Закончив с водными процедурами, я надела тонкую шелковую ночную сорочку, забралась под одеяло и свернулась калачиком. Отвратительная детская привычка.
Сон пришел быстро, но выспаться вопреки ожиданиям мне не удалось.
Это всегда начиналось с головокружения и потери ориентации в пространстве. Несмотря на то, где я находилась или что делала.
Я могла работать. Или заниматься сексом. Или как сегодня, спать. Это всегда начиналось одинаково, сколько я себя помнила. Головокружение, потом потеря ориентации в пространстве — в детстве я думала, что таким образом "взлетала" — а потом начиналось "падание".
Если я в этот момент не спала, то мои глаза обязательно закрывались, и я теряла контроль над своим телом — оно оседало и вместе с моим сознанием начинало падать.
Это было опасно. Если в момент падения я оказывалась где-то одна — на улице или дома — потеря контроля над телом вела к серьезным травмам. Не счесть количества сотрясений и шишек на голове, которые я успела заработать, пока не поняла, что в момент начавшегося головокружения мне следовало тут же прислониться к вертикальной поверхности и осесть по ней вниз.
После падения, которое всегда длилось разное количество времени, шло "приземление". Я оказывалась в месте и событии, которое еще должно было произойти.
Сегодняшнее падение длилось... "быстро".
Хотя в такие моменты я теряла ход времени, для себя продолжительность этого периода я классифицировала как "быстро", "средне", "долго" и "очень долго".
Чаще всего случались быстрые падения. Они не доставляли неудобств и зачастую показывали события, которые должны были произойти через несколько часов или дней.
Дальше по степени возрастания дискомфорта шли падения средние. Они случались со мной время от времени и показывали события с отсрочкой в несколько месяцев. После этих падений я около суток испытывала слабость и мигрень.
Долгие падения были по-настоящему редким явлением. События, о которых они рассказывали, должны были произойти через год, как минимум. А то и через несколько. Последствия, которые наступали после возвращения из долгих падений, были по-настоящему опасны для здоровья. Мигрень и слабость могли длиться от недели до месяца. Сопровождались они, зачастую, тошнотой, удушьем, кровотечениями из носа, ушей и глаз, неврозами и тремором. Мое сердце могло несколько минут скакать, как умалишенное, а спустя время замедлиться, как у больного с брадикардией.*
Никакие лекарства в борьбе с симптомами после падений не помогали. Я перепробовала огромное количество таблеток и уколов от традиционной медицины, и не меньшее количество отваров и обращений, которые знали ведающие. Бессильны оказались все.
Однако, если долгие падения, я еще могла как-то пережить, перетерпеть и даже смириться с их существованием, то с падениями из категории "очень долго" я мечтала никогда больше не сталкиваться. Потому что одним из последствий, с высокой долей вероятности могла оказаться смерть.
Моя мать обладала способностями видеть будущее. Ее жизнь закончилась как раз после очень долгого падения. Вернувшись, она впала в кому. Врачи ничего не смогли сделать. Нам с отцом оставалось только попеременно дежурить у ее кровати, ждать и надеяться. Через неделю сердце матери остановилось. По естественным необъяснимым причинам, согласно записи о вскрытии. С тех пор отец возненавидел все, что было связано с ведающими, Силой и личными способностями видеть будущее, которые мне по наследству передала мать.
За всю жизнь мне самой не повезло пережить два очень долгих падения. Первое случилось в детстве. После него активизировались мои личные способности и потенциал ведающей. Других последствий, слава Силе, не было.
Второе очень долгое падение произошло около четырех лет назад. Я предпочитаю лишний раз не вспоминать это время, так как результатом этого падения оказалось серьезное помутнение рассудка, галлюцинации и кажется синдром навязчивого состояния. Потому как иначе цепь последующих событий я объяснить не смогла.
Я "приземлилась" ранним утром — еще до захода солнца — в переулке-тупике, окруженным высокими домами с двух противоположных сторон и забором-сеткой, за которым располагалась свалка, с третьей. С четвертой стороны — напротив сетки была подъездная дорога, на которой припарковалось шесть машин — пять полицейских и одна серебристая хонда. Я разглядела ее номер — местная, "столичная".
Память услужливо машинально зафиксировала его в своей подкорке — будто компьютер произвел функцию автосохранения файла.
В своих падениях я не присутствовала физически. Меня не видели и не слышали. Впрочем, даже при желании я не могла опустить взгляд и рассмотреть свои ноги или руки. Если в показанных событиях мне попадались зеркала — отражения в них я тоже увидеть не могла.
Мое тело было сейчас дома в кровати. Спустя годы практики, я научилась это определять. А потому собственные движения в падениях я считала условными — шаги, взгляды, повороты головы.
На самом деле я ощущала пространство всем — видела на триста шестьдесят градусов вокруг, слева и справа, сверху и снизу; слышала все, что происходило с одинаковой громкостью, вне зависимости от расстояния; осязала и обоняла с одинаковой насыщенностью.
