Путешествие с дикими гусями

— Да ладно тебе, — лукаво улыбнулась Ася, тряхнув кудряшками. — Это все умеют. Даже мой братик, хотя ему всего три... — лицо ее замкнулось и потемнело.

Я все понял и почти выхватил карандаш из безвольных пальцев:

— Что мне нарисовать?

— Что хочешь, — зябко повела плечами Ася, глядя куда-то внутрь себя.

Теперь я просто обязан был создать шедевр. Что-то такое, что могло бы отвлечь ее от мыслей о больном брате, который, быть может, уже мертв. И я начал чиркать грифелем по дереву.

Первой моим творчеством заинтересовалась Анька. Очевидно, журнал она уже дочитала. Лохматая голова нависла над моим плечом:

— Оба-на, а чо это у нас тут такое?

Я совсем засмущался. Неужели так непохоже?

Анька почесала вытравленные до белого цвета космы:

— Погоди-ка, это кто? Аська?

— Никто, — буркнул я, косясь на объект моего вдохновения.

— Не, ну точно Аська! — не унималась старшая девочка. — Вон кудряшки какие. И нос пуговкой. А чего у нее глаза по полтиннику? Это она Борьку что ли увидела? Поэтому губки сердечком?

Моя модель сунула "пуговку" в незаконченный рисунок. Блин, что если ей не понравится? Если она вообще не любит анимешный стиль? Я попытался исправить кривоватый уголок губ, но так разволновался, что слишком сильно надавил на карандаш. С тихим треском стержень сломался.

— Денис! — Ася перевела на меня сверкающие глаза без тени благодарности. — Что ты наделал?!

— Я... Я просто подумал, что тебе понравится, — кое-как удалось выдавить мне.

Девчонка выхватила из моих пальцев сломанный карандаш:

— Да я вот про это! Как мы его теперь заточим?!

Да, об этом я не подумал. Украсил, блин, шедевром стену славы. С другой стороны, чего так психовать из-за какого-то огрызка? Его все равно надолго не хватило бы.

Словно прочитав все у меня на лице, Ася приблизила губы к моему уху и прошептала с ледяным презрением:

— Мы собирались написать записку, что нас похитили. И выбросить в форточку. А ты все испортил, дурак!

Я сидел, как оплеванный. "Мы" — это значит, Борька и Ася. Они вместе собирались спасти всех нас. А теперь...

— Да не убивайтесь вы так, малышня, — хихикнула над нашими головами Анька. — Попросите парней, они сопрут для вас фломастер. Или точилку.

— Что значит, "сопрут"? — нахмурилась Ася.

— То и значит, — с видом умудренного знаниями джинна Анька скрестила ноги по-турецки. — Это у них теперь такая профессия. Шоплифтёр называется. Магазины, значит, обносят. Быстро спиздил и ушёл — называется "нашёл". Верно я говорю, Сауле? — она пихнула дремавшую соседку в бок, и та лениво пробормотала: "Тэйп".

— Это неправда! — Ася даже на ноги вскочила. Сжала кулачки, кудряшки встопорщились. — Мальчики не воры!

— Ну да, ну да, — старшая девочка закатила глаза к потолку, явно играя на публику. — Мальчики у нас просто ангелочки с белыми крылышками. А для чего ты думаешь их каждый день в торговый центр возят?

— А ты откуда знаешь, что их именно туда возят? — прищурилась, подбоченясь, Ася.

— Толян сказал, — торжествующе бросила козырь на стол Анька.

— Это тот с пивным пузом? — моя модель ткнула пальцем себе за спину. — И когда же это он разоткровенничался? Когда тебя трахал?

Я вовремя прикрыл голову руками. Джинн слетел с дивана, целясь когтями прямо в лицо обидчице. Ася успела увернуться, и Анька с грохотом повалилась на журнальный столик. Ее пятка больно заехала мне в грудь, и несколько мгновений я валялся на полу, пытаясь снова обрести дыхание. За это время баталия разрослась, вовлекая в себя новых действующих лиц. Блин, женский бой — это самое страшное, что мне на тот момент приходилось видеть. От визга закладывало уши, волосы летели клочьями, с треском отрывались рукава и пуговицы. Я нашел укрытие под детской кроваткой. "Борька никогда бы так не поступил, — истязал я себя, с тоской следя за танцующими на уровне моих глаз ногами. — Он бы защитил Асю. Он не такой слизняк, как я. Лучше уж быть этим самым, как его, лифтёром, чем... чем..."

