Ветер из Междуморья. Книга 1. Джай

— Прр! Нашо то тебе, Чумазой?

— Погоди пару минут!

Джай ловко спрыгнул с телеги. В босые, непривычные к тому подошвы сразу же вонзились сотни мелких камушков. Он поморщился, пошел осторожнее, добрался, наконец, до ручейка, оказавшегося не глубже локтя, и принялся в нем плескаться, смывая, прежде всего, слой грязи с лица и волос. Гипок не должен стоить ему еще и репутации! А то все станут называть его на манер этого вот дядьки: "Чумазой".

Приведя себя немного в порядок, он вернулся к телеге, и, судя по кислому лицу мужика, у того не осталось сомнений, что он — междуморец: пепельно-серые волосы и черные глаза не дадут Джаю никого обмануть, разве что отпустить косу и всем показывать, что ты Одаренный...

— Ну, так ты на человека похож! Шоб тебе кукушка на голове кукушат вывела! Даже имя у тебя теперь спросить хочется! А спутники твои мовчат, воды у рота понабирали! Он, кажуть, сам представиться!

— Ты сам-то назовись! — Джай вновь занял свое место рядом с хозяином, отметив, что монах вовсе не в обиде, за то, что его прогнали — Скайси вытянулся во весь рост на сене, закинул руки за голову, его веснушчатое лицо выражало покой и блаженство.

— Так я ужо назывался, токмо ты все проспал, братец! Ладно, ладно. Повторюсь. Я Дишик-кузнец из Низинки — так, стало быть, деревня моя называется. А ты кто такой будешь?

— Я — Астри Масэнэсс из Междуморья! — рассмеялся Джай, и услышал хмыканье Адонаша и шепот Скайси: "Четырнадцать!".

— Чудное имечко... Ворона тебе в подмышку! Погодь... Мне отойти надо... До ветра схожу...

Теперь хозяин сошел с повозки, отходя к дороге, а Адонаш зло прошипел:

— Самое дурацкое имя из всех, какими ты когда-нибудь назывался!..

— Отчего же?

— А оттого, что его запомнить невозможно! Ты бы нас со Скайси пожалел, когда выдумываешь эти имена! Где ты их только берешь?

— Из ветра выхватываю!

Адонаш сплюнул.

— Ты же захочешь, чтобы мы тебя в деревне так называли при людях? Повтори, сожри тебя смарг! Как там? Аси Масталэс?

— Астри Масэнэсс. Астри Масэнэсс. И если тебя так уж злит, что я каждый раз выдумываю новое имя...

— Да, поверь, меня это злит!..

— То я так буду впредь называться. Так что — запоминай хорошенько: Астри Масэнэсс!

— Ловлю тебя на слове, Астри Масэнэсс! И если еще раз услышу что-нибудь другое...

— Ну шо, братки! Поехали! — вернулся Дишик-кузнец. — Нно-о-о! Давай, клячи, давай! А то на колбасу пущу! — он дернул поводья, стеганул их длинным концом одну из лошадок и затянул басистым гулким голосом:

А у нашей у Низинке бабы ладные,

И накормят, и напоють, и не жадные!

Токмо руки не тяги, куда не следует,

А не то их кулака ты отведаешь!

Кулаки у наших баб-то железные,

Знают это мужики наши местные,

А уж вы, чужеземцы — хилые,

Раз вас вдаришь и помрете, как милые!

От восхищения достоинствами Низинских женщин, с их воинственным характером, Дишик плавно перешел к описанию того, что видел перед собой на дороге или на обочине. В своей бесконечной песне он призвал всех окрестных птиц куда-нибудь ему нагадить, воспел невиданную красу всех былинок и травинок, сравнил стадо пасущихся овец с "небесными облачками с белыми завихрюльками", а одинокого быка, привязанного к колу и недобро поглядывающего на телегу, с захватчиком, который якобы угрожал когда-то их краю.

— Ты что, на ходу выдумываешь? — спросил Джай, припекающее солнце и монотонное пение хозяина его сморили, а места в телеге, чтобы прилечь, уже были заняты монахом и Адонашем.

— Шо? И не снилося тебе такого, менястрель? Сам-то не могишь так?

Джай пожал плечами:

— Не знаю, не пробовал. Расскажи лучше что-нибудь про свою деревню. Много у вас там людей живет? Если ли трактир?

