— Узнаю Одессу... — вздохнул я и поднялся. — Ну-ка, глянь сюда!
— Чего ещё?.. — недовольно повернулся он и осёкся, встретив мой взгляд...
04. Дебаты в ''Тадж-Махальчике''
— Не поняла, — встретила меня Настя, колдовавшая над столом с угощением. — Где гость?
— Сейчас заявится, — отмахнулся я. — Тут заблудиться невозможно. Все дороги ведут в Рим. Нашу хижину за версту видать.
— Хижину? — улыбнулась Настя, поправляя кокетливый фартучек.
— Ну да, это он так обозвал наше гнёздышко.
— А чего ж ты его бросил?
— Отдыхает. После сеанса терапии. Супротив пьянства, — пояснил я.
— Горбатого могила исправит! — едко усмехнулась она.
— Ну почему? — оскорбился я. — С Пашкой-то получилось?
— Кстати, о птичках! — встрепенулась Настя. — Звонил он минут пять тому.
— Что случилось?
— А я почём знаю? Срочно хочет тебя лицезреть. Спрашивал, удобно ли?
— Ну и что ты ему ответила?
— Что ты принимаешь посла людоедского племени.
Я хохотнул:
— Представляю, что он тебе на это сказал!
— Тогда я и передавать не буду.
— Вот именно, — притянул я её к себе и прижался ухом к округлому животику. — Не стоит ребёнка с такого возраста к грубостям приучать. Как мы там? — поднял я на неё глаза.
— Воюем, — улыбнулась довольная вниманием Настя. — Пытается жилплощадь расширять. Тесно ему там, видите ли.
— Ну, тут уж я вам не помощник, — развёл я руками. — В женской механизьме я не спец.
— Ещё б ты там начал командовать! — фыркнула она. — Без сопливых разберёмся! — она чмокнула меня в лысину и крикнула: — Глашка! Как там наша утка?
— Ещё немного, хозяйка! — послышался голосок Ангелины Вовк. После долгих сомнений Настя всё-таки самостоятельно пришла к выводу, что прислуга нам нужна и я мигом воскресил опальную Глашку. Она довольно удачно вписалась в интерьер "Тадж-Махальчика", порой бывала даже незаменимой. Особенно теперь, когда "хозяйка" оказалась в интересном положении. Я не раз с улыбкой представлял реакцию Глашки, когда нас станет уже трое. Она сама, конечно, не в счёт.
Хотя, детей она уже видела. И Пашкиных, и Санькиных, когда они галдящей толпой ввалились на наш плавучий островок к вящему ужасу местной фауны. Глашка моментально им понравилась, особенно тем, что на ней можно было кататься верхом, чем она без устали и занималась в свободное от кухни время. Уж что визгу-то было!
— А вот и твой пациент, — сказала Настя, глядя в ажурное окно. — Очухался. Ишь, башкой-то вертит!
— Любопытствует, — посмотрел я туда же. — Чудно, наверное, из бомжатника в рай попасть.
— Само собой! — Настя отклеилась от меня и направилась туда, где слышались тяжёлые Глашкины шаги. — Иди, встречай, а то в обилии дверей заблудится.
— Стесняется, — предположил я. — Он же теперь совсем другой человек.
— Смешно! — фыркнула Настя, исчезая за высокой стрельчатой дверью. — Игорь, и стесняется!
Я вышел на террасу. На Игоря было чудно смотреть: одежда, что я сотворил, шла ему, как корове седло. Я-то привык видеть его в засаленных джинсах и кожаной куртке, а здесь передо мной стоял такой шкет в белых шортах и сетчатой майке.
— Привет графьям! — послышался его смущённый голос. — Я ничего не напутал? Это моё? — Он указал на себя. — Я другого ничего не нашёл.
— Проходи, — сказал я, беря его под локоть и подталкивая ко входу. — Всё уж остыло, тебя дожидаючись.
Он стал подниматься по лестнице, с усмешкой глядя по сторонам:
— Не пойму, откуда такое кино?
— Всё узнаешь в своё время.
— Загадки, загадки...
