Правила игры (полный текст книги)

Лириуок присел рядом с бесчувственным гномом и внимательно осмотрел его голову.

— Н-да, меткое попадание, чем это ты его? А, ну конечно. Интересная штука. — Казалось, эльфа совсем не беспокоит судьба его друга. — И как ты умудрился только?

— Это не я, — начал оправдываться мальчик, — я только кинул его в эту хреновину, — он указал рукой в сторону Персонификатора, — а дальше все само произошло.

— Запомни, малыш, в этом мире ничего не происходит "просто так", "по случайности", "само собой" и так далее и тому подобное. Все, что происходит в этом мире, происходит по чьей либо воле или с чьего то позволения. В данном случае ты просто позволил этому случиться, потому что хотел. — Лириуок был довольно серьезен и убедителен. Не смотря на отсутствие страшных клыков и щупалец, он был страшен, по настоящему страшен. — Ну да ладно, — без перехода продолжил он, как будто ничего не произошло, — сейчас мы все исправим.

Он нагнулся над Парадоксом и, что-то прошептав, провел рукой над его головой. Гном тут же очнулся и встал на ноги.

— Что это было? — спросил он.

— Просто наш юный друг решил избавиться от этой милой вещицы, — эльф протянул гному сферу, — а ты, стоял у него на пути.

— Хм, глобус... — протянул Парадокс и взял шар в руку. Взвесил, ощутив отсутствие веса. Приложил к нему ухо и постучал по поверхности костяшками пальцев. После чего внимательно стал рассматривать карту на глобусе.

— Ну и, что это такое? — не выдержал, наконец, Одинон.

— Глобус!

— Это я и так понял. Только, почему на нем изображен мой мир? И как эта штука, не имея веса, умудрилась набрать достаточную скорость, чтобы тебя вырубить?

— На первый вопрос я тебе отвечу. География всех семи миров идентична. Так, что это глобус всех миров. А, касательно второго — не знаю. Более того, скажу тебе как кузнец: во-первых, такого металла я не знаю, он практически не имеет веса; и, во-вторых, глобус сделан целиком из металла, не имея внутри пустот. Вот.

— И, что все это значит? Зачем мне нужна эта железяка?

— Понятия не имею, — ответил Лириуок. — Раз Персонификатор превратил твою зубную щетку в это, значит, так было нужно. Ладно, держи одежду и пошли назад, тебе еще руну наносить будут.

— Какую такую руну? И куда мне ее будут наносить?

— Защитную. А наносить будут, куда сам захочешь. Хоть на правую ягодицу, хоть — на левую...

Глава 4. Тату для бога.

В огромных светлых апартаментах, один в один похожих на покои Лириуока вот уже несколько часов нервно расхаживал Хамониус и рассуждал в слух:

— Этот проклятый гном знал, что просит, и испортил все мои планы. Теперь я вынужден потратить уникальную силу "Кисти истинного художника"* на дурацкого... как там люди себя называют?.. гуманоида. Более того, руна "Карающей десницы" даст псевдо Гонзару уникальную неуязвимость.

— Скрилп, — позвал Хамониус.

На зов пришло маленькое существо. Его можно было бы назвать человекоподобным, если бы не слоновий хобот вместо носа, ослиные уши и длинный крысиный хвост. Другими словами на человека он мало чем походил. Скрилп подошел к магу и замер в ожидании.

— А, явился. Держи, — Хамониус протянул Скрилпу листок бумаги с изображением руны и шкатулку с "Кистью истинного художника". — Эту руну ты должен начертать Гонзару. Иди к покоям Лириуока и жди его там. Когда он придет, скажешь, что я прошу его прийти, а сам в это время приступай к начертанию руны. Я не смогу долго задерживать здесь эльфа. Поэтому, руну нужно начертать до возвращения Лириуока. Никто не должен заподозрить, что ты чертишь не ту руну. Если сделаешь все правильно, я тебя отпущу.

— Я понял, господин. Я все сделаю, — произнес Скрилп и вышел из комнаты.