Пока я придумывал для себя подходящее определение, дверь комнаты распахнулась. Я прижался к стене, ожидая, что проснувшиеся наконец охранники примутся наводить порядок. Но вместо этого на пол швырнули вялое тело. От удара залитая кровью голова перекатилась на бок, и я встретился взглядом с мутными от боли глазами Борьки. Чей-то визг резанул по ушам. Драка мгновенно прекратилась.

— Заткнись, сучка! А то сама так будешь валяться!

Визг оборвался. Дверь захлопнулась. Не успел еще защелкнуться замок, знакомые острые коленки хлопнулись на пол рядом с избитым мальчишкой. Дрожащие пальцы коснулись окровавленного лица. Честное слово, я бы все отдал, чтобы оказаться на месте Борьки. Пусть даже это стоило бы мне синяков и расквашенного носа. Да даже пары сломанных ребер! Только бы не надо было вылезать из-под кровати у всех на виду, как последний трус.

Автостоп. Дания

Я уже решил, что мне так и придется переть до этого гребаного Есбьерга на своих двоих — если я вообще приду туда, а не в какой-нибудь местный Зажопинск. И тут поднятый палец наконец сработал. Чуть обогнав меня, к обочине проселочной дороги прижался серебристый пежо. По бокам крыши у него торчали коричневые оленьи рога — хозяин машины подготовился к рождеству.

Я проворно подковылял к передней дверце. Из салона пахнуло божественным теплом и зазвенело бубенцами: по радио крутили соответствующую рогам песенку. За рулем, однако, сидел не Санта, а молодой негр, даже без бороды. Здрасьте, приехали!

— Хай, — я изобразил милую улыбку. — Есбьерг?

— Васиебу? — черное лицо напряглось в попытке понять, чего хочет задрогший до синих губ подросток в неадекватном прикиде.

Нет уж, вот про "...бу" это ты, дорогой, забудь.

— Есбьерг, — тыкаю в уходящую вдаль дорогу и широко раскидываю руки. — Биг сити.

— О, Эсбьерг, — закивал негритос, сияя сахарными зубами.

Дальше последовала длинная тирада по-английски — как будто, блин, у меня на роже написано, что я спикаю, как урожденный.

— Донт андерстэнд, — удалось наконец вставить мне.

Негр скис. Я тоже. Но тут черная рука метнулась к бардачку и вытащила оттуда карту. Вскоре до меня дошло, что водила ехал в сторону Эсбьерга, но сворачивал на полдороги, и предлагал подбросить меня до соответствующего перекрестка.

— Окей, — быстро согласился я и плюхнулся на сиденье с подогревом.

В тепле меня развезло, здорово потянуло в сон. Но задремать так и не вышло. Во-первых, задубевшие ноги снова стали обретать чувствительность, и все мозоли резко напомнили о себе. Во-вторых, негр попался разговорчивый. Все пытался у меня чего-то выпытать. То откуда я, то про родителей, то зачем мне в Эсбьерг. Я, конечно, в английском чайник, но какие-то элементарные слова, да еще когда их произносят медленно, понимаю. Пришлось прикинуться тормозом. Донт андерстенд нефига. Хотя больше всего хотелось сказать "Фак офф, гамадрил". А тут еще живот стало крутить. То ли мало ему показалось восьми бутербродов с сыром и колбасой, то ли малиновый мясопродукт пришелся не по вкусу, и желудок тосковал по собачьему рагу.

В итоге, я почти обрадовался, когда пежо тормознул на перекрестке у желтого знака с изображением автобуса.

— Бас, — негр ткнул в табличку и с сомнением посмотрел на меня — типа въехал этот тупица или нет? — Ту Эсбьерг.

— Ноу бас, — неожиданно блеснул я сообразительностью и захлопал на парня грустными глазами. — Ноу мани.

