— Дерзну напомнить мастеру оружейнику, — сказал он вслух, — что кроме вашего предмета существует и другие. Более... эээ... интеллектуальные.
О, — Циклоп, округлив красивые губы, оперся на рукоять фиоретты, так что кончик клинка, чавкнув, погрузился в помост, — а скажи, как ты думаешь, для чего мы вообще занимается с этим древним оружием?
Неожиданный вопрос настолько смутил Лео, что он едва сумел остановить руку, поднятую чтобы почесать в мокром затылке, и превратил движение в аристократичное поглаживание подбородка:
— Я думаю, ради лучшей координации движений, пластики... — начал перечислять князь, благоразумно опустив популярные у молодых аристократов дуэли.
Презрительное фырканье оборвало его на полуслове.
— Чушь. Суть в том, что пистолетом может орудовать каждый дурак. Клинки — совсем другое дело. Ты встречаешь врага лицом к лицу, чувствуешь его дыхание, понимаешь что такое настоящая борьба. И победить ты должен, прежде всего, самого себя. Пусть враг сильнее, быстрее — обхитри его, обыграй. Когда у тебя в руках современное оружие, чтобы уравнять шансы достаточно нажать кнопку. Фиоретта заставляет думать. Сама узость возможностей должна подсказывать ответ. Наши бои, прежде всего, развивают мышление, — Циклоп, склонив голову, прищурил темно-синий живой глаз, — и что можно сказать об ученике, который с трудом отличает лезвие от рукояти?
— Теперь, я, оказывается, еще и дурак, — проворчал себе под нос Лео.
— Нет, всего лишь человек, привыкший мыслить шаблонами, — любезно поправил его остроухий наставник.
Взгляд живого глаза прошелся по фигуре воспитанника.
— Ты когда-нибудь слышал о том, что правящая каста вырождается? — спросил Циклоп, многозначительно блестя огоньком протеза.
— Я много чего слышу, но не на все обращаю внимание. При всем уважении, мастер, — отозвался Лео, в последний момент смягчив ответ так, чтобы не показалось, будто он огрызается.
— Вот как. А разве ты не видишь, что происходит? Не чувствуешь гниль в сердцевине? Кого-то из аристократов поражает безумие, кого-то безволие, и все они не способны создавать. Да и разрушение дается очень немногим.
— Вы все время говорите "они", мастер, но разве вы сами не один из нас? А значит — такой же вырожденец, — усмехнулся Лео, радуясь, что поймал Циклопа на логической неувязке.
Чеканное лицо оружейника осветила широкая улыбка.
— Верно подмечено, дитя, — Циклоп подался вперед, наклонив фиоретту. Живой глаз скрылся за холодным янтарным занавесом, в юношу впился мертвый взгляд серебряного протеза, — Вот ты борешься за звание первого ученика, но скажи зачем ты хочешь победить?
Вот так вопрос. Лео все-таки почесал затылок, и даже вытер мокрые пальцы о штаны.
— Все хотят победить, это естественно.
Циклоп презрительно скривился:
— Все хотят... Кто-то хочет доказать, что он не такой тюфяк, как отец. Другие... носятся с детскими мечтами, — мастер резко выдернул фиоретту из помоста, кончик клинка указал в середину груди воспитнника.
Лео вздрогнул, будто острие вонзилось в плоть. Откуда он знает?! Там, под рубашкой, на тонкой серебряной цепочке висела резная фигурка лошади. Подарок от маленькой девочки, которую он никогда не видел.
— Очень жаль, что тебе передали эту вещичку, — вздохнул Циклоп. — Так из крошечных зернышек вырастают зловредные сорняки.
Да как он смеет! Пальцы Лео до хруста сжали рукоять фиоретты, губы оттянулись, обнажая оскаленные зубы. Плевать, пусть думает что хочет!
— Вы называете сорняком любовь?! — прошипел Лео. — Любовь к собственной младшей сестре?!
Живой глаз наставника распахнулся, и Лео с болью увидел в нем искры веселья. Действительно, сейчас он, наверно, выглядит очень смешно — щенок, рычащий на волкодава.