* * *

Выйдя из лабиринта, я чувствовал себя уставшим, разбитым и голодным. С трудом передвигая уставшие ноги, я плелся следом за магами, жалея, что вообще сегодня проснулся. Когда мы вновь подошли к апартаментам Лириуока, нас (ну по крайней мере меня) ждал неожиданный (впрочем, в этом месте всё неожиданно, даже само его существование) сюрприз. В углу очень скромненько стоял симпатичный урод и крутил в руках свой длиннющий слоновий хобот. Стоило нам появиться, как существо перекинуло свой внушительный обонятельный орган через плечо и, отскочив от стены, подбежало к эльфу.

— О-о, Великие Мамувашу, я, презренный раб, приветствую Вас и смиренно прошу Вашего соизволения выслушать меня, Мамувашу, — пропищало существо и замерло в ожидании ответа.

— Этот карлик, что, издевается? — произнес я, с трудом сдерживаясь от смеха. — Он же нас столь изысканно оскорбил, что даже рука не поднимается в нос ему дать. Хотя, судя по виду, его не только за нос, но и за уши тягают за подобные выходки довольно часто.

— Ничего подобного. Нос и уши у него такие от рождения, — начал пояснять Парадокс. — А оскорблять он нас и не думал. Даже наоборот, хотел выразить нам свое уважение.

— Говори, Скрилп, — обратился к существу Лириуок.

Длинноухий, носастый и мелкий хвостатый урод подобрался, поклонился и снова заговорил:

— Я пришел сказать Вам, Мамувашу, — обратилось существо к Лириуоку, — чтобы Вы шли в одно место, куда Вас послал превеликий Кабеель Хамониус, желающий Вас в своих апартаментах видеть по делу очень нама важному, Мамувашу.

— Хм, Хамониус, говоришь, зовет. Ладно, пойду, узнаю, чего этот... как ты его назвал?.. а, кобель хочет.

Эльф ушел, а коротышка вновь обратился к нам:

— Уважаемые Мамувашу, кому из Вас я должен нанести рунический символ?

— Одинону, кому ж еще? — ответил за меня Парадокс.

Скрилп упал пере до мной на колени, сложил ручки в молитвенной позе и затянул свое: — О, вели...

— И велю. — Прервал я коротышку. Все эти странные титулы и уважительные обращения меня порядком достали. — Не называй меня больше Мамувашу.

— Хорошо, — подозрительно легко согласился скрилп и я уже хотел, было обрадоваться, но не успел. — Я не могу вас называть Мамувашу. Вы же великий солнцеподобный Фигеель.

— Сам ты Фигеель, — разозлился я, — ща как дам.

— Но...

— Запомни раз и навсегда — меня зовут Одинон, и никак иначе. Ты меня понял?

Только тут я заметил, что Парадокс смеется стоя неподалеку. Точнее не смеется, а просто бесстыдно ржет как лошадь. Представив всю картину со стороны, я разразился еще более диким хохотом. Еще бы. Только представить себе: пацан лет двенадцати стоит напротив плюшевой игрушки, которую явно собирали недоделанные полудурки-мутанты по своему образу и подобию, и заявляет, что бы эта самая игрушка называла его "Одинон и никак иначе".

Дождавшись, пока я вдоволь насмеюсь, скрилп вновь обратился уже без всякого почтения:

— Ладно, умник, пошли. А-то мне с тобой еще час возиться.

Несколько удивившись резкой смене настроения Скрилпа и его отношения ко мне, я все же проследовал за ним.

* * *

"Черт, что за бред" думал он смотря в зеркало, "дымящиеся тапки, эльфы, гномы, магия, стакхи, Гонзары, а я... я... Зараза, как же меня зовут-то? Не, ну не Одинон же в самом-то деле?.. О-ой-ё голова-то как раскалывается!" Выпив таблетку аспирина, запив его таблеткой цитрамона и на всякий случай еще и таблеткой анальгина, он вновь подошел к зеркалу. "Н-да, а по роже то не скажешь, что вчера... а, собственно, что вчера? Так, давай кА вспоминать сначала. С утра я пошел в универ, отслушал все причитающиеся лекции и потопал домой. Не, чего-то не сходится. Почему тогда я не помню своего имени? И почему голова трещит как при похмелье?"

