Девушка переоделась, вышла из дома и направилась в сторону моря. На ней было свободное льняное платье с длинными рукавами, соломенная шляпка с широкими полями и легкие сандалии. Добравшись до водной кромки, она разулась, выбрала камушек пошире и присела, опустив ноги в воду. День был тихим, солнечные лучи грели ей плечо, а морские волны ласково гладили ступни. Элла грустно вздохнула и, обхватив колени руками, заплакала.

— Мамочка, — сказала сквозь слезы она. — Почему ты мне больше не снишься? Ты мне так нужна сейчас...

Она закрыла глаза, пытаясь вспомнить мать, но не смогла...

Элла, такая непохожая на других дэммерунжцев, родилась далеко отсюда, в землях, которые когда-то, то поглощения старого Дэммерунга морем, были приграничными. Ее семья переезжала с места на место, пока не добралась до окрестностей столицы. Девушка почти не помнила своих родителей, потому что, когда лишилась их, ей едва исполнилось пять лет...

...Был тихий летний вечер, и маленькая Элла уже почти спала. Мама пела ей колыбельную, девочка видела, как крохотные звездочки загораются прямо над ее постелькой, и протягивала к ним ручки. Улыбнувшись, мать сняла серьги с крупными изумрудами и дала дочери.

— Смотри, не потеряй их, мое маленькое чудо, — сказала она и поцеловала смеющиеся дочкины щечки.

Неожиданно раздался громкий требовательный стук в дверь.

— Дорогой, посмотри, кто там, я укладываю Эллу, — попросила она отца.

Не успел он подойти к двери, в которую надсадно продолжали стучать, как она разлетелась в щепки, сокрушенная нечеловеческой силой. В дом ворвались Безликие. Мать, вскрикнув, схватила Эллу на руки, спрятала дочку в шкаф и кинулась к мужу. Сквозь щель Элла видела, как ее мама что-то доказывает человеку, приведшему бездушных существ в их дом. Он был одет в такую же серую форму, что и Безликие, его редкие волосы были гладко зачесаны назад, а глаза скрыты за толстыми стеклами очков в черной оправе. Мать плакала, что-то говорила и держалась за отца, не давая его увести. Человек в очках ударил ее наотмашь так, что она упала, и кивнул Безликим. Не вставая, женщина подползла и обхватила ноги мужа. Тогда Безликие принялись избивать ее, пока не она не перестала отзываться стоном на каждый удар. От страха Элла не могла шевелиться, не могла даже дышать... Отец кричал, как раненый зверь, и пытался вырваться из серых объятий слуг Тайной Полиции. Но каждый из них способен был удержать и десятерых смертных... Человек в очках хохотал так, что Элле казалось, она сейчас оглохнет...

Она выбралась из шкафа только под утро. Тело ее матери так и лежало в дверях. Девочка, спотыкаясь, подошла к ней, села на пол рядом...

— Мама, мамочка, проснись, я здесь, — прошептала она сквозь слезы и легонько толкнула мать, лежавшую в луже собственной крови. Та не пошевелилась. Элла закусила губы, сдерживая плач, оглядела развороченную Безликими комнату и грустно сказала: — Нет, ты не спишь... Я люблю тебя, мамочка, я хочу быть с тобой...

Что-то кольнуло в ее сжатой в кулачок руке. Она разжала ладошку и увидела мамины серьги. По-взрослому вздохнув, Элла положила их в кармашек пижамы и прилегла рядом с убитой матерью, гладя ее окровавленные длинные русые волосы.

Так их и нашли женщины из Приюта Милосердия, пришедшие забрать дочь преступников. Их было две. Одна, сухощавая, с тонкими синими губами на длинном лице и крашеными рыжими волосами, попыталась поднять Эллу. Девочка вцепилась в материны волосы и истошно закричала.

— А ну вставай! — зло приказала женщина. — И перестань орать!

Она ударила Эллу по лицу, отчего та закричала еще громче.

— Мили, прекрати сейчас же! Что ты делаешь?! Разве не видишь, девочка напугана! — оборвала ее вторая, полноватая, с пепельными волосами, собранными в пучок, и в белоснежном переднике.

