Свой Среди Чужих

"Какая вам, к черту, разница, где вас убьют. Под Синявино или какой-нибудь другой деревне".

Зато вторая новость стала для меня неожиданностью, хотя бы потому, что в первую очередь, ее было положено знать мне по роду службы, а не офицерам штрафной роты. Оказывается, прошедшей ночью был вырезан передовой дозор. Следы двух человек от окопов вели на нейтральную полосу, в сторону немцев.

"Хм. Наверно, поэтому здесь появился подполковник из ОКР. Но почему прислали человека из Москвы? Своих мало? Или это дело... не их масштаба. Да еще как-то слишком быстро он появился, словно по их следам шел. М-м-м.... Значит, произошло что-то крайне важное. Впрочем, не буду себе этим голову забивать. Не мое это. Не мое".

Вскоре усталость взяла свое, и я заснул почти сразу, как только голова коснулась изголовья топчана. Вот только выспаться всласть мне не дали, так как я очнулся от того, что меня кто-то тряс за плечо и тихонько бубнил одно и то же: — Товарищ лейтенант. Товарищ лейтенант. Товарищ....

Открыл глаза. Передо мной стоял Коломиец, ординарец капитана-контрразведчика.

— Здесь я, — зло буркнул я. — Чего надо?

— Вас капитан Костромин к себе требуют.

— Сколько времени?

— Около часа ночи.

Я матерно выругался, правда, про себя. После чего натянул сапоги, надел так и не просохшую шинель, после чего вышел вслед за солдатом в сырую и холодную темень. Пока мы шли, с меня слетели остатки сна, после чего я стал анализировать неожиданный и срочный вызов. Так как меня здесь знали считанные люди, то я остановился на подполковнике из Москвы, из-за его непонятного внимания к простому лейтенанту. Не постучавшись, толкнул дверь, но стоило мне переступить порог, как понял, что мои предположения оправдались на все сто процентов. Капитана не было, а за его столом сидел подполковник Быков. Напротив него оседлал табурет незнакомый мне старший лейтенант с тонкой папочкой в руке. Оба в упор смотрели на меня.

— Товарищ подполковник....

— Проходи, лейтенант. Времени нет, поэтому перейдем сразу к делу. Садись.

Я сел на свободную табуретку.

— Ты знаешь, что прошлой ночью двое ушли к немцам?

— Так точно. Знаю.

— Их надо найти.

Его слова заставили меня лихорадочно просчитывать неожиданное задание, которое мне собрались поручить.

"Найти! Легко сказать. А как это сделать? И почему я? Впрочем, чего гадать? Посмотрим, что он дальше скажет".

Подполковник видимо ожидал моего удивления и вопросов, которыми я его засыплю, но, не дождавшись, невольно переглянулся со старшим лейтенантом и снова посмотрел на меня.

— Вы не удивлены?

— Удивлен. Просто жду объяснений.

— Ваша выдержка соответствует данной вам характеристике по прежнему месту службы. Очень хорошо. То, что вам будет поручено, является важной государственной тайной. Я прибыл сюда по личному распоряжению наркома внутренних дел товарища Берии, — этими словами он предупредил меня, что я теперь буду делать только то, что он прикажет, и это без каких-либо возражений. — Мошкин.

Старший лейтенант открыл папку, достал лист бумаги и, ни слова не говоря, протянул мне. Я быстро пробежал глазами текст. Это была подписка о неразглашении государственной тайны с расстрельной статьей. Делать было нечего. Когда я подписал бумагу и положил перед ним, взгляд у подполковника, которым он смотрел на меня, был холодный, безразличный и смертельно опасный, как взгляд снайпера через оптический прицел. Он словно обещал мне, что сам лично приведет приговор в исполнение, если я не выполню приказ.

Вдруг в дверь постучали, после чего на пороге появился незнакомый мне человек в маскхалате.

— Товарищ подполковник....

— Проходи. Знакомься. Вот с ним в тыл пойдешь.

Незнакомец был крепок и широк в плечах. Взгляд внимательно-изучающий. Подошел ко мне. Я встал.

— Василий.

— Костя, — в тон ему ответил я.

