Смерть зверя с тонкой кожей

— Он был моим другом пятнадцать лет. Я его знаю.

— После пары лет в тюряге Нджалы? Сомневаюсь. Боюсь, он теперь и сам себя не узнает.

— Я уверен только в одном: он никогда не делает ничего просто так, без причины.

— Может он сам не знает, что делает, — Шеппарду не хотелось сдаваться.

— Он сбежал из тюрьмы, откуда никто никогда не сбегал, прошёл сквозь джунгли, считавшиеся непроходимыми и добрался до побережья, не имея ни денег, ни друзей, ни иной посторонней помощи. Потом, предположительно, скрывался где-то, пока не смог пробраться на корабль. Скорее всего, вкалывал за проезд на каком-нибудь судне, идущем под панамским или либерийским флагом, там лишних вопросов не задают и документов не требуют . Как бы то ни было, но следующая весточка от него — та жуткая депеша. "Задание будет выполнено".

Смит сделал паузу и посмотрел на Шеппарда.

— Похоже на человека, утратившего рассудок?

— В последнем пункте — очень. До сих пор не понимаю, зачем это ему понадобилось.

— То, что вы не видите причин, ещё не значит, что их нет.

— О'кэй, вы его друг. Для вас он — что-то среднее между капитаном Марвелом и супершпионом. По мне — ещё один сбрендивший убийца. Псих.

— Вы с ним работали?

— Всего раз и давно. Не то, чтобы очень помнил его.

— Он вспомнит о вас каждую мелочь...

— Я польщён.

— ...если её можно будет использовать против вас.

— Думаю, о характере Эбботта у нас информации достаточно, — подытожил Контролер, — поговорим об его проблемах.

Было видно, что Смит несогласен, но сдерживается — он-то считал характер Эбботта ключом к решению.

— Непосредственные проблемы, разумеется, — уточнил Контролер, — деньги, еда, жильё.

— Если у тебя достаточно первого, остальное легко купить, — заметил Смит.

— Следовательно, первым делом необходимо установить наблюдение за его банком, — заключил Шеппард.

— Уже. Если он свяжется с ними, нам дадут знать. Стандартная практика — контроль за счетами исчезнувших агентов.

— Но вы считали, что он мёртв.

— Верно. Но мы ожидали подтверждения. Помните, позитивной идентификации тела не было. Был шанс, что он лёг на дно, скрываясь от полиции Нджалы. Со временем эти надежды таяли...пока не появился он со своей бомбочкой.

— И откуда он может добыть денег?

— Родители умерли, — перечислял Смит, — две сестры, обе замужем, обе живут за границей, одна в Израиле, другая в Канаде. Кроме того, престарелая тётка в Корнуэлле и несколько двоюродных родственников на севере — адреса имеются в списке, который я вам раздавал. Никого из них он не видел годами. Что до друзей, большинство их — из Службы, вроде меня.

Шеппард потёр подбородок, сдерживая зевоту.

— Остаётся жена.

— Бывшая, — уточнил Смит.

— Станет она помогать ему?

Смит поразмыслил и решил, что, да, скорее всего, станет. Следовало защитить Джоан от тяжёлой лапы Шеппарда и заняться ею самому. Он тщательно подбирал слова:

— Думаю, что она слишком неврастенична и ненадёжна, чтобы помочь кому-либо. Сомневаюсь, что он станет рисковать.

— Беспокоиться о риске, готовясь убить Нджалу?

— О ненужном риске.

— А может быть, именно этот риск не совсем ненужный? Может быть у него нет денег? Может быть он в отчаянном положении? Может быть, наконец, ему просто некуда больше пойти?

— Если бы, да кабы... — сказал Смит, — А были бы у моей бабушки яйца, была бы она дедушкой.

— Фрэнк, — неодобрительно проворчал Контролер. Он считал, что все они в Департаменте, в первую очередь джентльмены и обязаны выражаться, как подобает джентльменам. Был он человеком старой закваски и воспитывался в другое время.

— Как бы то ни было, — остыл Смит, — вы взяли квартиру под наблюдение.

