Хронопроцессоры

Ни честностью, ни особыми талантами Довбор-Мусницкий отродясь не блистал, но комплементы выслушал охотно, как и последующие объяснения. В результате недолгого разговора остаток пути переговорщики проследовали в автомобилях, перед которым услужливо распахнулись железные ворота.

Во дворе гимназии было тесно — мечта пулеметчика, согласно меткому выражению классика. Четыре сотни свирепых всадников Текинского полка, полсотни охранников из батальона георгиевских кавалеров, десятка три генералов и старших офицеров. Укрывшись за толстыми стенами гимназии, бывалые солдаты, возглавляемые опытными командирами, стали бы крепким орешком для красных отрядов — пусть трехкратно превосходящих численностью, но не сколоченных в крепкую дисциплинированную часть, подчиненную единому командованию.

Судя по снаряжению текинцев, они были готовы покинуть Быхов. Так оно и случалось в прежних реальностях. Арестованный за разногласия с Керенским бывший верховный главнокомандующий Лавр Корнилов оставался в импровизированной тюрьме добровольно, поскольку дал честное слово новому главковерху Духонину. Узнав о приближении поездов, подвозивших войска новой власти, Духонин освободил Корнилова от данного слова. Примерно за сутки до прибытия красных в Могилев арестанты покинули Быхов, направляясь на Дон. Через несколько дней они будут перехвачены советскими отрядами, большая часть текинцев поляжет в бою, но Корнилов доберется до Ростова, соберет первые белые части, и в феврале гражданская война заполыхает по-взрослому, а там и немцы с турками, нарушив перемирие, пойдут в наступление.

И покатится по Северо-Восточной Евразии кровавое колесо смерти. Повторения подобного сценария хронокорректоры не собирались допустить ни в коем случае, а также — любой ценой.

Свирепые лица текинцев ничего хорошего не сулили. Туркменские наездники в халатах, вооруженные сильно искривленными шашками в деревянных ножнах, украшенных вычурными восточными узорами, представляли очередную ипостась Истории — злобной упрямой потаскухи, готовой отдаться любому, кто заплатит. Причем, будучи не слишком разборчивой, выбирает История не того, кто больше заплатит, а того, кто больнее бьет.

Первым к автомобилям подбежал командир Текинского полка в чине подполковника, он же — комендант тюрьмы. Судя по фамилии, да и по внешности, немолодой офицер был обрусевшим немцем. Вооруженные люди в разных мундирах окружили машины польского корпуса, разглядывая прибывший отряд красных опасливо, но с ненавистью. Матросы ощетинились стволами с примкнутыми штыками, Гога водил стволом пулемета.

Упреждая возможные эксцессы, Довбор-Мусницкий надменно заявил:

— Полковник, мы должны переговорить с арестованными.

— Господин генерал...— Коменданта буквально трясло, полковник ничем не напоминал человека, способного к обдуманным действиям.— Его превосходительства взволнованы. Нам сообщили, что прибыли анархисты, хотят убить всех генералов...

— Прекратите истерику, вы же офицер, а не институтка! — одернул его поляк. — Или вы не доверяете мне?

По меньшей мере один из доводов оказался убедительным. В двухэтажное здание приехавших пропустили без осложнений. Поднявшись по лестнице, они вышли в коридор, где плотной кучкой собрались арестованная по приказу Керенского старшие военачальники русской армии. Роман узнал только Деникина и Корнилова, но здесь были также Марков, Романовский, Эрдели, другие генералы и полковники, чьи лица, имена и деяния забыты. Единственным их достижением стало развязывание гражданской войны, которую генералы позорно проиграли по причине собственной бездарности. Они смогли выпустить реки крови, но кровопролитие приносит победу лишь в том случае, когда выполняется с умом.

Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Рома собирался начать агитационную речь, когда за спиной у него Жуков проскрипел зубами:

— Ну-ка, Егор... или как тебя... Гога... Дай-ка машинку. Сейчас положим гадов одной очередью, а там хоть ветер не свисти!