Однако признавая, что для сохранения рассудка мне требовались ограничения, данные физическим телом, я придумывала условные движения и старалась не разглядывать себя и не встречаться с отсутствием отражения в зеркалах.
Я повернула голову в противоположную сторону — к сетке забора — и обнаружила группу полицейских в одинаковой форме, окружившую что-то у самой кромки сетки. На их лицах можно было различить отвращение и жалость.
Несколько в стороне стоял высокий мужчина с короткими каштановыми волосами в штатской одежде — бежевом двубортном плаще стиля пятидесятых годов с воротником-стойкой. Он что-то методично записывал в небольшой блокнот с черной обложкой, то и дело, поднимая голову и цепким взглядом осматривая пространство тупика. Судя по тому, насколько уверенно мужчина держался, я сделала вывод, что здесь он был главным, старшим по званию.
Я сделала несколько шагов вперед, чтобы в подробностях рассмотреть то, что окружили полицейские, когда их начальник поднял голову и уставился на меня. В его глазах отразилось облегчение.
Лицо мужчины выглядело непропорционально вытянутым, с высоким лбом, длинным носом и узкими губами. Вокруг его светло-голубых глаз мелкой сеткой расползлись мимические морщины, а на подбородке оказалась милая ямочка. Я подумала, что он любил улыбаться и слыл обаятельным парнем, потому что с такими несуразными чертами лица, казался довольно привлекательным в целом.
— Таня! — голос у мужчины тоже оказался приятным.
Я обернулась и посмотрела, к кому он обратился.
В нашу сторону шла молодая женщина с коричневыми кудрявыми волосами ниже плеч, в странной легкой одежде стиля хиппи и с глубокой степенью раздражения от ситуации в целом на довольно симпатичном смуглом лице. Интуиция подсказала, к полиции эта Таня имела опосредованное отношение.
— Доброе утро, — мужчина в плаще одарил ее искренней улыбкой, и я поняла, что выводы о его обаянии сделала правильные.
— Кому как Юра! — поравнявшись, выказала свое отношение оппонентка. — Пять утра. Ты на часы смотрел?!
— Поздно легла?!
— Мы с Леней полночи просидели над делом. Разошлись только час назад. Бывшая жена клиента заплатила какой-то ведающей, чтобы та провела обращение о призыве болезни на мужа. Обращение сняли. Теперь пытаемся найти подрабатывающую таким нехитрым способом ведающую. Результаты пока сомнительные.
— Найдете! — уверенно заявил Юра. Я внимательнее пригляделась к нему. Интуиция подсказала, что ведающим мужчина не был. Однако знал о них. По его спокойному лицу, я сделала вывод, что знал он о них уже достаточно давно. — Если нужна будет помощь, маякни. А сейчас, — мужчина указал рукой позади себя на скопление полицейских, — требуется твоя консультация.
— Что-то серьезное?
— Если убитый ребенок, по-твоему, это — серьезно, то да.
Таня ощутимо вздрогнула. С ее лица сошли даже намеки на эмоции, из глаз пропало выражение праведного гнева. Юра понимающе хмыкнул.
Я поспешила к телу, думая о насмешке и абсурде. Именно сегодня Сила подсобила мне именно с этим падением!
Я не контролировала свои личные способности, не могла влиять на то, куда и когда упасть. Каким-то образом Сила выбирала моменты будущего, которые я должна была увидеть и не всегда они были связаны со мной лично, с моими родными, семьей, друзьями и коллегами. Не знаю, была ли в них какая-то высшая цель — я как-то задумалась, но поняла, что с успехом сломаю себе голову на этом поприще. Или свихнусь.
Поэтому в моменты падений я предпочитала абстрагироваться, не воспринимать то, что должно случиться близко к сердцу, включать натренированную память и методично заносить в нее все факты и обстоятельства. На всякий случай.
Внутри импровизированного круга из полицейских действительно лежал полностью обнаженный мальчик лет двенадцати-четырнадцати. У него были консервативно подстриженные темно-русые волосы, густые брови, удивительно длинные ресницы, прямой нос и по-девчачьи пухлые губы. Тело мальчика казалось хрупким — неразвитые мышцы, худоба, острые и отчетливо проступающее под кожей кости. Вряд ли он вел активный образ жизни и занимался спортом. Из-за едва уловимого перекоса в плечах я также сделала вывод, что мальчик при ходьбе сутулился.
На его теле не было никаких особых примет — родинок, шрамов, татуировок и пирсинга. Только странные знаки, испещряющие жертву от шеи до ног, нанесенные видимо незадолго до смерти мальчика. Шестнадцать штук.
Я подавила судорожный вздох, присела на корточки и пригляделась поближе. Знаки были похоже на сигиллы* — своеобразные руны ведающих — только странного начертания. Их значения я не знала и прочесть не могла. Нанесены сигиллы были чем-то острым и настолько горячим, что выглядели знаки, как заживающие ожоги — раны, покрывшиеся спекшейся черной корочкой. Я знала только одно оружие, способное на такой эффект.