— Выспрашиваешь? Думаешь, смогешь или нет нас песенками своими облапошить? Так, вот, тебе навряд ли кто хоть искру даст. У нас и не таки таланты имеются.

— Ты, например?.. — усмехнулся Джай.

— Да куда мне! Вот дочка Бугая-кожевника. Она знаешь, как поет? У-ух! И девка, что надо! И песни складает! Да еще какие. Кому ты нужон у нас в Низинке. Може, разве шо, у князя тебя послушают?.. Да не-е-е и туда тебе лучшо не соваться! У князя, знаешь, какие музыки?

— И какие?

— Из этих вот... — Дишик перешел на шепот, кося глаза и кивая себе за спину, туда, где задремал Адонаш.

— Одаренные?

— Мастера!.. У него полно их. И сам князь из Долгожителей будет, стало быть... Он, если шо, друга твого на службу возьметь. Денег у него достанет! У него говорять, таких целый отряд. Человек тридцать! Ты уж мне поверь!

— Как его зовут?

— Кого?

— Князя этого!

— Божен Истребитель кличут.

— И что же он истребляет? Запасы вина в погребе? — Джай рассмеялся, а кузнец, наоборот, спрятал свою извечную улыбку, и нахмурился.

— Не-е-е, братец, ты так не шути про нашенского князя... А то он тебя истребит. Он, знаешь ли — великий муж! Места эти раньше нежилые были... Усе, упусти галка мне в ухо, здеся кишело смаргами. Нельзя просто пройти было!.. Так вот, нашелся наш Божен, — а было это, когда дед мой еще не родился, — собрал молодцов, таких, как этот дружок твой, и вычистил всех этих смаргов... отправил это гнилое отродье к их вонючим праотцам!

— Всех уничтожил? — недоверчиво поднял бровь Джай.

— Почти шо... Есть еще... Лазють по лесам, прячутся. Баб наших иной раз портють... ну, ежели баба сама захочет ведьмой стать...

— Ты хоть одного видел?

— Видел, приходилось! — Дишик повернулся к нему и, склонившись, перешел на вкрадчивый шепот. — Один раз было дело. Пошел я скотину загонять. Коровки у меня имеются. Так одна была тяжелая, и я ее отдельно от стада на травку пустил. Ну, гляжу значится, а коровка дергается, ушами прядет, хвостом бьет. Думаю, что, потухни мой огонь, творится? А вечер был, стемнело ужо! Гляжу, а в траве — он!.. Зырит на меня беньками желтыми — каждый с миску величиной, они светятся... Меня аж пробрало... так пробрало, шо я с места не мог сдвинуться... Так бы там я и остался, если бы не мужики. Они с поля возвращалися, и смарг их заметил и дал стрекоча! Потом его Божен отловил конечно. На кол насадил и выставил понад дорогой, шобы люд знал, какой этот смарг есть! И шо он ужо никого не сожрет!

— Хм... И каков этот смарг есть?

Кузнец рассмеялся, откидываясь назад, хохотал он так громко и так долго, что разбудил Скайси, тот приподнял голову, рассеянно заморгал, проверил на месте ли его косичка и снова захрапел.

— Ты, менястрель, ни разу не видел смарга? А еще — странник! Ай-ай-ай! Небось, у тебя в каждой песне про смарга, а ты его вживую не видывал. Вот останешься у нас, так поди ночью в Ведьмин лес, стань на перекрестке и кажи так: "Приди ко мне, да при луне, я тутоньки один-сам, крови тебе дам!" и тогда точно увидишь! Токмо потом никому не расскажешь, что видел — сожрет он тебя! Шоб мне ворона все глаза повыклевала, сожрет — не подавиться. Они токо бабу могут пожалеть... ну, если баба... того... ляжет с ним... и она тогда ведьмой становится!

— Поучительная история... Так каков смарг этот? Ты же его рассмотрел, если не тогда вечером живого, то уж дохлого точно!