— Держи пулемет,— неожиданно легко согласился Георгий.— Только стрелять не будем. Я сначала скажу им пару ласковых слов.

Пока они препирались, Корнилов сурово провозгласил:

— Господа граждане бунтовщики, я удивлен увидев среди вас генерала Довбора, но понимаю, что вы пришли казнить нас. Объявляю: мы не признаем вашу власть, не признаем вашего суда. Сегодня вы казните нас, но история вынесет свой приговор, и приговор этот будет ужасен. Слово чести офицера...

Кажется, бывший главковерх, проваливший летнее наступление, не сумевший свергнуть Керенского и готовившийся бесславно погибнуть от шального снаряда, намеревался говорить еще долго и красиво. Но рассвирепевший Гога, протолкавшись вперед, заорал:

— Это кто посмел нас бунтовщиками облаять? Кто здесь распускал язык про офицерскую честь? Уж не тот ли Корнилов, который, нарушив присягу, арестовал императрицу? Ваш безумный переворот поставил Отечество на грань исчезновения!

— Попрошу вас! — вспылил Корнилов.— Я...

— Я — последняя буква алфавита! — отрезал Георгий.— Что же вы, граждане генералы, собираетесь наколобродить сейчас, когда созданное вашими стараниями Временное правительство развалило непобедимую русскую армию, после чего бесследно исчезло? Вы собираетесь запалить смертельное пламя братоубийства. Вы собираетесь — в угоду коварным врагам — поднять брата на брата. Вы собираетесь пустить реки русской крови, в которой утонете не только вы, но и вся держава захлебнуться может! Не слишком ли высокая цена за ваши дешевые игры в замену великой Империи ничтожной Республикой?

Деникин и другой генерал хотели что-то сказать, но всех опередил подполковник в мундире лейб-гвардии драгунского полка. Офицер, чье лицо показалось Роману знакомым, а на груди сверкало множество крестов и звезд, проговорил угрюмо:

— Вы предлагаете нам смириться с большевистским переворотом?

— К такому итогу привели действия малоуважаемых граждан генералов,— Рома театральным жестом развел руками.— Генеральская фронда, руководимая капиталами Антанты, а также масонскими ложами Петрограда и Москвы, почти погубила Россию. Господа великие полководцы совместно с Временным правительством Российской Республики за полгода развалили все, что можно было развалить, а также все, чего разваливать было никак нельзя. Благодаря стараниям вашим, армия деморализована и разбегается. Власть валялась на мостовой, но большевики смогли подобрать ее, теперь же пытаются спасти Отечество. Кто удержит фронт, если завтра перейдут в наступление германо-турецкие вандалы? Малочисленные батальоны матросов и красногвардейцев будут стоять до последнего бойцы. Рядом с ними — я не сомневаюсь — вступят в неравный бой братья-славяне — поляки и чехо-словаки... А что же намереваются делать наши непобедимые бонапарты? Они намылились ускользнуть на Дон и Кубань, дабы поднять очередной бунт и вонзить ядовитый клинок измены в спину патриотов, обороняющих Отчизну! Вы уже бунтовали однажды, когда помогли масонам скинуть династию романовскую — много ли пользы принесли ваши действия? Может быть, остановитесь, пока не поздно?

— Честные генералы, прославившиеся победами на фронте, не собираются разжигать гражданскую войну,— подхватил Гога.— Брусилов, Ренненкампф, Рузский, Самсонов, Бонч-Бруевич не участвуют в ваших детских заговорах. Духонин в Ставке готов принять мученическую смерть, но не помышляет спасать собственную шкуру, развязав братоубийство. Лишь единение перед лицом надвигающейся катастрофы позволит оную катастрофу предотвратить! Все силы должны быть направлены на оборону державы, на удержание фронта. Иначе великое государство развалится на бессильные беспомощные обломки, превратившись в легкую добычу для хищных соседей. Вам, граждане генералы и офицеры, пора признать свою долю ответственности за случившееся и присоединиться к тем, кто пытается спасти последнее, что еще возможно спасти.