Мальчик лежал, раскинув руки и ноги в стороны, заключенный в нарисованную чем-то бордовым прямо на асфальте пятиконечную звезду — правильную пентаграмму.* В ее углах той же бордовой краской были выведены символы воды, земли, огня и воздуха.
— Сейчас начнется Битва экстрасенсов! — басовито прогоготал над моей головой кто-то из полицейских.
Я оторвала взгляд от тела мальчика и посмотрела наверх. К месту преступления приблизились Юра и Таня. Едкий комментарий своих подчиненных мужчина проигнорировал, женщина поморщилась и сделала вид, что насмешка ее не задевает. Внимание обоих было сосредоточено на умершем мальчике.
По лицам полицейских пробежала дрожь сомнения и неуверенности, тщательно скрытая за внешней бравадой. Высказавшегося вслух я определить с ходу не смогла, однако интуиция подсказала, что мнение смельчака поддерживали все.
— Что думаешь? — начал нейтральным голосом Юра. Было легко обмануться и поверить в то, что он относился к случившемуся с безразличием, но я слишком привыкла приглядываться к лицам, взглядам, мимике, движениям. — Ребенка нашел водитель мусоровоза час назад. Тут же вызвал полицию. Имени мальчика мы не знаем, одежды не было. Судмедэксперт сказал, что на первый взгляд смерть имеет естественную причину, но... то, как он лежит и вообще... это все, — мужчина неопределенно взмахнул руками, указывая на пентаграмму и сигиллы на теле мертвого, — вызывает вопросы. Много вопросов.
— Когда он умер? — внимательно рассматривая детали, невозмутимо поинтересовалась Таня. Я заметила в глубине ее глаз горечь и отвращение к случившемуся. Судя по всему, с трупами она сталкивалась очень редко, но контролировала себя достаточно хорошо, чтобы окружающие об этом не догадались и достаточно плохо, чтобы при пристальном внимании мне удалось это заметить и различить.
— Судя по трупному окоченению, — Юра сверился со своими записями, — где-то между одиннадцатью вечера и часу ночи.
— В полночь... — машинально сделала вывод-предположение ведающая.
— Почему?... Почему ты так считаешь?! Это какая-то особенность проведения?...
Женщина промолчала. Присев на корточки рядом со мной, она коснулась пальцем правой руки рисунка пентаграммы. Испачкавшись, Таня поднесла палец к носу и медленно вдохнула.
Запах был ржаво-металлическим, несвежим, с какой-то примесью, которую я не смогла сходу определить.
— Это кровь, — сказал над нашими головами Юра, — судмедэксперт подтвердил. Еще он сказал, что за прошедшие четыре-шесть часов она должна была засохнуть, но... как видишь еще один признак того, что здесь все не так просто.
Полицейские зароптали. Я не обратила на них внимания — ничего нового кроме страха и волнения в их лицах отразиться не могло. Люди, не связанные с миром ведающих и не знающие об их существовании, реагировали на подобные случаи однотипно и закономерно.
Таня встала и молча вышла из круга полицейских. Отойдя от мальчика метров на десять, женщина принялась вертеть головой, осматривая пространство тупика. На ее лице отразилось нетерпение. Я подумала, что она что-то искала.
Юра остался на месте, тактично или стратегически не вмешиваясь.
Обнаружив необходимое, со своего места мне не было видно, что это, Таня решительной походкой направилась к углу одного из домов, рядом с которым была припаркована ее хонда. Наклонившись, женщина плавно провела ладонью по какому-то предмету, со стороны могло показаться, что она проверяет целостность своих автомобильных шин, после чего выпрямилась и подозвала к себе Юру.
Мужчина дернулся с места, как ужаленный.
Я последовала за ним. Интуиция подсказала, что данный разговор мне следовало услышать.
— Что думаешь? — с ходу начал Юра.
— Работал не профессионал. Какой-то идиот, прочитавший про обращение о призыве.
— Поясни, — мужчина снова достал из кармана плаща ручку и приготовился записывать факты в свой блокнот. Я удивилась такому подходу, а вот Таня даже не дрогнула.
— Схема убийства мальчика — типичное обращение о призыве кого-то или чего-то. Это ритуал, с помощью которого ведающий может заставить другого человека, другого ведающего или даже какое-то животное оказаться на месте, в котором этот ритуал проводится.
— Вроде телепортации?
— Юра, это фантастика. Перемещаться по щелчку ведающие не умеют. Обращение о призыве скорее похоже на гипноз, но призываемый все осознает. Просто у него появляется нестерпимое желание оказаться в определенном месте. И это желание затмевает все прочие потребности. Призываемый будто забывает, что ему нужно есть, пить, спать. Он или она просто идет и идет. Или едет на машине, автобусе, летит на самолете. Под действием обращения о призыве человек или ведающий может преодолеть полмира.
— А умереть под действием этого обращения призываемый может?
— Нет. Пока он идет к месту призыва, не может. Это вроде одного из следствий обращения. Но как только призываемый оказывается в месте призыва, он будто приходит в себя. И к нему возвращаются голод, жажда, усталость и так далее.