— Дитя, о какой любви ты говоришь? Не о той ли, что сам себе придумал? Ты ведь никогда не видел эту девочку. Родители не навещали тебя уже пять лет, и не будь этого дурацкого подарка, так называемая сестра никогда не поселилась бы в твоем воображении.
Лео упрямо дернул головой, пот ручейком стекал по позвоночнику, обжигая кожу так, словно на ней были невидимые раны.
— Единственная твоя семья — дворец верховного князя. Другой у тебя нет, и не будет.
— Хороша семейка, — вырвалось у Лео.
— Настоящие семьи, бывают ничем не лучше, — усмехнулся мастер, — поверь мне, я знаю.
Леомир, избегая смотреть на Циклопа, дернул плечом.
— Ну, хорошо, — от неожиданности Лео резко вскинул голову. Пальцы мастера выбили на гарде фиоретты военный марш, — Я дам тебе шанс победить. До Солнцестояния два месяца. Мы будем сражаться. Не на этих игрушках — на настоящих клинках. Щадящие инструменты на твой разум, как я вижу, не действуют. Если тебя удастся меня хотя бы поцарапать, я выставлю тебе высший бал.
Глаза Лео азартно вспыхнули и тут же погасли.
— А что будет, если я проиграю? — спросил он ломким голосом.
— Сущие пустяки. На следующий год ты никуда не поедешь. Ни сам по себе, ни по проектам Палестры. Думаю, тебе будет намного полезней провести время под моим, хм, присмотром, чем бестолково шнырять по континенту.
Закусив губу, Лео искоса взглянул на мастера. Согласиться хотелось, мучительно хотелось. В конце концов, за два-то месяца он его должен достать хотя бы по теории вероятности. Но было в этом предложении что-то еще... Не верил Лео в добрые намерения Циклопа. Не верил, и все. Есть тут какое-то второе дно. Князь чуть нахмурился. Похоже, что господина наставника не очень-то и волнует кто в этом году станет первым учеником. Его планы идут дальше...
— Как насчет пробного боя? — быстро спросил Лео.
— Прости? — Циклоп, казалось, чуть удивился.
— Я хочу попробовать, как это — драться на настоящем оружии. Но без обязательств.
— Без обязательств... что ж, можно и так.
Циклоп не спеша подошел к белой стене секции, — все рабочие помещения зала Клинков были белыми с минимумом отвлекающих деталей. Сильная ладонь коснулась пластиковой панели, та отошла в сторону, открыв неглубокую нишу. На свет показалось две фиоретты, очень похожих на учебные, разве что украшенных куда проще. Одну из них Циклоп швырнул Лео так, что тяжелая рукоятка больно ударила князя в грудь.
— В позицию, дитя.
Торопливо натянув перчатку, Лео поднял оружие. Он знал, что вес учебных и боевых фиоретт одинаков, но казалось, что без защитного слоя, грозно блестящий отточенной кромкой клинок вдвое, если не втрое, тяжелей. Ребристая рукоять нещадно выворачивала кисть. Мастер вскинул оружие в стремительном салюте и Лео вышвырнул посторонние мысли, сосредоточившись на вражеском клинке.
Дзынь — лезвия встретились. Лео сам поразился каким неуклюжим вышел удар. Он неполностью разогнул локоть, и тут же вернул руку в защитную позицию. Циклоп тихо засмеялся — так, наверное, могла бы смеяться фиоретта.