"Тадж-Махальчик", как он обозвал нашу белоснежную виллу, являл собою дикую смесь архитектуры всех мировых цивилизаций, объединённую под одной крышей моей неуёмной фантазией. Собственно, это была ажурная беседка, продуваемая всеми ветрами. Она имела очертания многих известных мне шедевров мировой архитектуры. Благо, строительство мне ничего не стоило. Я лишь на бумажке слегка прикинул, повинуясь давней привычке, да ещё чтобы Настя хоть приблизительно оценила, что именно я собирался "отчебучить", как она называла моё творчество.
Беседка была доступна всем ветрам в тихую погоду и наглухо закрывалась силовым колпаком вместе со всем островком во время плохого настроения у Нептуна. Форму её я иногда подвергал корректировке, стоило только мне подсмотреть удачную идею во время моих скитаний по свету. В целом же она напоминала нечто, рвущееся ввысь. Санька сразу окрестил её "звездолётом". А Пашке, вообще, только попадись на язык — такого наслушался!.. Но, в принципе, это был лишь безобидный дружеский трёп.
И вот теперь явился ещё один "ценитель", на похвалу которого рассчитывать вообще не стоило. Да я, собственно, в ней и не нуждался: для себя делал. А кому не нравится...
— Устроился ты, конечно, нехило, — завистливо проскрипел "ценитель", когда я втолкнул его в просторную прихожую, выполнявшую у нас по совместительству и роль столовой. — Такие бабки!
Я молча выдвинул из-под стола белоснежный стул, такой же легкий и эфемерный на вид, как и всё здесь, и сделал приглашающий жест: загружайся, мол.
— Эх! — скрывая смущение, сказал Игорь, осторожно присаживаясь на краешек сиденья. — Давненько я по дворцам да по виллам не шастывал! — Он чуть-чуть поёрзал задницей по стулу и высказал сомнение: — Какой-то он худосочный на вид. Из бумаги, что ли? Не развалится?
— Танком не раздавишь, — заверил я.
— Танком, может, и нет. А вот фюзеляжем своим...
— Не боись. До сих пор ни одна задница не оскорбилась.
— А вот и утка поспела! — вплыла в дверь улыбающаяся Настя в сопровождении мягко ступающей Глашки, которая несла на вытянутых перед собой манипуляторах поднос. Там лежала источающая умопомрачительный запах тушка несчастной птицы.
Игорь выпучил глаза и онемел. Пока Глашка, едва слышно повизгивая сервомоторами, ставила поднос, пока разгружала его на свободном участке прекрасно сервированного стола, он неотрывно смотрел на неё во все глаза, не в силах вымолвить ни слова. А когда она прощебетала: "Приятного аппетита!" и скрылась за дверью, сердце технаря не выдержало:
— Вовчик... Ущипни меня...
Мы с Настей весело переглянулись.
— Это что?... Или... кто?
— Глашка.
— Робот, что ли?
— Ну да, прислуга.
— Ни фига себе, прислуга! — он ошарашенно помолчал и потряс головой: — Как-то у тебя тут всё... неправильно... Или у меня с головой чего?..
— Не похоже.
— Тогда, может, расскажешь, что за кино?
— Да ты бы поел сначала, — сказала Настя, насмешливо поглядывая на него.
— Да я это... — Взгляд его обежал стол и виновато остановился на тарелке перед носом: — Светским манерам не обучен. — Он вздохнул, пожал плечами и с притворной скромностью сказал: — В какой руке вилку-ножку держать, и то не знаю.
— Ешь руками, — посоветовал я, принимаясь за трапезу. — У нас можно просто, без церемоний.
— Скажешь тоже... — Он мельком взглянул на Настю и совсем скукожился.
— Давай-ка я тебя обслужу, — поднялась Настя. — А то от скромности с голодухи помрёшь.
— Во-во! — обрадовался он. — Как осёл. Буриданов.
Зазвонил мобильник, лежавший от меня неподалёку. Я взглядом подвинул его, что тоже не укрылось от изумлённого взгляда Игоря, и включил громкоговорящую.
— Володь, ты? — раздался на весь зал Пашкин голос.
— Ну!
— Дело есть. Как там твой людоед? Ещё у тебя?
Мне стало неловко. Я покосился на Настю. Она хихикнула, прикрыв рот рукой.
— Да это шутка была. Игорь у меня в гостях. Мастер Проволочка. Помнишь такого?
— Ещё бы! Недавно только вспоминали!