Деникин осведомился не без насмешки в голосе:

— Прошу прощения, гражданин солдат, но какая же оборона, если ваши комиссары говорят о демобилизации армии?

Увешанный орденами подполковник лейб-гвардии шепнул что-то на ухо Деникину. Вид у генерала стал не самый умный. Вытаращив глаза, Деникин уставился на красный отряд. Не придав значения этой сценке, Роман проговорил, усмехнувшись:

— Вы называете армией неуправляемый сброд, оставшийся от восьмимиллионного войска после совершенного вами республиканского переворота? Этих людей необходимо как можно быстрее убрать с фронта, поскольку большая часть разложившегося воинства представляет угрозу не столько для врагов, сколько для России. Убрать сброд и начать создавать новые части из надежных дисциплинированных солдат.

— Где вы таких найдете,— проворчал Деникин.— Впрочем, я с вами согласен.

Арестованные отступили на несколько шагов и затеяли бурные дебаты, темпераментно размахивая руками. Говорили генералы негромко, разобрать удавалось лишь отдельные слова.

Пауза затягивалась, Рома вдруг понял, что напряженная говорильня вымотала его, к тому же во рту пересохло. Чуть ли не в один глоток он выпил половину воды из фляжки. Воды опресненной нечистой, как в старой морской песне говорилось. Гога тоже утолял жажду с мрачной гримасой на физиономии.

Покашляв, привлекая к себе внимание, Жуков деликатно напомнил: мол, если засидимся в этой дыре, то наши забеспокоятся и саданут из башен бронепоезда. Тюремные обитатели были шокированы, когда Батя, открыв окно, замахал флажками. Обменявшись несколькими сообщениями со своими, старый моряк успокоил братву:

— Мы договорились. Они ждут еще полчаса.

Из дальнего конца коридора донесся голос Корнилова:

— Не говорите ерунды, Марков! Они обложили школу по всем правилам.

Поспорив еще немного, быховские сидельцы вернулись к переговорщикам, бросая самые недружелюбные взгляды на большевиков и примкнувших к ним поляков. Впрочем, лица военачальников непреклонную решимость уже не выражали.

Вдобавок за время обсуждения к мужчинам присоединилось несколько дам немолодого возраста — вероятно, генеральские жены, а женщины деморализуют личный состав куда мощнее любой большевистской пропаганды.

Тот самый драгунский подполковник подошел, позвякивая орденами, к отряду красных и посмотрел на хронокорректоров. Роману взгляд лейб-гвардейца показался жалобным.

— Господа... или товарищи, граждане... Их превосходительства готовы подчиниться, но не уверены, что не будут казнены без суда.

Укоризненно покачав головой, генерал Довбор-Мусницкий сделал замечание:

— Совсем распустились, господа офицеры. Даже забываете представиться...

— Виноват, генерал.— Драгун подтянулся и взял под козырек.— Подполковник Струмилин, командир батальона георгиевских кавалеров. Один мой взвод несет охрану быховской тюрьмы.

— Вольно,— высокомерно разрешил Георгий.

Польский комкор покосился на него и проговорил, повысив голос, чтобы слышали стоявшие в отдалении арестанты:

— Господа, эти два... представителя новой власти известны мне, как люди в высшей степени порядочные и честные. Ваш покорный слуга не раз был свидетелем, как их слова сбывались едва ли не мистическим образом. Так вот, они заверили меня, что вас под надежной охраной отвезут в Петроград, причем жизням вашим ничего не угрожает.