Мужчина усмехнулся, потом бросил взгляд на подполковника. Тот коротко бросил: — Садись. Мошкин.

Старлей достал из папки две фотографии и подал мне.

— Это фотографии предателей. Смотрите и запоминайте, — впервые я услышал голос старшего лейтенанта.

— Запомнил, — но только успел отдать фото, как он мне вручил еще одну фотографию. С нее на меня смотрел полковник немецкой армии.

— Это полковник абвера Густав фон Клюге. — прокомментировал этот снимок уже подполковник. — Именно с ним предатели должны встретиться. Теперь о задаче, которая перед вами стоит. Вам необходимо сопровождать и выполнять приказы товарища Василия. На все время задания он становится вашим командиром.

— Приказ понял, товарищ подполковник.

— Прямо сейчас вас переправят через линию фронта. Что вам нужно?

— Немецкая форма и документы. Товарищ Василий знает немецкий язык?

— Знает. Идите. Вас проводят.

За дверью меня ждал незнакомый мне сержант, который уверенно повел меня в темноте, по липкой, жидкой грязи, которую я уже начинал ненавидеть. Спустя час, переодетый в немецкую форму и маскхалат, с немецким автоматом за спиной, я вместе с товарищем Василием, стоял в траншее, рядом с группой разведчиков. Кроме них был командир роты Сапелов и начальник дивизионной разведки майор Ершов. С ними меня познакомил капитан Костромин, стоявший вместе с ними, а вот Быкова среди них не было, зато был старший лейтенант Мошкин. Командир разведчиков, который, так же как и я, получил неожиданный приказ: умереть, но доставить этих двух человек в тыл фрицам живыми и невредимыми, был излишне напряжен. Его можно было понять. Просто так, без подготовки, взять и перевести людей через нейтральную полосу. Подойдя к нам, он сразу спросил: — В поиск раньше ходили?

Мы оба покачали головой. Нет. Не ходили. Было видно по его глазам, что наши ответы не сильно порадовали офицера-разведчика.

— Ладно, — сердито процедил он сквозь зубы. — Тогда скажу вам одно: слушать мои приказы беспрекословно. Выступаем.

Переход через нейтральную полосу был для меня не в новинку, но все это касалось только сознания, а не тела, которое автоматически напрягалось, стоило взлететь осветительной ракете или немецкому пулемету дать отрывистую, лающую, очередь. Все это заставляло меня вжиматься в мокрую землю и дрожать каждым нервом от холодного и липкого внутреннего страха, накатывающего каждый раз. В какой-то момент немцы то ли заметили нас, то ли это была случайная очередь немецкого пулеметчика, но она достигла цели. Непроизвольный вскрик, получившего пулю разведчика, сделал свое дело. В небо полетели осветительные ракеты.

— Назад! Уходите! — закричал нам офицер — разведчик. — Мы прикроем!

Мы, не раздумывая ни секунды, кинулись бежать. Немцы, сосредоточив огонь на разведчиках, не сразу поняли, что от группы отделились два человека, которые сейчас бегут к своим траншеям. Именно эта минута или полторы дала нам возможность избежать пули в спину. Разведчикам повезло намного меньше. Как я узнал позже, из шести разведчиков только двое, раненые, приползли к нашим окопам спустя два часа, остальные остались лежать на нейтральной полосе. Не успел я оказаться в окопе, как меня и товарища Василия сразу потащили по ходу сообщения, уводя из опасной зоны. Пули, то и дело, свистели над нашими головами, а спустя еще десять минут мы сидели в блиндаже командира роты. Начальника дивизионной разведки здесь не было, зато был один из тех, кто организовал эту авантюру. Старший лейтенант Мошкин.

— Как вы? — спросил он.

Я пожал плечами, а товарищ Василий ответил вопросом на вопрос: — Быков знает?

— Так точно. Он ждет у себя, а вас, лейтенант, мне приказано определить на ночлег, до особого распоряжения товарища подполковника.

"Это понятно. Меня, как хранителя военной тайны, сейчас фиг куда выпустят. При себе держать будут".

— Мне надо переодеться.

— У меня приказ. Идемте.