— Ну вот. Я его из толпы выудил. С ним и базарю.
— Это ещё надо посмотреть, — вклинился Игорь, — кто кого выудил.
— О-о! — заорал Пашка обрадованно. — Кого я слышу! Приве-ет!
— Привет-привет, — проскрипел Игорь и прицепился ко мне: — А чё он там... про людоеда?
Я отмахнулся и уточнил у Пашки:
— Ты где? Дома?
— Ага!
— Ну давай, открываю проход.
Пашка вывалился из светящегося прямоугольника шумный, лохматый и сразу облапил испуганно вскочившего ему навстречу Игоря.
— Здорово! — лупил он его по спине своими клешнями. — Сколько лет! Сколько зим!
Игорь жалобно смотрел на меня из его объятий:
— Вовчик... Откуда он... взялся?
Пашка отстранился, взял его за плечи и обернулся ко мне:
— Он что же? Ещё ничего не знает?
Я отрицательно покачал головой.
— Ну и дела! — захохотал он. — То-то я и смотрю, что челюсть до колен отвисла! "Откуда взялся"! Сам-то как сюда попал? Не той ли дорогой? Не боись, Игорёк! — хлопнул он его по плечу, отчего тот опять брякнулся на стул. — Теперь ты тоже в нашей команде! Будешь как у Христа за пазухой! Вовчик у нас теперь — у-у! Сила! — Он тоже придвинул ногой стул и сел к Игорю поближе, локтем едва не свалив со стола тарелки. — Ну, рассказывай! Кто ты? Где ты? Исхудал чего-то. Ешь плохо, что ли?
Энергии Пашке было не занимать. После приобщения к силе браслета он из унылого меланхолика превратился в неугомонного балагура и весельчака. А что ещё человеку надо? Здоровья — вагон, денег — море, жена не пилит, дети здоровы и счастливы. Вот он и расцвёл. Все его комплексы давно забыли к нему дорогу.
— Ну? Чё молчишь? Рассказывай! — тормошил он обалдевшего от напора Игоря.
— Ну, спрашивай... — сделал тот вялую попытку поддержать форму и стал с отсутствующим видом ковыряться в тарелке.
— Откуда ты?
— От верблюда! — огрызнулся Игорь.
Пашка повернулся ко мне:
— Чё эт' с ним?
— Клинит потихоньку. От обилия впечатлений.
— А-а! Эт" дело знакомое! — тряхнул Пашка патлами. — Я попервой тоже не лучше был. А щас — ничё, пообвыкся! Человек — он такая падла, что даже к счастью привыкает! Со временем, конечно.
— Ты есть-то будешь, счастливый ты наш? — хихикнула Настя.
— Та не! — махнул Пашка клешнёй, едва не зацепив стоящие рядом угощения. — Моя Наталья меня уж натолкала. Во! — похлопал он по брюху. — Да и нам ли растекаться слёзной лужей? — Он отвалился на спинку стула и, вытянув под столом ноги, стал одуваться и обмахиваться попавшей под руку салфеткой: — А у вас тут не холодно! Я всё никак не приноровлюсь. Каждый раз забываю, что из зимы в лето... С Новым годом вас, кстати, с наступающим!
— И вас в то же место... — отозвался Игорь.
— Отмечать-то бум, или как? Идеи есть?
— Да мы уж тут было начали, — с улыбкой сообщила Настя. — До того наотмечались, что милицию пришлось вызывать.
— Ого! — восхитился Пашка. — Это уже что-то новенькое! Где ж это вы так засветились?
Игорь тоже заинтересованно прислушался.
— В детдоме, где я росла, решили детям ёлку по всем правилам устроить. Только во вкус вошли, а тут милиция.
— Ну, я представляю, как вы там "во вкус вошли"! — захохотал довольный Пашка. — Зайчики, белочки, ёжики? И всё в натуральную величину?
— Ну конечно! А администрации такая самодеятельность не понравилась. "Почему не по программе?!" — орёт, "Кто позволил?!"
— А детям-то понравилось?
— Догадайся, — хмыкнул я. — Твоим-то понравилось?
— Есес-с-сно!
— Ну а те чем хуже? Тем более, что я там ещё разных примочек навыдумывал.
— Ну а с ментом-то как же? Под липку разделали?