— Пииииии-п, Пииииии-п, Пииииии-п, Пииииии-п, — подал голос мобильник.

Так ты на экзамен решил не приходить? — гласила SMS-ка.

"Сейчас 9:20. Экзамен в 9:45. А я все еще дома (!!!). Физик меня точно завалит." — с этой мыслью он подскочил, и начал носиться по квартире в поисках чистых носков.

Через полчаса он уже стоял перед дверью в лекционный зал.

— Эрнст Абдурахманович, можно войти?

Преподаватель физики — Эрнст Абдурахманович Калиостов — маленький вредный старик в жизни любил только три вещи — себя, физику и пунктуальность. Иногда он мог не заметить очередного глупого прозвища, но студент, который его произнес, или посмеялся с него, почему-то с неуклонной регулярностью забывал выучить физику. А если учил, то совершенно не то, что надо. На его лекциях все сидели столь тихо, что было слышно, как скрипят шариковые ручки по бумаге. Ну, а уж если студент, не дай бог, опаздывал — отчисление ему было гарантировано.

— О, молодой человек, кажется, ошибся аудиторией? — съехидничал преподаватель.

— Вовсе нет. У меня здесь экзамен.

— Да, что вы говорите? — наигранно изумился физик. По его маленькому личику расползлась пакостная улыбка, отчего куцая бороденка преподавателя еще больше растрепалась. — Ну, тогда выбирайте билет, — в протянутой руке Эрнста Абдурахмановича красовался целый... ОДИН билет.

— А как же право выбора?

— Пока вы спали, все билеты уже разобрали. Так, что берите, не стесняйтесь!

Одинон, а именно так он решил себя называть, пока не вспомнит настоящего имени, взял билет и побрел в направлении последней парты.

— Молодой человек, сумочку-то оставьте. На экзамене вам понадобятся только бумага и ручка, которые я вам с радостью предоставлю. — Физик окончательно убил последнюю надежду на конспект и шпоры.

Положив сумку и забрав, предложенные противным старикашкой бумагу и ручку, Одинон вновь побрел к последней парте.

Каково же было его удивление когда он прочитал билет. Задачи были столь просты, что уже через пять минут листик с правильными ответами лежал у преподавателя на столе.

— Уже сдаетесь? — почти разочарованно спросил Эрнст Абдурахманович.

— Отнюдь, я все решил, — радостно сообщил ему молодой человек.

— Что ж, присаживайтесь пока, — проскрежетал своим визгливым голосом физик. Ему явно не нравился этот студент, и он желал его "завалить" всеми возможными способами.

— ЭТО НЕ ВОЗМОЖНО!!! — От дикого визга преподавателя у Одинона заложило уши. Физик не кричал, он именно визжал, словно стёртые тормозные колодки на старом автомобиле. От этого визга задребезжали стекла в аудитории, а студенты на передних партах готовы были скорчиться в судорогах. — Признавайтесь, где у вас шпаргалка, и я поставлю вам честно заработанную тройку.

— Но у меня нет шпаргалки, — возмутился Одинон.

— Нет, говорите? — Эрнст Абдурахманович подобрался, как кобра перед прыжком, а из его рта словно яд так и брызгала слюна. — Я поражаюсь вашей наглости. Хорошо, если вы сейчас при мне решите вот эту задачу, — преподаватель вынул из своего портфеля написанную от руки записку с заданием, — ставлю вам пять, а нет — два без права пересдачи.

Одинон молча взял записку, и довольно быстро написал на доске решение. Минут пять, пока злобный старик изучал надписи на доске, в аудитории стояла гробовая тишина. Вся аудитория замерла в ожидании. Большинство студентов даже прекратили писать ответы на экзаменационные вопросы. Самые же проворные и сообразительные бросились ворошить свои шпаргалки, пока физик отвлекся от аудитории. Даже муха, влетевшая вначале экзамена и не дававшая всем покоя своим неуместным жужжанием, села на парту и замолчала.

— Потрясающе! — Вдруг вскрикнул физик. В этот момент у него был донельзя забавный вид. Казалось, в нем борются два противоположных чувства: с одной стороны, он был обижен, что какой-то студент решил задачу, которую он сам решить не мог; С другой стороны, это ведь был его студент. В конце концов, победило чувство гордости за себя любимого, что смог воспитать такого студента. — Браво! Я искренне вас поздравляю! Вы гений! Как ваша фамилия?