Каким-то шестым чувством, Шеппард почувствовал, что попал в точку. Он усмехнулся немного кривоватой усмешкой — сказывалась давняя травма челюсти.

— А может быть этих "может быть" тут слишком много? Миссис Эбботт — наша единственная зацепка. Так может быть я перекинусь парой слов с маленькой леди? Может быть, удастся узнать чего новенького? А? — он ещё раз усмехнулся, — Да, может быть, оно того стоит.

— Не трогайте её, — сказал Смит медленно и раздельно.

Маленькие глазки Шеппарда превратились в щёлочки.

— Если это поможет поймать убийцу — трону.

— Фрэнк, — предостерёг Контролер, — не наше дело — учить суперинтенданта его работе.

— Знаю я его работу. Насмотрелся, — тем же ровным тоном ответил Смит.

— Маленькая леди — тоже из ваших друзей? Как и её муж?

— Да. Если вам, чёрт побери, есть до этого дело.

— Так, джентльмены, — вмешался Контролер, — давайте, как говорится, остынем. И сосредоточимся на наших проблемах. Первым делом требуется убедить полковника Нджалу убраться из чёртового отеля.

Он повернулся к Смиту:

— Не думаю, что вы встречались с ним.

— Нет. Видел на паре приёмов в посольстве и всё.

— Хорошо, — сказал Контролер с плохо спрятанной злобой, — теперь вам придётся много встречаться.

Он пытался вспомнить медвяный запах цветущей таволги в летнем лесу, лицо девушки, которую любил когда-то, её губы и ещё много других приятных вещей. Всё, чтобы мысленно перенестись отсюда куда-нибудь..

Потом его саданули резиновой дубинкой по почкам. Они были не слишком профессиональны. Их пока не научили бить по седалищному нерву так, чтобы боль отдавалась вспышкой в голове. И всё равно, получить по почкам — удовольствия мало. В последний раз он мочился кровью три дня.

Допрос казался бесконечным.

Он британский агент, так? Они знали этот факт наверняка, так что его можно было и признать. Его задание? Кто давал его? Как осуществлялась связь? Какой шифр?

И каждый раз он просачивался у них между пальцев, куда-то в другую реальность. Весь фокус в том, что выйти из самого себя и не возвращаться. Тогда даже собственный крик кажется чем-то нереальным.

...На сей раз удар пришёлся в лицо.

Одна польская девушка как-то сказала, что у него замечательно белые зубы. Вместе с кровавой слюной, он выплюнул и один из них.

Он чувствовал, что теряет сознание.

— Вспомнил, — проговорил он, еле ворочая языком, — в самом деле вспомнил...

— Что? Что ты вспомнил?

Им пришлось наклониться совсем близко, чтобы расслышать его шепот.

— Запах цветущей таволги, — сказал он, и они набросились на него снова.

7.

Человек, из-за которого поднялась такая суета, спал с очередной любовницей в своём номере, в пентхаузе высоко над Парк-лейн. Впрочем, "спал" тут было, мягко говоря, не совсем точным эвфемизмом.

В Модибо Нджале всё оставляло впечатление чрезмерности: невероятное сластолюбие, интеллект, зверство. Он мог показаться даже карикатурным, но только не тем, кто знал, как мало там было смешного, и как много — смертельно опасного. Здоровенное тело с соответствующими аппетитами плюс энергия и возможности, чтобы их утолять — ему всегда хотелось всего и побольше.

В сексе его пристрастия отличались широтой — оральный, анальный и даже нормальный — по настроению.

Кончив во всех мыслимых вариантах и позициях, он переместился в столовую пентхауза. Перекусить (огромное блюдо Витабикса со сливками), а заодно и просмотреть резюме переговоров, которые он вёл вместе со своими экономическими советниками.

Потом вернулся в постель, разбудил недовольную девицу и продолжил с места, где остановился. Разве что выглядел немного рассеянным.

— Господи, — не выдержала девица, — ты вообще когда-нибудь остановишься?

