Heaven: Библиотекарь. пролог, части 1-2

— Я потом, — мягко сказал Платов. — Вы попробуйте вспомнить, может, видели ее тут, в вашем городе?

— Точно говорю — не видел. Я тут всех знаю. У нас пришлых в Зарубино не бывает, разве только торгаши-барыги заходят с товаром, или армейцы время от времени наведываются, хрен их знает зачем.

— Армейцы? Военные, то есть? Здесь есть военные?

— Есть, родимые. Да только нужны мы им как зайцу триппер. Им наплевать, живы мы или уже подохли.

— Мне бы встретиться с этими военными. Вдруг они знают что о Наташе?

— Забудь. Даже если знают, ничего не скажут, — Махоня еще раз посмотрел на фотографию. — Нет, верно говорю, не видел я твоей жены. А как случилось, что ты ее потерял?

— Долго рассказывать. Только не по своей воле мы с ней расстались. Иногда случается, что обстоятельства бывают сильнее людей.

— Ты с Немцем завтра поговори, может, он поможет, — посоветовал Махоня. — Только Немец мужик непростой, его тоже придется греть — ну, ты понял. Слушай, ты мне скажи все-таки, по кой хрен ты всю эту кучу книг на себе пер столько километров? Не понимаю.

— А что тут понимать? Эти книги были много лет моими друзьями. Единственными. Не мог я их бросить там, откуда ушел.

— Не, не понимаю, — повторил Махоня, налив себе третью порцию спирта. — Люди, когда между поселениями путешествуют, что-то стоящее с собой берут. Жратвы побольше, спиртику, патронов, что-нибудь на обмен. А ты разное барахло потащил, да еще полный рюкзак. Я вон гляжу, пистолетик у тебя на поясе. С таким пистолетом я бы, прости Господи, до ветра за ворота не вышел. А ты сколько километров протопал? Или ты рисковый до ужаса, или псих самый настоящий.

— Наверное, скорее псих.

— Странный ты, — сказал снисходительно Махоня и тут же, наклонившись к Платову, шепнул: — Ну-кось, пойдем со мной на минутку. Дело есть. Барахло свое можешь здесь оставить, никто не возьмет.

Платов подчинился. Махоня привел его в свой рабочий кабинет, уставленный ящиками и коробками и заваленный разным барахлом, которое, видимо, имело для хозяина забегаловки какую-то ценность. Хихикая, Махоня открыл ключом ящик стола и извлек оттуда пачку старых потрепанных порножурналов.

— Такое вот есть у тебя? — спросил он. — Если есть, давай, куплю не торгуясь.

— Вот чего нет, того нет, — улыбнулся Платов. — Знал бы, прихватил парочку, там у нас в комнатах охраны такое добро встречалось.

— Жаль, — протянул Махоня, сунул журналы обратно в стол и запер ящик. — Комнаты для гостей наверху у меня. Их две, выбирай любую.

Платов выбрал ту, что была ближе к лестнице: не потому, что лень было осматривать дальнюю, просто вряд ли тут места для ночлега сильно друг от друга отличаются. В большой комнате, в которой еще сохранились остатки дорогой шелкографии на стенах и навесной потолок с навсегда погасшими светильниками, были железная кровать с матрацем, конторский стул и ящик для вещей, в принципе, ничего другого Платову и не требовалось. А главное — тут было безопасно, тихо и относительно тепло. Поставив рюкзак в угол, Платов стянул с себя куртку и ботинки и со вздохом наслаждения растянулся на кровати. Этого момента он жаждал несколько дней, с момента последней ночевки в разрушенном здании железнодорожного вокзала.

— Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться, — зашептал Платов, глядя в покрытый грязными разводами почерневший потолок, — Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох — они успокоивают меня. Ты приготовил передо мной трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою; чаша моя присполнена... Так, благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни...

3.