— Меня зовут госпожа Тайлер, — мягко обратилась она к девочке, погладив ее по голове. — Какая ты красавица. Пойдем с нами. Твоя мама крепко спит.

— Она не спит, — не дала договорить ей Элла. — Она умерла, я знаю. Я будила ее, она не просыпается. Меня зовут Элла, Элла Дульдер. И я не пойду с вами. Где мой папа?

— Что ты с ней церемонишься, Габи? — фыркнула рыжая. — "Где мой папа?" В тюрьме твой папашка! А ты пойдешь с нами в приют!

— Мили, лучше собери вещи Эллы. Ты поможешь мне положить твою маму на кровать? — спросила госпожа Тайлер.

Элла встала, кивнула и протянула ей окровавленную ладошку.

— Вы мне нравитесь, — сказала она.

Госпожа Тайлер аккуратно перевернула тело матери Эллы, закрыла ей глаза и, не удержавшись, заплакала.

— Оставьте мертвую! — раздался сзади требовательный мужской голос. — Забирайте девчонку и чтоб духу вашего здесь не было!

Элла вздрогнула и прижалась к госпоже Тайлер, узнав того самого человека, что приходил ночью. Женщина взяла девочку на руки и вынесла из дома. Малышка увидела, как человек в форме поднял подол длинного платья ее матери и погладил ее обнаженные колени. Элла, зажмурившись, уткнулась в плечо Габриель Тайлер и до самого приюта не произнесла ни слова. А там, прежде чем Габи Тайлер опустила ее на землю, прошептала ей на ухо:

— Пожалуйста, возьмите это, — и протянула ей мамины серьги. — Они мои, мама дала мне их.

— Я сохраню их, обещаю, — прошептала в ответ добрая женщина. — И верну, когда ты станешь взрослой.

Госпожа Тайлер стала, пожалуй, почти единственным близким человеком Эллы в Дэммерунжском Приюте Милосердия. И воспитатели, и воспитанницы не приняли необычно красивую девочку, у которой от природы были золотисто-русые густые волосы и темно-зеленые глаза. Впрочем, Элла не переживала. Ей легко давалась учеба, но больше всего на свете ей нравилась музыка. Сначала она прибегала послушать, как играет Габриель Тайлер, а потом попросилась сама. Когда ее пальчики впервые коснулись клавиш рояля, Элла подумала, что, наверное, ждала этого всю жизнь. Она жадно отдавалась музыке, сливаясь воедино с инструментом и не замечая ничего вокруг. Потом она начала и петь, обнаружив не только превосходный слух, но и прекрасный голос. Элла ухватилась за музыку как за единственную возможность вырваться из монотонного круга сиротской жизни, когда день похож на день, каждый из них бесцветно-серый и безрадостно-пасмурный... Однако это счастье длилось недолго. Когда директрисой приюта стала Милинда Бёзе, та самая Милинда Бёзе, когда-то с остервенением отрывавшая малышку-Эллу от тела матери, уроки искусств заменили уроками домашнего хозяйства, а из приютских девчонок стали готовить посудомоек, кухарок и прачек. Главной добродетелью Приюта Милосердия стали чистые руки и гладко зачесанные волосы. Мечта Эллы стать если не известной пианисткой, то хотя бы гувернанткой, так и осталась лишь мечтой. Поначалу Габи Тайлер умудрялась забирать девочку к себе на выходные, где она чувствовала себя как дома и, главное, могла играть в свое удовольствие. Но вскоре женщине пришлось уйти из приюта, потому что ее муж, подорвавший здоровье на западных рудниках Дэммерунга, требовал постоянного ухода и смены бурной городской жизни на спокойную деревенскую.

