности она помнила у Кельма. Тоже — если он не разговаривал с кем-то и не действовал, а он почти всегда действовал и разговаривал. Как и Хайн. То ли это попытка забить страшные мысли, то ли это просто такие люди, которым привычно все время действовать или что-нибудь говорить...
Забрели в беседку, на самом высоком холме. Отсюда был виден санаторий с белыми корпусами и парк, парк — малость облагороженный дикий лес со свежими аллеями; с другой стороны холм обрывался в длинную хвойную лощину, уходящую к морю, за лощиной вставали другие холмы, высокие, голубеющие вершины на грани небес. И море виднелось вдали, свинцовое с холмиками белой пены по краю, сливающееся с белесым небом у горизонта.
— Расскажи-ка про Триму... Ты такая скромная, Ивик, тебя и не слышно — а ведь куратор, работаешь на Триме!
— А что мое кураторство? Говорят, прикроют эту лавочку.
— Все равно. Неважно. Трима же! Россия, да? — Хайн задумался и продекламировал с ужасающим акцентом по-русски, — бельеет парус ад-динокий! В тумайне морья гал-лубом!
Ивик засмеялась.
— Ты учил, что ли?
— Немного, — признался Хайн, — и на экскурсии был. Москва, Петербург... мы были, — он осекся.
Ивик невольно положила ладонь ему на предплечье. Потом убрала. Заговорила поспешно.
— Там, конечно, интересно, на Триме. Все совершенно другое, непривычное. Но дома лучше. Знаешь, побывать там — это одно, это интересно, а жить постоянно... люди злые, кругом одна конкуренция, каждый норовит занять местечко потеплее. Есть те, кому совсем жрать нечего.
— У нас народ тоже не ангелы, знаешь.
— Знаю. Но это не так, все равно не так. У нас каждый на своем месте, и мы действуем вместе — а не друг против друга... Это трудно описать. Но это так. Это надо почувствовать.
— Все равно на Триме наверняка интересно работать. Что у нас? Патруль — тренировка— домой. Патруль — стычка — домой. Однообразие.
— В Медиане не бывает однообразия.
— И это тоже верно, в Медиане всегда весело. Но все равно, у вас-то там не так. Наверняка какие-нибудь интересные истории были... подопечные интересные. Кто они у тебя?
Ивик стала вспоминать подопечных. Жарова после трех абсолютно неперспективных романов с наблюдения сняли. Штопор женился, и в последнее время стал как-то терять форму, но может быть, он еще выправится. Только теперь уже без куратора, а это труднее. Женечка...
— А вот знаешь, что интересно было? Однажды курировала я одну девушку...
Она принялась рассказывать про Женю. Хайн слушал с интересом. Придвинулся ближе. Ивик, продолжая говорить, вдруг осознала, что Хайн — мужчина, и что он ей, в общем-то, нравится, и что вокруг на сотни метров — ни души. Она осеклась и чуть отодвинулась.
— Ну и где она теперь?
— А теперь она в Дарайе где-то работает. С этими агентами связи практически нет, только по делу связь.
Ивик подняла голову. Карие глаза Хайна внимательно смотрели на нее. В глазах был вопрос, не имеющий отношения ни к Жене, ни к ее рассказу.
Дежа вю морозом пробежало по хребту. Когда-то давно перед ней стоял вот такой же человек, непохожий по внешности, но тоже распластанный и истерзанный жизнью, и она могла утешить, могла дать счастье, и уже даже пообещала это... И резала, резала скальпелем по живому.
Сейчас — не так. Но все равно.
Она коротко, прерывисто вздохнула и поднялась.
— Пойдем-ка назад, Хайн. Скоро обед, и я обещала еще мужу позвонить.