Мэр поселка Зарубино по прозванию Немец оказался неожиданно чернявым, коренастым пожилым мужчиной с рубленым лицом и тяжелым взглядом. Он принял Платова у себя в кабинете, где на письменном столе стояли два флажка — бундовский, черно-красно-желтый, и российский триколор. Дань памяти о погибшей и навсегда покинутой родине и дань уважения новому Отечеству. Кроме флажков на столе стояли ноутбук, старая армейская радиостанция, а рядом красовался автомат АК-74У без приклада.

— Значит, ваша фамилия Платов, — сказал Немец, разглядывая гостя. Говорил он по-русски очень чисто, почти без акцента. — Порох доложил мне о вас. С чем прибыли в наш город?

— Я ищу свою жену, — Платов достал фотографию, которую вчера показывал Махоне, передал мэру. — Ее зовут Наталья Константиновна Платова, в девичестве Янковская. Знаете что-нибудь о ней?

— Как давно вы расстались с вашей женой?

— Восемнадцать лет назад.

— Вы шутите! — Немец рассмеялся. — Восемнадцать лет прошло, а вы хотите найти ее в этом сумасшедшем мире? Вы вообще понимаете, что это значит — искать человека, исчезнувшего столько лет назад?

— Я уверен, что моя жена жива. Я знаю.

— Похвально, что вы так любите ее, но... Кстати, а почему вы начали ее разыскивать только сейчас?

— Я не мог сделать этого раньше. — Платов помолчал. — Я был в заключении.

— То есть, вы были в тюрьме? — Немец был искренне удивлен. — И где это в нашей стране остались тюрьмы?

— Таков был приказ коменданта убежища, в котором я работал. Строго говоря, это была не совсем тюрьма. Скорее, мне ограничили свободу передвижения по убежищу. Как вы понимаете, само по себе сидение в убежище уже сильно напоминает тюремное заключение.

— То есть, вы все эти годы провели в убежище? В каком, если не секрет?

— В убежище номер сорок пять бис.

— Момент, — Немец обратился к своему ноутбуку. — Так, любопытно. Вы откуда к нам пожаловали?

— С севера. Место называется Белая гора.

— Простите, дорогой друг, но вот вам карта этой части страны. Место под названием Белая гора на ней не обозначено. Равно как и убежище номер сорок пять бис.

— Простите меня, но это невозможно, — Платов достал из кармана свою ID-карту. — Вот, взгляните. Там все есть.

— Хм, странно... Действительно, убежище 45-бис. Вы можете показать на этой карте примерный район?

— Попробую, — Платов шагнул к столу, посмотрел на карту, слабо мерцающую на дисплее старенького ноутбука, попытался по ней сориентироваться. — Я не уверен, но Белая гора должна быть где-то здесь.

— Почти восемьсот километров отсюда? И все это расстояние вы прошли один, по дикой территории, не боясь ни радиации, ни зверья, ни двуногого отродья?

— У меня не было выбора. Я не мог дальше оставаться в убежище.

— Вас освободили?

— Можно и так сказать.

— А поподробнее нельзя?

— Три месяца назад в "45-бис" начали по непонятным причинам просачиваться зараженные радиацией грунтовые воды. Так нам сообщили офицеры охраны Однажды нас разбудили среди ночи и приказали срочно готовиться к эвакуации — вода проникла в реакторный отсек, вышли из строя электронные системы контроля и возникла опасность перегрева главного реактора из-за отказа системы охлаждения. Охрана велела нам собрать вещи и собраться у входов в эвакуационные тоннели. Мы так и сделали, и вот тут ко мне подошел мой старый приятель, майор Карпович, командир службы радиационной и химической защиты "45-бис". Он велел мне идти за ним, вывел сначала в помещения охраны, потом привел к аварийному выходу. Тут он дал мне винтовку и этот пистолет, форменную одежду, которая сейчас на мне, немного еды и открыл для меня служебный тоннель — этим туннелем пользовались его разведчики, проводившие замеры радиации на поверхности. Попрощался со мной и велел убираться восвояси.