Однако госпожа Тайлер выполнила обещание, данное ей маленькой девочке много лет назад. Когда Элле пришло время покидать стены Приюта Милосердия для выхода во взрослую жизнь, Габриель Тайлер вручила ей сохраненные изумрудные серьги, о которых девушка почти забыла, и небольшую сумму денег от себя, чтобы Элла могла начать учиться. Девушка, не медля, поступила на подготовительные курсы, а после их окончания — в Дэммерунжский институт Равновесия, где изучала древние языки и историю искусств. Параллельно она устроилась на работу в ресторан, находящийся недалеко от института. Стелла Грабе, хозяйка ресторана, с удовольствием взяла выпускницу приюта, показавшую себя как трудолюбивую, чистоплотную и способную кухарку. Зарплаты Элле хватало и на комнату в общежитии, и на книги, и на приятные мелочи из одежды. Здесь она познакомилась с сыном хозяйки, Яном Грабе, здесь же вышла замуж. Потому что все выходят, а ей уже исполнилось двадцать три, потому что его матери она очень нравилась, потому что Ян говорил, что любит ее. Элла решила, что и сама сможет полюбить его, может быть, со временем. Свадьба была пышной, народу было много, но не было никого, кого бы хотела видеть сама Элла. Она не знала, жив ли ее отец, где он и за что его забрали в тот роковой вечер. Она вспоминала мать, и ей не удавалось радоваться вместе с гостями...

Невеста была красивее мечты, в белоснежном платье со шлейфом и фатой поверх красиво уложенных волос. Она впервые надела тогда материны серьги и изо всех сил старалась улыбаться. Ян был в светлом костюме, гладко выбрит и слегка пьян. Под вечер он был пьян уже до такой степени, что Элле самой пришлось дотащить его до спальни, где его стошнило ей на платье. Элла посмотрела на себя в зеркало, но вместо своего отражения — в грязном платье и с растрепавшейся прической — она увидела там мать. Такую, какой она видела ее в последний раз — бледную, с окровавленными волосами и перекошенным от боли лицом... Девушка закричала и лишилась чувств.

Так началась ее семейная жизнь. Временами почти нормальная, но чем дальше, тем больше напоминавшая ночной кошмар. Она пыталась жаловаться на Яна его матери, но тщетно. Ее единственный сын разве может быть чем-то иным кроме дорогого сокровища, которое она с кровью оторвала от себя и отдала Элле? Да и дела забирали все ее время. В один прекрасный вечер, когда Элла была на кухне, туда ворвались Безликие. Стеллу увели на допрос, а из кухни сделали настоящее месиво. Больше свекровь Элла не видела. Однако вместо горя ее исчезновение принесло неожиданное облегчение. Яну пришлось искать подходящую работу, да и Элле тоже. Целую неделю они жили вполне приличной жизнью. Муж работал, почти не общался с друзьями и даже не пил. Но неделя закончилась и все пошло по-старому. Казалось, он даже и не вспоминал о матери. Элла пыталась поначалу выяснить, что с ней. Но Тайная Полиция Дэммерунга никому не дает ответов...

...А теперь Элла сидела на камушке у моря и раздумывала о том, что ее ждет в будущем.

— Мне нечего терять, мама, — сказала она твердо. — Я буду с ним, буду с Раду. Чего бы это мне ни стоило.

* * *

Она еще немного побродила вдоль моря и, почувствовав легкий голод, вернулась домой. Перекусив, Элла поняла, что сильно устала, и мирно проспала до самого вечера. Когда она проснулась, красные закатные лучи ласково гладили ее волосы. Элла встала, потянулась и замерла, уставившись на стену с книжными полками. Вчера она исследовала содержимое книг и не успела составить все по порядку. В глубине полки, между книгами по астрономии и физике, солнечный луч отсвечивал от чего-то, похожего на камень, рассыпая цветные блики по всей комнате. Девушка подошла ближе, поднялась на скамеечку и вытащила еще пару книг, за которыми показался застрявший хрустальный шар, величиной с ее кулак. Элла просунула руку и попыталась его вытащить, а шар вместо этого лишь повернулся по часовой стрелке и больше не поддался. Раздался щелчок и вся стена вместе с книгами двинулась на Эллу. Она не удержалась на скамейке и упала, уронив на себя несколько книг. За стеной обнаружился темный проход и каменные ступени, ведущие вниз. Из подземелья на Эллу пахнуло холодом, сыростью и еще чем-то, от чего у нее по спине пробежали мурашки. Ей даже показалось, что она слышит оттуда чьи-то стоны. А может, это просто гуляет ветер. Она поежилась, но любопытство взяло верх. Накинув на плечи шаль, она заглянула внутрь. У самого входа, справа в стене, было небольшое углубление, на дне которого было нечто, весьма напоминавшее рычаг. Слева было такое же углубление, на дне его стоял огарок свечи в подсвечнике. Солнце между тем уже село за горы, и в доме было почти совсем темно. Еще четверть часа у Эллы ушло на поиск спичек, после чего она была, наконец-то готова войти в неведомое. Но едва девушка зажгла свечу и ступила на ступени, как огонь был потушен внезапно ворвавшимся сквозняком, а ее саму с силой схватили за плечи. Элла вскрикнула и выронила из рук подсвечник. Раду рванул рычаг и втащил девушку в комнату.