— Зачем? Он просто не увидел в наших действиях криминала. А Хиляку психушкой пригрозил.
— Это кто?
— Директор детдома, — пояснила Настя. — Стал рассказывать тому, как всё было на самом деле. Ну а какой нормальный поверит в такое?
— Эт' точно! — гыгыкнул Пашка. — Нормальный ни в жисть не поверит!
Игорь внимательно вслушивался в наш разговор и вдруг, смиренно потупив глазки, попросил:
— А теперь, пожалуйста, для дураков. И, если можно, поподробнее.
Пашка рахохотался и сказал с акцентом:
— Вах, дарагой! Тут надо издалэка начинат!
— Начинай. У меня времени — воз.
Пашка весело посмотрел на нас с Настей:
— Хозяева позволят недостойному слово молвить?
— Ляпи, — махнул я лапкой. — Мне не осилить. Настрою нет.
— Зато у меня есть! Настя, ты как?
Она поднялась:
— Трепитесь. А я — наверх, отдохну пойду.
Я послал ей мысленный поцелуй. Она ответила тем же, сопроводив его милой улыбкой, и уточкой выплыла из комнаты.
— Значит так! — Пашка звучно шлёпнул ладонями и, потерев их одна о другую, хитро прищурился: — Верьте, аль не верьте, а жил на белом свете один такой ма-а-аленький скромненький, ничем не примечательный, человечек. И звали его Вовочкой. Работал он на заводике, делал медицинские инструментики на своём на фрезерном станочке, в свободное время картиночки малевал, музончик хавал, и даже не подозревал, болезный, что давно ходит под колпаком у Мюллера. То бишь у супружницы своей у будущей — у Настасьи. Следила она за ним и знала все подробности жизни его личной с помощью чудесного такого приборчика, обладавшего разными сказочными возможностями, которые нам с тобою и во сне не привидятся. А вот встретиться они — ну никак не могли! Настасье скромность девичья не позволяла первый шаг сделать навстречу судьбе своей, а ему, несчастному, даже и в голову не приходило, что сохнет по нём одна дивчина. Да и стеснителен он был очень и женского полу избегал, как чёрт ладана. А посему на дискотеки не хаживал, к девкам красным на улице не приставал и, вследствие этого пути-дорожки их нигде пересечься не могли.
А у Насти той дедушка был, тоже ма-а-аленький такой, из-за бороды не видать. Он-то и был хозяином того приборчика, доставшегося ему по наследству от Господа нашего Иисуса Христа, — при этом Пашка карикатурно перекрестился, а Игорь презрительно фыркнул и как-то странно посмотрел на меня.
— Ну так вот! — Пашка встал, заложил руки за спину и, как заправский лектор, стал расхаживать взад-вперёд, клюя носом в такт своим словам. — А у Вовочки нашего друг-приятель такой был, Игорем его прозывали. Знаешь такого? — хехекнул он, скосив плутоватый глаз на хмурившегося слушателя. — А у друга того подружка была, Милкой звали... Кстати, — внезапно сменил он дурашливый тон на серьёзный. — Как она?
— Не знаю, — буркнул Игорь со злостью. — Тебе-то что?
— Да так, ничего, — Пашка пожал плечами. Его слегка покоробило от этого неожиданного выпада. — Ну так вот... Дедуля Настасьин внушил тому Игорю с его Милкой, чтобы они под любым предлогом утащили нашего Вовочку на дискотеку, что удалось им с большим трудом. Очень уж наш Вовочка был не ходок в сии злачные места.
— Да уж! — почему-то вздохнул Игорь. — Только я всё это и без тебя помню. Ты дальше чеши.
— Чешу-чешу! — с готовностью отозвался Пашка. Ему явно нравилась та роль, которую он взял на себя. — Попал наш Вовочка на дискотеку, стоит один-одинёшенек, скучает, друзей-товарищей не замечает, уж было домой засобирался, как вдруг, откуда ни возьмись, подходит к нему девица-краса, да такая, что наш Вовочка враз спёкся. Влюбился, значит. — Пашка вдруг испуганно посмотрел на меня: — Володь, я того... не очень?
— Нормально, — усмехнулся я.
"Паразит!" — услышал я лукавый шепоток в голове: это Настя моими ушами слышала повествование о нашей встрече.