Мастер одним легким движением оказался слева, угрожая открытому боку. Лео резко отпрыгнул. Умом он понимал, что наставник движется так же, как и в прошлом поединке, но широко раскрытым глазам казалось, будто Циклоп стал намного быстрее. А вот на Леомире, точно цепи повисли. Его буквально сковала мысль, что легчайшее прикосновение тонкого серого лезвия может выпустить спрятанную под кожей боль. Шелест воздуха, отмечающий путь клинка, заставлял покрываться ледяными мурашками. Фиоретты больше не сталкивались. Припадая к полу, Лео раскачивался маятником, угрожая мастеру острием, он старался не подпустить его ближе. Пот ручьем затекал за воротник, капал с висков, белокурые волосы превратились в серые мокрые сосульки, крупные соленые капли собирались на бровях. Лео моргнул, на долю секунды опустив веки. Открыв глаза, Циклопа он уже не увидел. Мастер оружейник исчез из вида. Где же... Из-за правого плеча донесся знакомый змеиный шелест. Не успевая повернуться, Лео судорожно отмахнулся клинком. Дзынь. Словно молния скользнула по руке, от кончиков пальцев до локтя. Онемевшая ладонь едва не выпустили рукоять. С хриплым выдохом он развернулся лицом к врагу. Поле зрения сжалось до узкого туннеля со стенками из черных спрессованных искр. И Циклопа в этом туннеле не было. В приступе паники Лео закрутил головой. Куда он делся?
— Защищайся, дитя. Кто не защищается, погибает, — раздавшийся над ухом шепот показался Лео громом.
Вздрогнув всем телом, он вслепую ударил в сторону голоса. Предплечья коснулось что-то легкое и холодное. Леомир заорал во все горло. Кровь частой капелью потекла из пробитой мышцы. Крупные алые капли глухо шлепались о белый настил, разбивались на круглые лужицы и тут же впитывались без следа.
Стенки тоннеля сдвинулись, оставив для зрения только узкую щель. К горлу подступила кислая тошнота, голова закружилась. Неожиданно Лео понял, что сидит на корточках, зажимая пропоротую руку. Частое дыхание с хриплым свистом вырывалась сквозь стиснутые зубы. Перед глазами понемногу прояснилось, Лео с трудом поднял голову. Циклоп возвышался над ним, уперев фиоретту в настил, по серому клинку медленно сползали дрожащие гранатовые бусинки. Глаза мастера, и живой, и мертвый, смотрели куда-то сквозь князя.
Дверь секции шумно распахнулась, впуская поток прохладного воздуха. Лео скосил глаза, двигать головой почему-то не получалось, шею словно свела судорога. На пороге, сверкая глазами, стоял капитан Клавдий.
— Что здесь происходит, господин наставник?! — рявкнул капитан.
Циклоп поморщился, будто над ухом зажужжала мошка.
— Вы слышите, что я вам говорю?! — пролетев через секцию, Клавдий схватил мастера за плечо, — что вы сотворили с мальчиком?!
Циклоп удивленно повернул голову, будто только что заметил постороннего в зале.
— Дражайший, а с чего вы, собственно, взяли, что я должен перед вами отчитываться? — голос мастера оставался совершенно спокойным, вот только в самой глубине живого глаза сгустилось что-то недоброе.
Клавдий не обратил на скрытую угрозу никакого внимания:
— Вы должны отчитываться потому, что мой хозяин, верховный князь этой планеты, поручил мне следить за безопасностью всех воспитанников Палестры.
— Хозяин, — протянул Циклоп, — я давно заметил, что вы обладаете всеми качествами собаки. Почти всеми.
Пальцы Клавдия побелели на плече мастера, живой глаз Циклопа скрылся за веком и его лицо немедленно превратилось в бездушную алебастровую маску.
Наблюдавший за всей этой сценой, Лео пришел в такой ужас, что даже позабыл про рану. Если эти двое подерутся... если они подерутся из-за него... если начнут на примере Лео что-то друг другу доказывать... Он окажется в положении маленькой страны, на полях которой сошлись войска двух великих держав. Нужно что-то срочно делать...
— Прошу вас, капитан, — простонал Лео, — нет причин для беспокойства. Всего лишь несчастный случай, целиком моя вина. Я сам предложил мастеру опыт.
— Вот как, — пальцы Клавдия соскользнули с плеча Циклопа, — господину наставнику все же следовало бы думать на какие опыты соглашаться.
Мастер по-прежнему смотрел сквозь капитана мертвым взглядом, лепные губы шевельнулись — статуя собиралась ответить. Лео громко застонал, по правде говоря, особенно притворяться не пришлось.
— Очень больно? — тревожно спросил склонившийся над ним Клавдий, — Эх, молодежь, молодежь, вечно вы сами себе создаете проблемы. Давай, я помогу тебе добраться до медотсека.