То ли генералов убедили страстные речи, то ли подействовали неотразимые доводы в виде гудящего поблизости бронепоезда и многочисленной осады, то ли волны эмпатизаторов свою роль сыграли. Так или иначе, но в настроении поджигателей гражданской войны наступил перелом. Вздыхая и чертыхаясь, генералы дали честное слово не предпринимать попыток побега и сражаться лишь против внешнего врага. Генерал Эрдели написал на листе бумаге подобное обязательство, и остальные тоже расписались под текстом.

Неожиданно взбрыкнул Корнилов, заявив: дескать, согласен ехать в столицу лишь под конвоем верных текинцев. Ответив ему саркастической ухмылкой, Роман объявил окончательное решение:

— Вас будет сопровождать взвод георгиевских кавалеров, взвод текинцев и отряд Красной гвардии. Насколько я знаю, в Могилеве был сформирован поезд из общих вагонов для охраны и трех салонов для уважаемых гостей столицы. Вероятно, состав уже прибыл на станцию Старый Быхов. Завтра в это время вы будете в Питере. Обвинение в попытке низвержения Временного правительства, уже низвергнутого без вашего участия, снимается с вас, как потерявшее актуальность.

Корнилов молча кивнул и поставил росчерк на документе. Сборы в дорогу не затянулись — генеральский багаж был собран еще с утра, поскольку быховские сидельцы готовились к побегу.

Буквально в последний момент Гога приказал остановить отъезд и не выводить арестованных из здания. Он процедил сквозь сжатые губы имя Хенрика Заходовского, и Рома болезненно поморщился.

Их конкурент, прибывший из будущего с противоположными задачами, действительно мог испортить праздник. Если подстрелит кого-нибудь из генералов по пути на вокзал, то потом уже никого не убедишь, что не большевики совершили предательское убийство, предательски нарушив обещание.

В гимназию вызвали командиров осадных подразделений, провели военный совет с участием сломленных и на все согласных участников заговора против

Керенского. В результате генералов увозили в поезд на броневиках, окруженных верховыми текинцами. Состав также был оцеплен двойным кольцом красногвардейцев, георгиевских кавалеров и туркменских бойцов.

Когда первый броневик, в котором везли чету Деникиных, приближался к станции, Георгий, Роман, командир текинцев полковник Эргард, товарищ Лара, представители других подразделений метались по территории, проверяя посты, чтобы среди охраняющих объект не затесался террорист. Чужак обнаружился за внешним кольцом — невысокий текинец в белой папахе с винтовкой в руках стоял в стороне от других, прислонившись к стене вокзального здания.

— Кто ты? Назовись! — окликнул его Эргард с полусотни шагов и пояснил: — Не помню такого. И головной убор меньше, чем положено, и винтовка пехотная...

Текинец повернулся к нему, опустив голову, словно прятал лицо, папаха при этом съехала на глаза, и гаркнул:

— Мустафа, командир.

Почуяв неладное, Роман и Георгий медленно двинулись к вокзалу, нащупывая в карманах рукоятки револьверов. У них за спиной поручик-туркмен что-то спросил не по-русски. Человек, назвавшийся Мустафой, ответил, и поручик немедленно выкрикнул:

— Это не хивинец! Он говорит не по-туркменски, а по-турецки!

Лжетекинец вскинул винтовку, но хронокорректоры выхватили короткостволы раньше. Попасть в цель из нагана с тридцати шагов — дело не самое простое, но в полет отправилась дюжина кусочков металла, и по крайней мере одна пуля задела подозрительного субъекта. Вскрикнув, он выронил винтовку, схватившись левой рукой за правое плечо. Затем пробив всем телом стекло, ввалился через оконный проем в здание.

Обыскав вокзал, они нашли только несколько капель крови на грязном полу. Террорист сумел уйти

Дальнейшие события развивались без осложнений. Арестованных благополучно доставили на станцию, рассадили целыми-невредимыми по вагонам, охрана заняла места, в проходах встали часовые, и поезд отошел от перрона, взяв курс на север.