Черное лицо в миг просветлело. Рука завозилась с брюками. Я насторожился, готовый, если что, подорвать в лесок. Но негр вытащил из кармана сплющенный бумажник и достал из него купюру:

— Мани. Бас.

Деньги исчезли в моем кулаке прежде, чем он успел договорить.

— Так, — быстро поблагодарил я и выкатился на обочину.

Не, сегодня определенно мой день. Встал на остановке, как примерный школьник. А негр не уезжает. Пялится на меня через лобовое стекло. Не понял, я ему тут что — натурщиком стою? Думает, дал мальчику пару крон, и все можно? Ну, делаю покер-фейс. Даю понять, что ничего тут не обломится. Ладно, тронулся черномазый. Но около меня притормаживает, стекло опускает и чего-то мне опять начинает втюхивать. Типа, может, я "нид хелп"?

Ага, вот только твоей "хелп" мне и не хватало. Знаем мы таких, видали. Нет уж, лучше я тут спокойненько автобуса подожду. Короче, пришлось черномазому удовлетворится моим "ноу". Покачал кудрявой головой и укатил со своими рогами. Я перевел дух. Пронесло.

Автобус подошел минут через двадцать. На столбе висело расписание, только толку от него, когда нет ни часов, ни мобильника. Я протянул жирному водителю деньги. К моему удивлению, мне дали сдачу — хоть мелочь, а приятно. Забрался в самый конец почти пустого салона. Две девчонки в наушниках и дремавшая у окна старушка не обратили на меня никакого внимания. Засунул в рот последний леденец, чтобы немного успокоить желудок. Пересчитал сдачу. Ого, сорок крон! В Макдаке на них точно можно будет нажраться. Живем!

Я сам не заметил, как отключился, даже не вытащив палочку изо рта. Прочухался, только когда кто-то тронул меня за плечо. С испугу чуть не засветил жирному водиле в пузо. Оказалось, приехали мы. Конечная. Эсбьерг.

Я вылез из автобуса под противный дождь. Осмотрелся. Напротив большое красное здание в стиле средневекового замка с башенками. Огромные часы показывают два. Судя по снующим туда-сюда личностям с чемоданами — это вокзал. Автобусы останавливаются на небольшой площади, окруженной зданиями, похожими на офисные. Ладно, вокзал пока вполне сойдет. Хоть не люблю я их, но там, по крайней мере, тепло и не капает. Бросив пластиковую палочку на асфальт, я отправился на разведку территории.

Фотограф. Литва

К вечеру все уже знали, за что Борьку поколотили. Он решился на то, о чем многие думали, но почти никто не отваживался даже говорить. Парень попытался сбежать. И пусть его поймали! Борька заявил, что, как только представится случай, он сделает это снова. И с учетом прежнего опыта на этот раз у него обязательно получится.

Я лежал без сна у окна и прислушивался к доносящимся из-за журнального столика звукам. О чем они там шушукаются? Замышляют сбежать вместе? Конечно, Борька теперь герой. Борец за свободу. Обо мне Ася уже давно забыла. Вернее, если она что и помнит, так это, как я под кроватью сидел, пока Анька ей фингал ставила. Сумел отличиться, ничего не скажешь.

Не знаю, как долго я занимался самоедством, но, когда заснул, увидел удивительно яркий сон, который помню даже сейчас. Как будто зубами рву свое запястье, пока из него не начинает бежать кровь. Тогда Ася просит меня отвернуться и снимает белую маечку. Когда я поворачиваюсь обратно, она уже в одеяле, том самом, с белочками, как индейский вождь. Она берет мою раненую руку и водит ею над белой тканью. На майке проступают красные буквы: "Помогите. Мы на восьмом этаже". Потом Ася залезает на подоконник и выбрасывает наше послание в форточку. Ребята смотрят на нас круглыми от восхищения глазами. Девочка перевязывает мое запястье рубашкой и укладывает меня на свой матрас. Ложится рядом и укрывает нас обоих одеялом. Теперь остается только ждать, когда нас всех спасут. Я слышу, как, невидимый за стенкой из столешницы, ворочается под окном одинокий и замерзший Борька, и улыбаюсь.

