Кордон

Это в помещении, в свете газовых рожков и в тепле, что волнами накатывает от ребристых радиаторов, можно морализаторствовать. А вот за пределами круга света — дикие и глухие леса. С соответствующими нравами. Оружие, опять же, есть у каждого взрослого, и взрослыми люди становятся с двенадцати лет. На выручку, случись что, не придет никто кроме сослуживцев. Да, в баталионе есть блиц-шквадрон. Но Республика не Арания, и летательных аппаратов на весь Корпус ровным счетом четыре штуки. И возят они генералов. По местным же буреломным дебрям самый молниеносный отряд усиления будет пробираться не один день. Могут и к похоронам опоздать...

О, какие люди мимо проходят! Унтер-офицер был тот самый, из наряда. Здоровенный, куда выше и шире Подолянского в плечах, глаза маленькие, но умные. Злые. Блестят из-под косматых бровей. Ладони — как ковши парового землекопа. Ему бы не на границу, а в саперы! И паровика с отвалом не надо!

— На месте стой, раз-два! Ко мне, шагом марш!

— Ландфебель Водичка по вашему приказу прибыл, господин прапорщик! — с уставной четкостью грянул унтер и покосился на Анджея с хитринкой. — Вы, господин прапорщик, ежели за вечернее решили мне в морду залезть, то я вам как на духу скажу. Имел приказ от господина гауптмана, изображать тварь дрожащую и бесхребетную. С укором и слезинкою в глазах.

— Не блажи, — благодушно отмахнулся Подолянский. — Я не дурнее паровоза. Понятное дело, что на такой кунштюк по своей воле хрен бы ты подписался. Однако, — Анджей нацедил унтеру стакан — с горкой, с гвардейским шиком — плесканул и себе на два пальца, с ноготком, — в следующий раз, прошу тебя, друг Водичка, ты хоть мигни, что ли. А то ведь до смертоубийства чудом не дошло.

— Дык, самолично наблюдал, как вы 'трешников' валяли. Занимательное зрелище, для понимающего человека. Что же до приказа... Просьбы, точнее, — поправился Водичка, — то на иконах клясться не буду. Но ежели будет возможность хоть мурашу пролезть — обязательно просигнализирую.

Выпить сослуживцы не успели. За стеной, в комнате дежурного, где нынче сидел непьющий Вацлав, зазвенела рында: если верить надписи, идущей по ободку, то с самого геройского корвета 'Гром', что утоп лет эдак сорок назад в жарком бою у мыса Чухна. И как такой раритет в двухстах верстах от ближайшего моря оказался? Природный феномен! Не иначе, Лаба вынесла...

В кают-компанию вошел гауптман Темлецкий, сменивший парадный мундир на тусклую серо-зеленую полевую куртку.

— Господа офицеры! См объявляю тревогу. Бганы на Старой схлестнулись смертно. Якобы коров делили. Имеем десяток трупов минимум. Мальчишка от Младших прибежал. Кровью, вопит, все залито, хоть кораблики пускай.

Глава 2

...Бганы, которых насчитывалось пятеро — отец-старшак и четыре сына — люди были основательные и хозяйственные. Крепко держали и Старую Бгановку, где обитал отец с самым младшим, холостым еще сыном, и Бгановку Новую, где жили семейные братья. Зарились одно время на Вымрувку, там где солеварня пана Жижки по прозвищу Вырви-Глыз, но не выгорело. Одноглазый сам на кого хочешь позарится. Не менее основательный персонаж.

Но и кроме солеварни, Бганам было чем похвалиться: и поля, и две пасеки, и тайных делянок несчетно. На полях, средь пшеницы, тоже росло... всякое, законами Республики не особо разрешенное. Ну и полторы сотни коров со всякими хрюшками...

— