Моя Валуа

Все молчали. Потом Паук усмехнулся:

— Не ты назначил, не тебе беситься. Ты назначен Принцем, как наследник Дворов, но наследник вечный, никогда ты власти не получишь. Как Дофин.

— То, что Луи предложил, это великолепно, — возразил гран-капону Трики. — Если он, с нашей помощью наладит дело, быть ему главарем этой затеи. Артаньян, а почему это называется не колесом удачи, а мельницей?

— Потому что 'Мулен Руж', — просто ответил Лешка.

И опять все замолчали. Иногда он их сбивал с толку своей искренностью, откровенностю, но при этом выдавал вещи им непонятные.

— 'Красная мельница'... Но на колесе два цвета, красный и черный! Неправильное название, — нашел к чему придраться Мишель Мешок.

— Ты, Мишель фишку не рубишь! Не твоего ума дело, извини. Это целая наука! Я в ней полный болван, но я тебе точно говорю, красный цвет не главный. А мы простофиль подманиваем! Понимать надо.

— Ловкие вы черти, атланты, — восхищенно хмыкнул Трики. — Будешь гран-руж. Луи, глава мельницы, которая мелет фортуну, и судьбу игрока. Как все ловко у вас!

— А то! Но вы на меня не наседайте, — сбавил тон Лешка. — Я в свободном поиске, в Париже с заданием. Секретным заданием.

— Оно уже не секретное, — негромко поправил его гран-уба, Форнель. — Но мы тебе поможем. И ты нам поможешь. Не знаю, молодой человек, понимаешь ли ты сам, какое дело ты собираешься сотворить.

Зубриков отбросил смехоньки и хаханьки, посмотрел на старика серьезно:

— Мэтр Форнель, в случае моей неудачи, провала задания. Я не завидую вашему Парижу.

Все застыли от его голоса. Он был полон жесткого, искреннего презрения и снисходительности. Все вдруг ясно поняли — этот человек совсем другой. Слово взял старый мастер:

— Не будем угрожать друг другу. Это плохо для семьи. Артаньян не Жюссак. Но он наш принц, извиним его за недобрые слова. По молодости лет.

— Я его в постели извиню, — улыбнулась Аннюи.

Все рассмеялись. Любили люди этого времени шутки юмора простого, похабного и естественного. Но стало ясно, что тема себя исчерпала, и пришла пора всем заняться своими серьезными делами. А с новыми проблемами пусть разбирается новый принц. Пусть доказывает, что хоть в канаве родился — но в Париже учился — ко Двору угодился.

Артаньяна похлопали по плечам, красотка Аннюи похлопала его по заднице и поскребла согнутыми пальцами обеих рук воздух перед ним: 'Попадешься ты в мои коготки, я тебя еще съем'.

Лешка попросил задержаться только гран-уба. Не отказал себе приколоться: 'А вас, Форнель, я попрошу остаться'. Все услышали слова, и ничего толком не поняли. Только Трики чуть тормознул. В эти времена не было принято обращаться на 'Вы' к знатным, тем, кто воображал себя 'единым во многих лицах'. Старый Антуан махнул 'погорельцу' рукой — проваливай, разберемся. С легкой улыбкой, он стал ждать, что надо этому молодому торопыге и ловкому, но такому молодому и неопытному атланту.

— Мэтр, я вот все хочу спросить, — Лешка иногда чувствовал неловко, когда лез не в свое дело. — У всех во Дворе второе имя — Жюссак. У вас второе имя — Форнель. Это важно?

Старик гран-уба вздохнул. Потом присел и кивнул головой Лешке:

— Присядь. Ты уже знаешь, что двор Жюссак заложен выходцами из Лангедока и Оверни. Мой род имел сильное влияние в Лангедоке.

Старик замолчал, но Лешка сообразил остальное и прервал его:

— Мэтр, понимающему достаточно. Чтобы поймать вора — нужен вор. Чтобы представиться благородным — нужен благородный. Вы знаток геральдики и прочего этикета, — он хмыкнул и улыбнулся. — В отличие от меня.

— Да, Артаньян, благородный из тебя, как из меня капон, улыбнулся Антуан.