Сон был таким реалистичным, что, проснувшись, я первым делом осмотрел запястье. Блин, ни царапины! Нам принесли утреннюю порцию консервов. Потом пришли за Каспаром и литовцем. Про Борьку словно забыли. Хотя, если пораскинуть мозгами, вид у пацана был такой покоцанный, что его и на порог торгового центра не пустили бы.

Через день или два, точно не помню, у нас появился новичок. Мальчик-одуванчик с белыми пушистыми волосами, облаком стоящими вокруг головы на тонкой шейке. Он ни с кем не говорил и безропотно занял место под окном. Мне бы радоваться, но было почему-то ужасно его жалко. Будто я чувствовал в нем какую-то ущербность, вроде усохшей ноги или разъедающего кости изнутри рака, как у Асиного брата. Хотелось его защитить или как-то утешить, но я боялся. Словно то, что точило Одуванчика изнутри, было заразным и могло передаться через прикосновение. Поэтому я старался лечь на матрас как можно дальше от пацана, а когда он, ища тепла, подкатывался под бок во сне, отпихивал щуплое тело на место.

Теперь нас стало одиннадцать, и все свободное место на полу было занято матрасами и детьми. Тогда нас заставили фотографироваться. Выводили в соседнюю комнату по одному. Помню, меня подтолкнули к стулу, за которым стоял белый полотняный экран. Я сел на краешек, щурясь на режущие глаза яркие лампы. Передо мной на треноге высился фотоаппарат, за которым хлопотал невысокий плешивый мужичок в клетчатом пиджаке и галстуке бабочкой.

— Какой милый цыпленочек, — промурлыкал Плешивый и подмигнул водянистым глазом. — Только почему такой грустный?

— Мне улыбнуться? — хмуро уточнил я. Хотелось побыстрей убраться из-под этих прожекторов и липкого взгляда фотографа.

— Фу, какой бука, — хихикнул Плешивый. — Просто не хмурься, и я тебе кое-что покажу.

— Подбери слюни, Рафаэль! — тычок в плечо чуть не свернул фотографа вместе с камерой. — Ян сказал этого петушка не трогать.

Плешивый плаксиво скривился на охранника, потирая ушибленное место:

— Ой, ну что вы, Анатолий, сразу "слюни". Я просто хотел показать малышу, как вылетит птичка.

Толян с напарником заржали: "Ага, птичка у него вылетит, щас! Лысая такая, с розовой головкой!" "Ага, гриф, ...ля!"

Я сидел, не жив, не мертв, непонимающе переводя глаза с фотографа на охранников и обратно. Вот такая фотка и получилась в новом паспорте, сделавшем меня гражданином Литвы: недоуменное выражение бледной мордахи, полуоткрытый рот. Имбицил, как бы выразился Борька. Но это я уже забегаю вперед.

Борьку вытащили сниматься вслед за мной. Плешивый закатил глазки к потолку, замахал ладошками:

— Нет, нет! Так совершенно невозможно работать! Что у него с носом? Вы представляете, как это будет выглядеть на фото?

Вскоре он уже пищал на охранников, те орали на него. Меня запихнули обратно в комнату в тот момент, когда Толян стал названивать Яну. Решилась проблема просто. В отобранной у Аньки в день прибытия сумочке обнаружилась косметичка. Хозяйка кремов и пудры колдовала над Борькиным носярой и Асиным глазом, пока результат не удовлетворил Плешивого. Когда всех наконец успешно щелкнули, Борька попросился умыться, но ему не дали. Хотя и в ТЦ вместе с Каспаром и литовцем не увезли.

Забрали его позже, уже под вечер. Ася ждала. Я слышал, как она ворочалась за журнальным столиком и вздыхала, пока Анька не пнула ее, пригрозив придушить одеялом. Девочка затихла, но я знал, что она не спит — так же, как и я. В какой-то момент меня все-таки сморило. Проснулся от шума: кто-то смеялся странно, как пьяный или душевнобольной, под хор встревоженных девичьих голосов. Я продрал глаза.

Борька висел у Аси на шее, согнувшись пополам в приступе безудержного хохота. Вид у него был, мягко сказать, встрепанный, но кровь вроде нигде не капала.