Опершись на подставленное плечо, Лео встал, рука отзывалось на каждое движение длинной иглой боли. Кое-как доковыляв до двери, он уже перевел дух, когда услышал за спиной легкий смешок.
— Насчет оставшихся двадцати пяти часов... будем считать, что я их с тебя списываю. Итоговая оценка, хм... удовлетворительно.
Горячая игла заставила Леомира стиснуть зубы. Не поворачивая головы, он, опираясь на Клавдия, зашагал дальше.
— И еще... По поводу нашего маленького спора. Если надумаешь — приходи. До Солнцестояния еще многое можно будет изменить.
Глава 5
Ормат с независимым видом вышел из узкого переулка на утоптанный до каменной твердости пустырь, раскинувшийся за дощатыми стенами крытого рынка. Бугристая, присыпанная грязным желтым песком проплешина, с торчащими кое-где измятыми сотнями ног чахлыми кустиками, носила гордое звание главной площади СХР-31.
Пустырь медленно заполнялся. Люди сбивались в маленькие группки и приглушенно судачили, кивая в сторону высокого помоста, собранного из серого, немного покоробившегося пластика. В горячем воздухе висел терпкий запах саудового волокна, перемешанный с прокаленной пылью.
Парень стал бродить между кучками людей, сверкая растянутой до ушей улыбкой. Мышцы лица уже начали болеть, но Ормат не обращал внимания. Главное, чтобы княжеские шпики (а в толпе они наверняка есть) увидели, что жертва спокойна, довольна жизнью и совершенно не подозревает кто подкрадывается к ней с подветренной стороны.
Он ненадолго задержался у маленькой компании лущильщиков. Бородатый мужчина что-то шептал склонившим головы приятелям, энергично размахивая руками, покрытыми тонкой отвисшей кожей, под которой можно было сосчитать все сосуды. Потрескавшиеся черные ногти мелькнули в сантиметре от носа Ормата. Он поморщился — злая работа, сок в коконах вокруг волокна особенно едкий, перчатки помогают слабо, если вообще помогают. Лучше уж на потогонке горб зарабатывать. Этому, похоже, лет десять осталось до того, как мышцы отмирать начнут. И что дальше?
— Пятый случай за три месяца, — громко шептал бородач, — а за весь прошлый год только два было. Помяните мое слово — это все не к добру. Будет еще что-то, ох, будет.
Слушатели боязливо дергали плечами. Бородач, довольный произведенным эффектом, перевел на Ормата взгляд светлых воспаленных глаз:
— А ты чего лыбишся, мерин вьючный?
— Улыбаюсь, потому как желание такое имею, — раздул ноздри Ормат. — Ты мне, что ли, запретишь?
Стоявший рядом с бородачом коренастый взъерошенный мужичок без мизинца на правой руке, дернул приятеля за рукав.
— Не цепляйся к людям, Кисляк. Улыбается и улыбается — дело молодое. Пусть радуется, пока силы есть.
Сплюнув, Ормат двинулся дальше, поднимая шаркающими сандалиями облачка превратившейся в мелкий песок земли. Недалеко от помоста он заметил Лириту. Обхватив себя руками и потупившись, девушка смотрела в основание уродливой конструкции. Ормат знал, что она очень не любит зрелищ вроде того, которое им предстоит, но положение дочки старосты заставляло ее быть в первых рядах. Растолкав уже начавшую собираться толпу, он пробился к Лирите. Оказавшись у нее за спиной, Ормат наклонился и вытянул губы трубочкой. Тугая струя теплого воздуха приподняла короткие волоски на шее девушки. Лирита вздрогнула, охнув от неожиданности.
— Ормат, опять ты со своими штучками. А что, если бы здесь был папа?
— Папа был бы против?
Девушка досадливо дернула плечом.
— Ты же понимаешь. На развлечения можно закрыть глаза, да все и закрывают, но средь бела дня, на виду... После такого приличные люди заключают брачный союз.
— А мы приличные? — Ормат склонил голову, заглядывая в прозрачные глаза.