— Э-э... Ну-у... Как бы это сказать? — Начал мямлить Одинон. — Именно этот вопрос мучает меня в течение последнего часа.

— В смысле? — Удивился физик. Он всё еще пребывал в состоянии радостного возбуждения, что с ним происходило не часто.

— В смысле я забыл, как меня зовут. — Зал разразился гомерическим хохотом.

— Вы надо мной издеваетесь? — спросил Калиостов, когда в аудитории наступила относительная тишина.

— Нисколько.

— Странно... — задумался препод. — А, что вы принимали?

— Аспирин, цитрамон и анальгин. — Зал вновь покатился от хохота.

— А до этого? — вкрадчиво спросил препод.

— Не помню, — честно признался Одинон. Некоторым в зале от смеха уже становилось нехорошо.

— Хорошо, давайте вашу зачетку, там должно быть написано.

Обрадовавшись появившемуся шансу обрести утраченное имя, парень начал рыться в своей сумке.

— Нет ее тут, — сообщил он Калиостову, тщательно перетряхнув свои вещи, — наверное, дома второпях забыл.

— Печальный случай, — скорбно сообщил преподаватель. — Ладно, кто-нибудь знает, как его зовут?

— Оди, — раздалось сразу с нескольких мест.

— Я спрашиваю как его имя и фамилия, а не как вы его называете,— разозлился преподаватель.

— Эрнст Абдурахманович, но ведь мы же на заочке учимся, друг друга знаем плохо. — Сообщил Ваня, один из друзей Одинона по универу.

— Ладно, молодой человек, я честно выставлю вам вашу пятерку, как только вы вспомните свое имя и придете ко мне с зачеткой. А пока можете быть свободны.

Когда Одинон уже выходил из аудитории, порыв сквозняка резко захлопнул за ним дверь и с силой приложил ею по затылку.

* * *

Одинон очнулся от страшной боли в спине. А если уж быть совсем точным, он думал, что спины у него теперь вообще нет. Вместо спины есть только кровавое месиво вперемешку с раскаленными углями.

— А мальчишка-то силен! Очень силен! — Кряхтел над ним скрилп. — Ну, ничего, сейчас мы это исправим!

Мгновение и новая волна невыразимой боли прокатилась по спине. В беззвучном крике Одинон вновь провалился в небытие.

* * *

Когда он очнулся вновь, спина уже не болела.

— Мамувашу Парадокс. Мамувашу Парадокс. Он очнулся! Господин Одинон очнулся, — кричал скрилп где-то вдалеке.

Через мгновение на пороге комнаты появился Парадокс собственной персоной.

— Как прошло нанесение рун? — спросил он.

— Ужасно. Этот урод чего-то там во мне "исправил".

— В смысле? — не понял гном.

Попутно одеваясь, мальчик начал рассказывать приключившуюся с ним историю. Когда он закончил Парадокс приказал снять рубашку и осмотрел спину, при этом давая Одинону возможность увидеть ее в зеркало. На правом плече красовался черный глаз.

Глаз был как настоящий, разве, что не моргал. Татуировка была расположена на абсолютно гладкой коже плеча, хотя ранее на этом месте красовался большой (с ладонь) шрам от ожога.

Этот ожег он получил еще в детстве. Ему было всего семь лет и, когда родители были на работе, он часто оставался дома один. В один из таких дней мальчик решил поиграть с самолетиками из бумаги, которые он бросал в окно. Довольно быстро ему надоело просто бросать самолетики, и он решил перед броском поджигать их словно это подбитые истребители. Первый же самолетик после удачного вылета занесло в комнату порывом ветра. Далеко самолет не улетел и "приземлился" на плече у мальчика. Рубашка, естественно, загорелась, но он не сплоховал и, сбросив рубашку на пол, затоптал пламя ногой. Образовавшийся на плече ожог довольно сильно болел и, зная, что все раны нужно мазать йодом, он не преминул им воспользоваться. Поверх термического ожога образовался химический.