— Сколько будет двадцать три процента от двух-точка-семи миллионов? — спросил он, раздвигая ей ноги, — Тысяч шестьсот, скажем?

— Ох, больно.

— Витабикса хочешь? Тебе полезно.

— Поспать хочу. Это будет куда полезнее.

— Всю жизнь проспишь, — обещал ей Нджала, снова входя в ритм, — не понимаю, что творится с теперешней молодёжью.

Потом он оставил её в покое и поспал пару часов сам. Встал, опустошил ещё тарелку Витабикса, перечитал резюме, сделал кое-какие расчёты и ещё час надиктовывал на диктофон письма и записки.

К тому времени рассвело и он вышел на крышу, в садик с видом на Гайд-парк. Над травой поднималась перламутровая дымка, а чёрные стволы деревьев влажно блестели после ночного дождя. По Роттен-роу процокал одинокий всадник. Ещё более одинокая фигура в вечернем костюме, спешившая куда-то казалась нелепой в насмешливых лучах рассвета. Прямо под Нджалой по Парк-лейн проезжали машины, казавшиеся отсюда игрушечными. Лондон, ещё не проснувшийся, лежал перед ним в странной, выжидающей тишине.

Нджала глубоко вдохнул утренний воздух. День ожидался удачный, стоило посмотреть гороскоп.

В одном купальном халате его быстро пробрал холод. Он вернулся в номер, принял ванну, горячую настолько чтоб только стерпеть и лениво принялся одеваться.

Нджала любил Англию. В некотором роде он воспринимал её, как свою духовную родину: он заканчивал Итон и Оксфорд, хоть и носил под тщательно выглаженными рубашками бусы вуду.

В Африке он в одну ночь преобразился в революционера, но не оттого что так уж ненавидел британскую колониальную систему (которую полагал весьма сносной, по сравнению с французской) и не потому что жаждал видеть свободной милую родину (чёрных братьев он считал невежественными дикарями, ни к какому самоуправлению неспособными). Просто его широкие ноздри уловили ветер перемен. И уловили вовремя. Если чёрным суждено вернуть себе Африку, он, Модибо Нджала, будет на переднем крае.

В семь тридцать прибыли завтрак и Артур с почтой и утренними газетами. Артур был его личным секретарём и дядей одной из бывших пассий. Женщин у Нджалы было много, и штаты стонали под наплывом некомпетентных дядей. С Артуром дело обстояло иначе. Он был компетентен. И достаточно умён, чтобы этого не показывать. Слишком умных и компетентных в своём окружении Нджала не любил.

— С Вашим Превосходительством хотел бы встретиться мистер Смит, — объявил Артур.

— Смит? Какая редкая фамилия! Особенно в таком отеле. Его что, по-настоящему так зовут?

Артур промолчал.

— Это, Артур, была шутка. Ты учился здесь, я думал, ты поймёшь. Ладно, какого чёрта ему нужно?

— Я так понял, он связан с военным министерством, сэр. Что-то из безопасности.

— Контрразведка. И чего им потребовалось, хотел бы я знать? Ладно, посмотрим после завтрака.

— Сэр, он ждёт уже полтора часа.

— Меня они заставили ждать пятнадцать лет, Артур. В основном, в тюрьме.

Нджала отправил в рот полную ложку Витабикса.

— Я кушаю, — сообщил он.

За едой он просмотрел корреспонденцию, при необходимости надиктовывая ответы на диктофон. Дал указания насчёт приглашений на приёмы и повестки дня. Повестка, как всегда, оставляла пару часов — с шести до восьми — на сон (плюс ещё два-три часа ночью — а больше ему и не требовалось).

Артур передал свежие данные о нефтедобыче, которые привели его в хорошее настроение:

— Семьдесят тысяч баррелей только с нового поля. Это выходит десять тысяч метрических тонн. Отлично. Чем больше мы загоним им до того, как они начнут добывать у себя в Северном море — тем лучше. Помни, они там заложили всю продукцию на годы вперёд.

Нджала стремился вычерпать золотое дно, пока оно не иссякло и коварно перебивал цены арабам. В сочетании с урановыми концессиями это сделало его ценным союзником. И озолотило, к тому же.