— Рассмотрел, а как же! Мелкий он... локтя три, три с половиной, руки длинные, волос никаких нигде нет... И этого... ну... этого самого... — возница указал на место у себя между ног, — у него нет... совсем, клюнь меня дятел! Зубища из рота торчат... острые... тонкие такие. А сзади у него то ли крылья, то ли ворот такой... я так не понял... Охотники Истребителя здорово шкуру ему подпортили... Гадкое такое, шо дерьмо с кишками... а воняет от него и того хуже... И как некоторые бабы с таким ложатся? Это ж надо так хотеть стать ведьмой!

— И, в самом деле, как?.. — усмехнулся Джай. — Ты же сказал, клюнь тебя дятел, что у него нет... этого самого... необходимого?

Вопрос совершенно сбил кузнеца с толку, он, похоже, не задумывался над такими странностями, и не рассматривал ситуацию с этой точки зрения. После некоторого молчания, сопровождаемого почесыванием в затылке и задумчивым хмыканьем, Дишик произнес:

— Ну не знаю... може отрезали они его... ну, охотники... Кто их знает? А може есть и другие смарги со всем, что нужно?..

— Может и есть, — Джай засмеялся — ему показался забавной версия о процессе превращения в ведьму.

Но смеяться пришлось не долго. Дорога нырнула в небольшую редкую рощицу, а на первом же дереве привязанным к стволу на пятифутовой высоте висел труп молодой женщины с окровавленными пустыми глазницами и растрепанными длинными волосами. Синяя полоса на шее и почерневшее лицо, ярко повествовали о причине ее смерти — ее повесили, а уж потом привязали к дереву. Она была в белом, разорванном в нескольких местах, обнажая грудь и бедра, платье, босая, с окровавленными, лишенными ногтей пальцами рук и ног.

— Ведьма... — отворачиваясь, тихо произнес Дишик.

— Кто это сделал?.. — послышался писклявый крик Скайси. — Кто так... изувечил женщину?..

Кузнец молчал, глядя вперед на дорогу...

— Так кто это сделал? — спросил Джай, оторвав, наконец, взгляд от печальной картины.

— Рыцари Очищения... — пробормотал хозяин. — И не спрашивай меня боле... Не мого ума дело... Раз уж решили ее повесить, значиться — ведьма! И все тут! Она у младенцев кровь пила, и со смаргами ложилась... Так ей и надо!.. Залезь мне крыса в нос, если я знаю больше...

— Кто такие Рыцари Очищения?

— Я ж те говорю, ты чи глухой совсем, междуморец?! Не знаю я ничего! Их дело — карать таких как эта... Она с виду токмо баба... а на самом деле... Нн-о-о! Но-о-о! — он подстегнул лошадок, видимо хотел как можно скорее отъехать подальше отсюда.

Оставшуюся часть пути Дишик молчал. Зато Скайси принялся бормотать и распевать молитвы на известном здесь только ему одному языке. Адонаш так и не проснулся, а может, только делал вид, что спит.

Низинка

1188 год со дня основания Города Семи Огней. Завалонская долина. Деревня Низинка.

Деревня располагалась в низине, чем объяснялось ее название, прямо по центру протекала узенькая речушка, а по ее берегам растянулись крытые соломой хаты. Низинка, довольно большая для деревни — домов в двести, обнесена была частоколом и имела настоящую деревянную дозорную башню, с которой при приближении телеги тут же раздался звон набата

— Не познали! — впервые с момента, как они въехали в рощицу, расплылся в улыбке Дишик. — Снесись им курица в рот!

Он замахал рукой и заорал так громко, что у Джая уши заложило, а Скайси перестал молиться.

— Эй! Дозорный! Это я — кузнец! Тебе что, воробей глаза попортил?

Тем временем повозка приблизилась к деревянным воротам, что были закрыты, а в узкой калитке с правой от ворот стороны стоял рослый детина, вооруженный рогатиной.

— Кто это с тобой, Дишик? — спросил сердито страж.

— Сам познакомишься, как покажу их старосте! Давай, отворяй! Чего телишься?

Детина отложил рогатину и исчез. Послышался шум отодвигаемых засовов, скрип, и ворота распахнулись перед телегой, открывая глазам Джая вид на не по-деревенски широкую главную улицу. По ней, как водится в любом поселении, бегали детишки и собаки, разгоняя, гребущих землю с важным квохтаньем, кур.