— Полковник, вы допустили непростительную ошибку! Вы должны были взять этих людей! Взять сразу, как только они покинут Москву! Что вы можете сказать в свое оправдание?! — хозяин кабинета уперся бешеным взглядом в своего подчиненного.

— То, что говорил раньше, товарищ комиссар! У нас в управлении сидит предатель! Они были предупреждены, после чего поменяли маршрут. К тому же их вели люди Берии.

Столкновение с ними сразу бы нас выдало.

— Люди Берии? Вы мне об этом не докладывали. Почему?

— Только вчера мне стало это окончательно ясно, товарищ комиссар! Потом надо было проверить, так ли это. В этом деле нам нельзя ошибаться.

— Да! Ошибаться нельзя! Но и времени у нас нет! Если хотя бы часть документов.... Ты, что, не понимаешь, что произойдет, если всплывут эти документы! Не понимаешь, да?! В самый разгар войны!

— Прекрасно все понимаю, товарищ комиссар, вот только спешка ни к чему хорошему не приведет. К тому же не мы одни в таком подвешенном состоянии.

— В подвешенном состоянии? Как ты изящно выразился! Да нас не только подвесят, но и распнут, как того христа!

Хозяин кабинета, находясь в крайнем возбуждении, сначала резко вскочил, но спустя секунду снова сел, наклонился, задвигал ящиками стола, затее поставил на столешницу початую бутылку коньяка и стакан. Набулькал сначала половину стакана, секунду подумал и долил, потом взял стакан и одним махом опрокинул себе в рот. Пару минут сидел, потом поднял глаза на своего заместителя: — Коротко расскажи мне, как обстоят дела на сегодняшний день.

— Я думаю, что ни американцы, ни англичане архива не получат. Те, у кого сейчас архив, предложили бумаги американцам, видимо только с одним расчетом: узнать его цену. Они прекрасно знали, что сделку им до конца не довести, так как каждый посольский работник у нас под строгим надзором. Еще один шаг и они бы засветились, но они затаились. И вот теперь выплыли снова, но уже в связи с немецкой разведкой. Этот вариант был нами просчитан, но честно говоря, я в него не верил. Судя по всему, немцы сумели им предложить столько, что они откинули всякий страх. К этому могу еще добавить следующее. Люди Берии активно занимаются этим делом и идут на шаг впереди нас. Не сегодня, так завтра, к этому делу подключиться контрразведка. Переход, а затем прибытие людей Берии — все это было у них на виду, поэтому обязательно заинтересуются.

— У Берии кто этим вопросом занимается?

— Подполковник Быков.

— Кого переправили в тыл немцам?

— Майора Васильева, доверенное лицо Быкова и лейтенанта Звягинцев. Наш бывший сотрудник.

— Он что теперь.... — хозяин кабинета сделал многозначительную паузу.

— Нет, товарищ комиссар, не переметнулся. Насколько я могу судить о сложившейся ситуации, лейтенант оказался там чисто случайно. Его, как оперуполномоченного СМЕРШа придали штрафной роте.

— Хм. Мы его можем использовать?

— Скорее нет, чем да. Вполне возможно, что он обижен на свой перевод. Парень молодой, к тому же, судя по его характеристике, у него независимый и упрямый характер, при этом хладнокровен, не теряет головы в опасных ситуациях, не боится крови.

— А что там за история, с этим лейтенантом? — когда заместитель кратко изложил историю Звягинцева, сказал. — Так это, значит, что он остался один и при этом выполнил задание?! Мать вашу! Такого разведчика потеряли! Может все-таки попробовать его забрать обратно?

— Слишком подозрительно. Быков обязательно насторожиться. К тому же, я думаю, если там, в тылу, все пройдет гладко, подполковник сам захочет забрать его к себе. Ему нравятся люди, подобного склада, как Звягинцев.

— Мы что-то можем сделать?

— У нас сейчас осталось две зацепки, товарищ комиссар. Вычислить предателя у нас в управлении и попробовать действовать через него. Еще можно попробовать через штаб партизанского движения связаться с партизанским отрядом.... Хотя, нет. Так мы проявим себя.