Ивик врала. С Марком говорили три дня назад, пустяшный был разговор, что-то про детей, про хозяйство — и все. Как обычно. Марк, конечно, к ней не собирался — слишком уж далеко, через Медиану еще можно, но он не пойдет через Медиану. Не было никакого смысла звонить Марку — только отвлекать, у него ведь своя жизнь. Но пока шли назад, Ивик решила все же позвонить — Кейте. Почему бы и не спросить напрямую, в чем дело. Конечно, скорее всего Кейта либо с Тримы еще не вернулась, либо задержали домашние дела.
В комнатах санатория связи не было. Ивик вошла в компьютерную и присела к первому же эйтрону. Набрала номер, нацепила наушники. Кейты не было дома, и никого у них не было. Тогда Ивик перезвонила ближайшим родственникам — в блок, где жили Дана и Дэйм.
— Да? — раздался знакомый высокий голосок Даны. У Ивик екнуло сердце от нежности.
— Дан, привет! Это я!
Дана отвечала через микрофон, не включая эйтрон.
— Привет, Ивик! Как ты там?
— Я нормально! Дан, извини, если отрываю, я на минуту — хотела позвонить Кейте, а ее что-то дома нет. Она хотела ко мне сегодня...
— Понимаешь... — Дана замолчала. Ивик побледнела, пальцы ее крепко сжали край стола. Нет. Только не Кейта... нет.
— Что? — спросила она дрожащим голосом.
— Она жива, не беспокойся, она жива, — поспешила заверить Дана, — ты не нервничай так. Видишь ли, тут у нас проблемы. Кейту забрали.
Лишь в Медиане, и то — уже на самом подходе к Коре, где жила семья Кейты — Ивик пришло в голову, что наверное, не надо было так срываться. Не надо было ругаться с главврачом, объясняя, что она уже совершенно здорова, вообще не надо было уходить. В конце концов, все можно узнать и через эйтрон. Зачем она там нужна? Кому?
А вот для нее самой это может обернуться неизвестно чем. Например, накроется медным тазом работа в Дарайе. Да и на Триме тоже — кто же выпустит работать агента с сомнительной идеологической репутацией?
Ивик почувствовала омерзение к себе самой и к этим своим мыслям. О чем вообще можно говорить, когда Кейту обвиняют в чем-то несусветном? Когда она, вот прямо сейчас, в Версе, наверное, сидит в какой-нибудь камере (Ивик ни разу не довелось побывать в этом учреждении, и она слабо представляла, как там это все выглядит). Или на допросе, и ей что-то там колют. Гадость какая! Мерзость. Даже думать об этом противно.
Кейта — самый лучший человек на этой планете. Самый лучший, мрачно подумала Ивик. Самый чистый, честный, умный. Может, конечно, она и преувеличивала из любви и симпатии, но — ненамного.
Эльгеро оказался дома. Это было чудом, он в последние годы вообще почти не бывал дома, дети выросли, с Кейтой они общались на Триме. Но с другой стороны, это было вполне понятным чудом. Вид Эльгеро сразу успокоил Ивик — он был решительный, деловой и спокойный. Ни в какой не в панике. Хотя даже его запредельно высокое звание и положение ничем помочь не могло, от Верса никакие чины не спасают.
— Я позвонил некоторым знакомым, но больше я сейчас сделать не могу. Ждем результатов, — пояснил он.
— А что вообще случилось? — Ивик оперлась локтями о поверхность стола. Эйтрон был включен, видимо, Эльгеро заодно работал, да и как ему прервать работу хоть на день, ведь главнокомандующий, шеман третьего уровня. Муж Кейты коротко, рассеянно глянул на нее.
— Я сам не знаю, Ивенна. Пока все, что удалось выяснить — поступил сигнал. Я так полагаю, что это идет от ее контактов с хойта. Я ей всегда говорил, что это не те люди, с которыми стоит сближаться. Вера в Христа — основа нашего общества, мы всегда придерживались заповедей и правил Церкви, я сам придерживался и требовал этого от Кейты. Но если сказать откровенно, часть хойта у нас... в общем, я считаю, что на фоне всего нашего общества — учитывая всю напряженность нашей жизни, часть хойта пользуется слишком большой свободой и праздностью.