— Не надо! Не надо меня дурить, мэтр. Уверен, с кинжалом вы обращаетесь не хуже Паука.

— Такое не сравнить. Убивать не люблю, — спокойно заметил гран-уба.

'Он сказал, что не любит. Значит убивает частенько', — подумал Лешка и уточнил важное, не хотелось дурить серьезного человека, тем более по мелочам. — В Атлантиде нет титулов. Мне просто все это в новинку.

Глаза старика заблестели интересом:

— Ты мне потом расскажешь, что тебе дозволено рассказать. Сейчас я подумал об утерянном Рае. Но нет счастья на земле.

— Жизнь это страдание, — согласился с ним Лешка. — Вся жизнь — страдание. И страдать надо молча. Расскажу кое-что. Только не Рай там у нас. Обычная жизнь, много работы, все живут в труде, уважении. Кровное родство. Да и вот и все я тебе и рассказал почти.

— Оставим эту тему, — улыбнулся старик Форнель. — Когда будешь готов, подойди ко мне. Я сопровожу тебя к моему ученику, мэтру Даниэлю Бак, он гран-уба во Дворе чудес Бак. Я уверен, тебе придется пойти в катакомбы левого берега Парижа. Шорох только там мог спрятать венец.

Потом Антуан Форнель оправил бороду и добавил важное, неторопливо подбирая слова:

— Ты мне расскажешь об Атлантиде. А я дам тебе прочитать хроники Двора Жюссак.

— Ого! Так двору Жюссак и ста лет нет, неравноценный обмен, старина, — хитро улыбнулся Лешка.

Старик рассмеялся звонко, потом успокоился и посмотрел на Зубрикова с удивлением:

— Как тебя только ваш сенат отпустил в Париж. Связи установить с Дворами это дело серьезное. Молод ты, Луи. Дома Лангедока всегда следили за своими врагами. И в Париже всегда были наблюдатели. Тайные.

— Эва как, — покачал головой Лешка. — Понятно. А ты уверен, что во Дворе Жюссак нет таких вот 'наблюдателей'?

— Уверен, — зло блеснул глазами старик. — Мы с сыном следим за этим.

— А кто у нас сын?

— Трики мой сын, — спокойно выдал секрет старый Форнель.

Лешка поднял руки в старом жесте, раскрыв ладони, сдаваясь под напором информации:

— Хватит, уважаемый! Сдаюсь. Слишком много тайн и секретов в один день. Надо подумать о задачах. Условия поставлены. Данные есть, осталось искать путь решения.

* * *

Итак, что он теперь знал о судьбе тернового венца Спасителя? два века назад, во время крестового похода крестоносцы разграбили Константинополь. Они хорошо набили свои сундуки — много сокровищ и реликвий приватизировали, и Терновый венец среди прочих. Потом один император, у которого хранился венец, заложил его венецианцам — золото ему срочно понадобилось. И венец подвис. Корявую ситуацию разрулил ловкий французский король. Он предложил уплатить долг венецианцам, но взамен потребовал реликвию себе, в Париж. Император согласился — венец попал в Париж — короля уже канонизировали, святой Людовик!

Лешка расхохотался на всю Волчью улицу: 'Точно, как я — Луи! Имя у нас одинаковое. Луи крутое имя. Но я буду круче 'четырнадцатого', мне государство не нужно ихнее. 'Париж — это я!' — звучит монументально! Вау, быть принцем не солидно, пусть не подмазываются. 'Апренуледелюж' тоже классно звучит: 'После нас хоть потоп'. Хотя... какое-то туалетное высказывание. Сразу в голову приходит, что потоп будет в сортире, чтобы такого задаваку Судьба наказала. И побежит фекалиум по трубам... 'Апренуль' прикольно звучит — 'После нас!', я в этой очереди первый за плюшками и печеньками. Терновый венец! Матерь Божия! Ох, ты ж ёжики в лесу! Он реально нужен. На Тиде пусть лежит, вместе с рубином Черного Принца. Вау! У них еще копье есть и... Чушь! Ринатик прав, там половина реликвий — паленые. Этих венцов по Европе штук семь насобирать можно, в каждом столичном соборе по гвоздю с креста Распятого, и по шипу из его венца. Совсем не умеют контрафакты устраивать дикари, у китайцев такому учиться надо. Вот были мастера весь мир завалить 'Абибасами' и другими подделками. В Соборе Богоматери сейчас поддельный венец, Копье, части Креста и еще гора всяких заветных сувениров. Но мне надо искать Венец. В катакомбах. В канализацию лезть. Чё-то мне ссыкотно. Ринатика надо'.