Комиссар задумался. Может плюнуть на все и выйти из игры? Еще не поздно. Вот только он твердо знал, что под него копают. Причем давно и глубоко. Исчезновение двух его агентов говорило о многом. Зато если он найдет и представит хоть часть этих документов Сталину, то ему никакие враги будут не страшны.

"Или меня очень быстро уберут. Но кто мне мешает подстраховаться?".

— Ищи крысу! Даю добро на ВСЕ твои действия! Ты меня понял?!

— Так точно, товарищ комиссар!

ГЛАВА 3

Немецкая разведка не зря ела свой хлеб. Сначала немецкая артиллерия довольно точно ударила по дальним объектам — танковому корпусу и двум стрелковым дивизиям, которые были сосредоточены в ближнем тылу для прорыва, нанеся технике и человеческому составу армейских частей серьезные потери, после чего стала основательно перепахивать две передние линии обороны. Здесь к пушкам присоединились минометы, после чего немецкая пехота, под прикрытием танков и бронетранспортеров, кинулись в атаку и вскоре в первой линии траншей закипел рукопашный бой, который продолжался недолго, сыграли свою роль неожиданность и мощный артобстрел. Уже с трудом была захвачена вторая линия обороны, после чего немецкие танки и пехота под прикрытием артиллерии, продолжавшей обстреливать наши тылы, ударили по нашим войскам. Потеря связи между частями, случайная гибель командира и ряда офицеров стрелковой дивизии (один из снарядов угодил прямо в штабной барак) внесли хаос и сумятицу в полки и подразделения. Сейчас был не 41-й год, когда бойцы и командиры бежали в панике, а конец 1943, поэтому даже сейчас, находясь в невыгодном положении, фашистам преградили путь. Ценой крови, мужества и силы духа русских людей, которые бросались с гранатами под танки, выкатывали пушки на прямую наводку, стреляя в упор по вражеской бронетехнике, отстреливались до последнего патрона, но не отступали. Видя это, немецкие генералы кинули в прорыв, свежую моторизованную дивизию и полк самоходных артиллерийских установок, благодаря которым вырвались на оперативный простор, сумев углубиться, где на десять, где на двенадцать километров, сведя к нулю все разработанные планы по наступлению на этом участке фронта. Бесполезную попытку остановить гитлеровцев попробовал командир бригады, стоявшей в резерве, но был просто смят и раздавлен ударом железного кулака.

Авиация бездействовала уже несколько дней по причине плохой погоды, поэтому рассчитывать на ее поддержку не имело смысла, как и на дальнобойную артиллерию. Чтобы остановить немецкие части, были срочно переброшены и вступили в бой резервы от соседей. После ожесточенного боя, на новой линии обороны установилось шаткое затишье. Обе стороны, не теряя времени, лихорадочно закреплялись на захваченных позициях, при этом настороженно следя за действиями противника. Наш главный штаб и разведывательное управление, проводя совещания, пытались понять, как немцы сумели не только прорвать нашу оборону, но и сорвать тщательно планируемое наступление. Из Ставки для проверки была быстро сформирована и послана комиссия, что разобраться на месте с теми, кто мог допустить подобный провал.

Дикий грохот не только разбудил меня, но и заставил мгновенно вскочить на ноги. По нашим позициям била немецкая артиллерия. Напротив меня судорожно пытался попасть в сапог старший лейтенант, спавший напротив меня. Я его прозвал "битюг". Длинное лицо, где-то напоминавшее лошадиную морду, широкие плечи и выпуклая грудь, говорящие о большой силе. Он был один из трех офицеров в помещении, куда меня определили на постой, а вернее — под охрану. Кроме "битюга" здесь ночевали Мошкин и еще лейтенант, из команды Быкова. Сейчас все трое лихорадочно одевались, мне же нужно было только надеть сапоги, так как вчера уставший до предела, я улегся спать, почти не раздеваясь. Надевая сапоги, я одновременно пытался понять, что это: просто артиллерийская пристрелка или предвестник наступления. Среди московской группы царила растерянность, сейчас она хорошо отражалась на их лицах. Они не понимали, что происходит, впрочем, так же как и я.