— Начальник химзащиты дал вам оружие и помог выбраться из убежища?

— Именно так. Мы с Карповичем были давние друзья, я думаю, он сделал это ради нашей старой дружбы.

— Хм, очень интересно. А где ваша винтовка?

— Я выменял ее на еду.

— Выменяли? — Немец с изумлением посмотрел на Платова. — Вы добровольно оставили себя без приличного оружия? Какое у вас было оружие?

— "Калашников" вроде вашего, только ствол длиннее, — Платов показал на лежавший на столе автомат.

— Нет, ну вы меня поражаете! И вы отдали ТАКОЕ оружие?

— Пришлось. Тащить на себе рюкзак с книгами и эту винтовку было очень тяжело. Книги я, естественно, не мог выкинуть, поэтому избавился от винтовки. Тем более что стрелок я никудышный, а еда мне была необходима.

— Интересный вы человек, — с иронией в голосе сказал мэр. — Впервые встречаю такого уникального субъекта. И что вы сделали потом?

— Пошел искать людей. На второй день я вышел к какому-то маленькому поселению, и тамошние обитатели снабдили меня пищей и информацией. Они сказали, что мне надо идти на юг, что я и сделал. И вот, добрался до вашего городка. Теперь я буду искать жену. Вы можете мне помочь?

— Как случилось, что вы ее потеряли?

— Это вина коменданта, — Платов опустил глаза. — Это он разлучил нас.

— Вы чего-то не договариваете, дорогой друг. Я смогу помочь вам только в одном случае — если вы будете со мной предельно откровенно.

— Хорошо, — Платов собрался с духом и неожиданно для мэра заговорил по-немецки. — Мы с женой работали вместе, она тоже биолог...

— О! — воскликнул мэр — Вы говорите по-немецки?

— Да, и еще на трех языках.

— Я был прав, — сказал Немец, качая головой, — вы действительно уникальны... Так что же случилось с вашей женой?

— Восемнадцать лет назад, на второй год после нашей свадьбы, мы с Наташей были неожиданно включены в научную группу, работавшую над особо секретным проектом. Для нас это была удача — Наташа была на третьем месяце беременности. Участие в головном проекте "45-бис" давало нам большие привилегии, например, дополнительные продуктовые пайки, а главное — на нас теперь не распространялся одиннадцатый пункт Устава, который вводил ограничения на рождение детей в убежище. Мы с Наташей теперь принадлежали к научной элите центра и могли позволить себе иметь столько детей, сколько захотим. Представляете нашу радость? Я получил назначение в цитологическую лабораторию сектора "А", а моя жена работала в виварии — кстати, фотография была сделана как раз в то время. Прошло буквально несколько недель, и тут... — Платов сделал паузу, ему было трудно говорить. — В ту ночь я был у себя, а Наташу вызвали в лабораторию выполнить какую-то срочную работу. Под утро в мою комнату ворвались охранники, разбудили, надели на меня наручники и велели следовать за ними. Начальник охраны Самойлов заявил мне, что моя жена бежала из убежища, прихватив с собой сверхсекретные документы, и что она сделала это по моему приказу и с моего ведома. Это была полная чушь — как могла женщина на четвертом месяце беременности совершить побег, да еще с какими-то документами! Я понял, что с моей Наташей случилась беда. Наверное, у меня произошло помутнение рассудка, потому что я бросился на охранников... что было дальше, помню смутно. Я очнулся в карцере, избитый, окровавленный, по-прежнему в наручниках. Потом ко мне пришел комендант Одинцов с охраной. Орал на меня, называл неблагодарной свиньей, предателем, выродком, начал пинать ногами. Мне сообщили, что я отстранен от программы и нахожусь отныне под специальным наблюдением. Мне ограничили свободу передвижения, урезали все соцпакеты и перевели на работу в библиотеку, в которой я и проводил все свое время. Иногда мне запрещали выходить оттуда по трое-четверо суток. Охранники следили, чтобы я не общался ни с кем из бывших коллег. Конечно, я пытался узнать, что случилось с моей женой, но все мои попытки раздобыть хоть какую-то информацию ничего не дали. И я поклялся, что обязательно отыщу жену. Я был уверен, что она жива. Наверное, все эти годы я сохранял жизнь и разум только благодаря двум вещам — этой своей клятве и чтению. — Платов усмехнулся. — Я замкнулся в себе, ни с кем не разговаривал, и постепенно за мной закрепилась репутация сумасшедшего. Меня так и называли — Библиотекарь.