* * *

Поскольку в голове у Зубрикова не было совершенно никаких идей на тему: как начать поиск реликвии, и вообще как вести эти поиски — Лешка решил прибегнуть к старому, поверенному способу решения важных вопросов, принятому во всех цивилизованных местах. Не знаешь, что делать — переложи ответственность на других, на подчиненных. Лешка поманил своих подельников: Николаса и Алого — ребята давно уже привыкли к своему старшему брату, к его выходкам и его глубокомысленным замечаниям, если таковые иногда случайно рождал его больной мозг, зараженный вирусом стремления устроить какое-нибудь безобразие и шалопайство. Безобразия хулиганить и проделки шалопаить ребята любили, учились у своего командира.

Выслушав рассказ начальника, они оба сразу выдвинули две довольно толковые идеи:

— Так надо лезть в эти самые катакомбы и искать следы там, — сразу заявил Николашка.

— С чего ты взял, что там есть следы? Двести лет прошло, да и, может быть, и не оставлял этот Шорох никаких следов, — спокойно начал наводить критику Зубриков.

— Нет, так не бывает! Все не так делают солидные люди, — не согласился с ним Николай и принялся оправдывать свою позицию. — Этот вор легенда, значит не дурак, очень он умный и хитрый. Если я что захочу спрятать — обязательно оставлю следы, ведущие к тайнику. Конечно, замаскированные и потаенные следы. Но оставлю! Вдруг, что со мной случится — вы придете по следам и себе возьмете мои полезные припасы.

— Это верно, легат, — признал Алый. — Только дураки думают только о себе. Нормальные люди думают о родных. Оставлены следы. Искать надо в катакомбах. Искать необычное, незаметное, но... заметное.

— Как у вас все просто! — рассмеялся Лешка, но ребята его убедили, надо лезть в эти вонючие катакомбы.

Допив вино, они вышли из трактира скряги Жаклин и вернулись на Двор Жюссак. Стоило им показаться, как к парням сразу выскочили три девчонки и стали их тискать. К новоявленному Принцу никто не приставал, он уже был персоной особенной, к такому так запросто руку в гульфик не засунешь. Мальчишки махнули Лешке руками, мол 'справляйся сам командир, а мы заняты'. После долгой беседы с легатом об особенностях половой жизни в Париже, они уже вкусили разврата, и остались вполне довольны своими новыми подружками. Парни сразу определились — нет, это девочки несолидные, с сестренками не сравнить — пустые, легкие, странные, но ощущения от них забавные, надо больше практиковаться, чтобы разобраться, что это такое: 'этот самый секос'.

Зубриков не скучал, даже не успел рассердиться на своих, как к нему вышел мэтр Антуан Форнель и отвесил неглубокий поклон. И весь двор и Зубриков заценили — этот старик был истый благородный! А что? На Дворах чудес каждый новорожденный был благородным — рожденным, чтобы нести благо своим родным и близким. А на остальных — плевать с колокольни церкви святой Женевьевы.

Лешка подошел к костру, спросил разрешения и отрезал себе кусочек поджаренного мяса — что-то он нервничал. Это мальчишкам море по колено и океан по пояс. Лешка был более опытный человек. Во всем есть подвох — не доведут до добра эти гуляния по канализациям и разным катакомбам.

Но деваться было некуда. Вся компания отправилась на левый берег Сены.

Левобережные были особыми парижанами. Откуда это пошло, как так сталось, в чем причина — никто не знал, но парижане всегда недобро поглядывали на юг. Наверное, на севере спокойней было с племенами-соседями, меньше там было логов и берлог диких опасных зверей — волки это еще сносный вариант. Геракл себе львиную шкурку не в Африке добыл. Водились в древности всякие львы и прочие страшилы по лесам Европы. Медведи те еще жутики.