Он налил себе ещё кофе и сказал:

— Впрочем да, ты прав. Лучше всего быстро отделаться от этого парня, заказать для Эрминтрюды завтрак в постель и отослать её. Дай ей денег и скажи, что я жду её этой ночью.

— Думаю, ночью будет другая Эрминтрюда.

— Думаешь? — нахмурился Нджала, пытаясь вспомнить.

— Личная рекомендация ночного портье.

— А, эта. Да, да, конечно. Лучшая из всей партии. Мне понравилась.

— Так что, этой я говорю, что мы перезвоним?

— ...и что звонить нам не нужно. Я что-нибудь упустил?

— Смертные приговоры, сэр. Они должны уйти сегодня дипломатической почтой.

— Конечно, конечно, два наших юных революционера.

— Вы читали петицию их родных?

— Нет, Артур. Давать им помилование я не собираюсь, значит и читать не имеет смысла. В отличие от христиан, я не верю в снисхождение. Простишь этих сегодня, кто-нибудь ухлопает тебя завтра. А почему бы и нет? Уже несколько раз пытались. Полагаю, мои шансы быть убитым довольно высоки.

— О, не, Ваше Превосходительство, уверен, что нет. Кроме кучки сумасшеших экстремистов...

— ...народ меня обожает. Знаю. Да, диктаторы умирают в своих постелях. Но нечасто.

Он сухо расхохотался.

— Не знаю почему, но меня это развлекает. Где приговоры?

— В розовой папке, сэр.

— Как неуместно. Чёрной рамочки и той нет.

Он вынул из папки бланки и стал рассматривать их.

— И сколько лет нашим горе-революционерам?

— Одному восемнадцать, другому двадцать.

— Значит им повезло, — усмехнулся Нджала, — они умрут, как говорят испанцы, "при всех своих иллюзиях".

Пока он подписывал приговоры (перо проскрипело громко и злобно), Артур заказал завтрак для спящей Эрминтрюды (Нджала для простоты называл Эрминтрюдами всех своих женщин) и распорядился насчёт Смита.

Нджала помахал бланками, чтобы чернила просохли. Он не использовал промокательной бумаги, потому что чернила марки "перманентно чёрный" должны оставаться настолько "перманентно чёрными", насколько возможно. Это было бы в высшей степени уместно. Получив образование в Англии он научился тонко чувствовать такие нюансы.

Смит появился в сопровождении охранника из спецотдела, дежурившего снаружи.

Нджала поднялся, подарил ему ослепительную улыбку и протянул руку:

— О, мистер...э-э..

— Смит, — подсказал Артур.

— Мистер Смит. Конечно же. Извиняюсь, что заставил вас ждать.

— Ничего страшного, Ваше Превосходительство.

— Однако, подобно англичанам, я не могу работать, не позавтракав. Кофе, мистер Смит?

"Высокомерный сукин сын", — подумал Смит.

— Нет, благодарю вас, — сказал он, вежливо улыбнувшись.

Нджала налил себе ещё чашку.

— Ну, мистер Смит, что мы можем сделать для вас?

Смит замялся, изобразив ещё одну вежливую улыбку .

— Видите ли, сэр, — неуверенно сказал он, — мне неудобно говорить об этом, но у нас есть причины предполагать, что вас собираются убить.

— Убить меня? — в вопросе слышалось только любопытство, — да, это может быть неудобно. Да вы садитесь, мистер Смит.

Сукин сын воспринял новость спокойно, но это было ожидаемо. Покушения для него не новость.

— Ну, так кто собирается меня убивать?

Вопрос нелёгкий. Требовалось быть очень осторожным и преподнести часть правды в качестве всей правды. Это важно. Нджала будет ожидать лжи, и даже примет ложь — если она сойдёт за правду. Главное — правдоподобие. Вот такая игра.

Смит показал фотографию Эбботта.

— Сбежал из одной из ваших тюрем два или три месяца назад.

— Ах да, англичанин.

— К сожалению.