— Сочувствую, — Немец постоял, будто в растерянности, потом решительно отпер сейф в углу кабинета, достал оттуда бутылку водки и два стакана, налил себе и Платову. — Давайте выпьем. Вам сейчас надо немного выпить.

— Помогите мне найти жену.

— Что я могу вам сказать, мой друг? Буду искренен с вами. Вашей жене сейчас должно быть около пятидесяти, не так ли? В нашем мире люди редко доживают до сорока пяти лет.

— Нет, это невозможно. Наташа отличалась прекрасным здоровьем. Врачей в госпитале даже удивляло, насколько легко она переносит беременность. Нет, жива она, я знаю. Я в этом абсолютно уверен.

— У вас есть предположения, что могло случиться с вашей женой?

— Все эти годы я пытался понять, что случилось. Я себе голову сломал, — Платов взял стакан и судорожно выпил водку. — Я уверен, что мы с Наташей стали жертвой какого-то чудовищного заговора. Правду о том, что случилось, знает только один человек — комендант. Если бы я мог, я бы заставил его говорить. Но Одинцов был недосягаем. Он днем и ночью был окружен охраной. Я знаю, я трус и тряпка, но у меня не было ни единой возможности заставить эту тварь рассказать правду о том, что они сделали с моей женой.

— Не вините себя. Вы хороший человек, и вы ничего не смогли бы сделать, уж поверьте. Но я пока не вижу способа помочь вам.

— Мне сказали, тут недалеко есть военная база. Я бы хотел попасть туда.

— Безнадежно, мой друг. У военных свой мир, у нас свой. Они слишком заняты своими делами, им не до нас, — в голосе Немца прозвучала горечь. — Они не будут заниматься поисками вашей жены.

— Я не о поисках говорю. У них может быть какая-то информация.

— И вы наивно полагаете, что они с вами ей поделятся? Бросьте, Андрей Иванович, не будьте глупцом. Даже если военные знают о вашей супруге, вы ничего от них не узнаете. Надо искать другой след.

— Вы лишаете меня последней надежды.

— Не говорите так. У вас есть деньги или хороший товар?

— Ничего у меня нет, — виновато улыбнулся Платов. — Только книги. Но они, как я понял, тут никого не интересуют.

— Это верно, книги сегодня могут заинтересовать людей только как горючий материал. — Немец задумчиво потеребил подбородок. — Знаете, есть у меня идея. В наших местах есть один парень, у него скверная репутация, но пару раз он помог мне в очень щекотливых ситуациях. Зовут его Максим Панин, но в наших краях его знают как Макса-Наемника. Он мне обязан кое-чем... словом, я попробую вас свести.

— Даже не знаю что сказать, — вздохнул Платов. — Вы просто возвращаете меня к жизни.

— Не спешите благодарить. Панин очень своеобразный господин, и не факт, что он согласится вам помочь. Но попробовать можно. Вы остановились у Махони?

— Да.

— Прекрасно. Отправляйтесь к себе, отдыхайте и постарайтесь поменьше приставать к людям с расспросами, тут этого не любят. Я вас сам найду. И о нашем разговоре никому не слова. Это намного серьезнее, чем вы думаете.

— Я понял, — сказал Платов, глядя на мэра как на святую икону. — Я все сделаю так, как вы сказали.