Так или иначе, но спокойно жившие на острове Сите первые 'древние парижане' обрастали хозяйством, новоселами приблудшими и присоединившимися — по обе стороны Сены. На левый берег от острова сразу стали спихивать всякий 'второй сорт' и особо буйных. Так и завелось — левобережные были парижанами, за которыми требовалось постоянно послеживать, надзирать, как бы чего не вышло. Достаточно сказать, что именно на левом берегу был место Парижского образования — Сорбонна там основалась, хотя она еще не называлась Сорбонной, но школяров и студентов уже было полным-полно на левом берегу — через одного разгильдяев, прогульщиков и лоботрясов. Система образования была несовершенной, вольностей много позволялось учащимся.

На левом берегу, к юго-западу от Лувра и находился Двор чудес Бак. Прозвали его Баком давно. У местных вольных была дурацкая привычка все проблемы решать просто: 'концы в воду' — топили они вредителей и следы скрывали просто — труп в Сену и все дела, все прекрасно: 'А мы причем? Мы ни причем. А ничего не было, а что было — то сплыло'. Ну а привычка выставлять своих наказанных на всеобщий обзор всем честным парижанам — посадить связанным и голышом в помойное корыто — это было милым дополнением к порядкам на этом Дворе.

Встретили их настороженно, но без боязни. Луи и Антуан поклонились гран-квизеру Бака толстому Жану и немного отвлеклись на обсуждение погоды, порядков на рынке, нахальному поведению всяких наглецов. Вскоре к ним подошел гран-уба Бака довольно молодой мужчина в традиционной одежде писаря — длинная туника-роба черного цвета, с большим вырезом-квадратом, из которого можно было увидеть чистую рубаху. С пояса мастера Даниэля свисали чернильница, тубус с бумагами и пенал с перьями и другими принадлежностями для письма.

С мастером Даниэлем Баком они отошли в сторону, и мэтр Форнель принялся с ним о чем-то шептаться. Ясно о чем: как спровадить ловкача Артаньяна поглубже под землю. Пусть копошится там, пусть ищет, может и найдет чего полезного и приключений на свою беспутную голову.

Даниэль скоро рассмеялся и посмотрел на троицу незнакомцев более внимательно, потом покачал головой:

— Воля ваша, гости дорогие. Только осторожней там. О Луи Бешеном уже слух пошел. У нас нашлась одна крыса. Паразит Люк Фламандец сорвался с места, прихватил свою подружку и скрылся в катакомбах. Ты ведь режешь предателей, Луи?

— Когда успеваю поймать — режу, — подтвердил Лешка.

— Хорошее дело. Желаю удачи. Осторожней там, — опять предупредил он искателей приключений. — Без факелов не советую соваться. Больных там немного, мрут быстро. Отщепенцев много. Мразь всякая завсегда под землей прячется от порядочных квизеров.

— Так распорядись насчет факелов и припаса для наших гостей, мой мальчик, — спокойно распорядился мэтр Антуан.

И Даниэль кивнул и отошел распоряжаться. А Лешка только хмыкнул, на последние слова Форнеля. Когда седобородый старик рядом с вами говорит 'мой мальчик', это наводит на определенные мысли тех, кто соображает — без всяких неприятностей не обойдется. Вариант встретить косоязычного зеленокожего коротышку, с забавной привычкой коверкать порядок слов в предложения, равнялся почти нулю. Но было бы прикольно услышать: 'В катакомбы осторожно иди ты эти, опасностей в них разных много. И да пребудет с тобой Сила'.

Оруженосцы нагрузились двумя мешками. Оказалось, что в катакомбы все порядочные люди могут заглянуть, не отходя далеко от своего порога — вот вход в подвал, сейчас засовы отодвинем — ступайте с Богом, гости дорогие, привет передавайте святому Денису.

И Лешка с парнями зашли в подвал. Дверь за ними сразу захлопнули, и они услышали, как засовы стукнули по петлям. 'Замуровали, черти!' — вспомнилась Зубрикову классическая фраза.