— Ты что?! — испуганно вскричал он.

— Раду... — задыхаясь, с облегчением произнесла Элла. — Как ты напугал меня... Что случилось?

— Не ходи туда, прошу тебя! — прошептал Раду, прижимая Эллу к себе.

— Но почему? — она отстранилась от него. — Чего там такого страшного? Что это за подземелье? Ты знал о нем?

— Подозревал, — он словно бы устало сел на кровать и задумчиво потер лоб. — Говорят, отсюда есть проход в горы. А может быть, там и нет ничего. В любом случае, тебе не стоит сходить под землю. Особенно ночью. Кародрон столетиями ждал, когда у меня будет слабое место. И теперь, когда оно есть, я не хочу, чтобы ты подвергала себя ненужной опасности. Возможно, там нет ничего страшного и я всего лишь преувеличиваю...

Элла села рядом с ним и окинула взглядом стену. Прохода словно бы и не было, только книги разбросаны по полу. Она посмотрела на Раду и их глаза встретились. Ей показалось, что она ясно различает черты его лица — и черные брови вразлет, и серые стальные глаза за длинными ресницами, чуть резковатые скулы и прямой нос, и аристократичные тонкие губы. Мгновение — и его лицо снова скрыл сумрак. Она улыбнулась.

— А я не боюсь никого, кроме, пожалуй, Безликих. Они убили мою мать и увели отца. Я до сих пор не знаю, за что его арестовали и жив ли он сейчас...

И Элла вкратце рассказала Раду всю свою нехитрую историю.

— Я хочу быть свободной, — вздохнула она, окончив рассказ. — Но, боюсь, Ян не отпустит меня просто так. Когда я думаю, что он может найти меня или объявить в розыск, мне становится страшно...

— Ты хочешь быть свободной? — переспросил Раду. — Тогда напиши это.

— Что? Что я хочу быть свободной?

— Нет, напиши все, что происходило с тобой. Напиши, как ты вышла замуж, напиши про Яна, все, что помнишь. А потом сожги это, будто бы ничего и не было.

— Так просто? — спросила Элла. — Просто сожгу листок бумаги и...

— Не просто листок бумаги, — поправил ее Раду. — А страницу своей жизни. Ту, о которой ты сожалеешь, ту, которую хотела бы переписать.

Он указал на письменный стол, на котором стопкой лежали бумаги с вензелем.

— Садись, пиши. Можешь зажечь лампу.

Элла послушно села за стол и взяла в руки ручку. Раду отошел в темный угол и замер там, скрестив на груди руки.

"Я вышла замуж за Яна Грабе 20 октября 1999 года по Дэммерунжскому новому летоисчислению", — записала она и задумалась.

— Раду, я могу писать только факты или...

— Пиши те мысли, что у тебя были и те чувства, что испытывала тогда. Пиши то, что, как ты предполагаешь, думал он, — подсказал Раду.

Как послушная ученица Элла сидела и описывала все, что она пережила за последний год — все свое отвращение и ненависть, которые она испытывала по отношению к мужу, все, что камнем лежало на ее душе последнее время. Написала и то, что, знала, испытывал к ней Ян — чувство собственности и гордости собой по поводу обладания такой красивой, умной и одновременно преданной и верной женой. Она вспомнила, как любил он показывать ее своим друзьям, как хвастался ею на работе...