Джай соскочил с козлов, с удовольствием разминая затекшие мышцы. Скайси тоже слазил, нащупывая землю ногой, обутой в мягкие кожаные ботинки. Адонаш, покинувший телегу ловко и неприметно, уже успел приторочить на спину перевязь с мечами, хотя мгновение назад, казалось, спал беспробудным сном. Мастер сразу же был окружен местными мальчишками, уразумевшими, кто перед ними благодаря длинным косам и мечам за спиной. Джай усмехнулся — отделаться от любопытных мальчишек не так-то просто, сейчас он был рад, что не носит ни длинных волос, ни оружия. Он отвязал лошадей от телеги, потрепал Ветра по шее.

— Ну шо, робята? К старосте идите — вона туда! — Дишик-кузнец указал на самый высокий дом, вокруг которого росли яблони, обильно усыпанные красными плодами. — А я живу вона там, — на этот раз он махнул рукой вправо. — Бачите, дым валит на том краю? То — кузня, там мои хлопцы работают. Если шо — загляните в гости! Прощавай! Смарг вас скрути!.. — это, видимо, было пожеланием удачи.

Джай пожал плечами и, взяв Ветра под уздцы, направился к дому старосты, поглядывая на свои босые ноги. Может для начала к сапожнику? Детина с рогатиной, а также дозорный на башне не сводили с них зорких глаз — вероятно, тут принято вначале к старосте, а уж потом все остальное.

На стук в дубовую крепкую дверь, вышла невысокая бледная и худощавая девушка, с опущенными в пол глазами.

— Кто вы будете? Что сказать хозяину?

— Хай заходят, Мирка! — загремел, вероятно, сам хозяин.

Девушка посторонилась, пропуская их вначале в тесные сени, а затем и в небольшую, уставленную грубоватой, но добротной деревянной мебелью, комнату. Посреди нее за столом сидел необъятных размеров человек с длинными усами, в высокой шапке из овчины и блестящем богато вышитом кафтане. Перед ним стояла миска с тремя толстыми колечками колбасы, еще одна миска с дымящейся кашей, кружка, пенящаяся пивом, краюха хлеба и добрый ломоть сыра.

Джай понял, что отток еще не прошел окончательно, и что он сейчас хочет есть, как волк почуявший кровь лютой голодной зимой.

— Ну? — строго сдвинув брови, гаркнул староста. — Я — есть почетный староста Низинки, благородный Бульс Кирей, назначенный самим князем Боженом, называемым Истебителем за славные деяния очищения земли этой от богомерзких тварюк! А вы, кто такие будете?

Адонаш по заведенному у них с давних пор обычаю, взял на себя обязанности переговорщика, вышел вперед, поклонился, чуть согнув голову, и сказал, пробирающим до костей металлическим холодным голосом: хозяин весь сжался, когда он заговорил.

— Я Мастер Меча Адонаш. А это мои спутники: служитель Мастера Судеб — монах Скайси и менестрель, известный бард, — он кашлянул. Неужели забыл имя?.. — Астри Масэнэсс из Междуморья!..

— Вижу... вижу... Так значит этот вот, — почетный староста показал на Джая толстым — что сосиска пальцем, на котором красовался перстень с агатом, — из Междуморья. А вы двое, откуда родом?

— Ты же знаешь, хозяин, что монахи и Мастера Силы не называют места своего рождения — так уж принято. Для тебя достаточно будет знать, что мы тарийцы.

Тон гостя и последние слова не понравились благородному Бульсу Кирею, он сдвинул волосатые брови, крякнул, хлебнул пива и вперился взглядом в Адонаша. Джай едва заметно улыбнулся, предвидев, что староста отведет глаза уже на счет три — у Мастера Смерти очень тяжелый взгляд, особенно, если он того хочет. Так и случилось.

— Ты, неведомо откуда взявшийся Мастер, — произнес Бульс, злобно изучая уже колбасу, а не Адонаша, — видно привык говорить, что взбредет в голову, и творить, что попало, так как обычно все тебя боятся. Но здесь у нас в Божении под покровительством нашего достопочтимого князя все по-другому! Здесь никого ты обидеть не сможешь! А если попытаешься, то тебя повесят на ближайшем дереве и не посмотрят, что ты Одаренный. И не думай, будто на тебя не найдется управы — у князя в услужении тридцать два человека — Мастера Смерти, такие же, как ты! Одолеешь стольких?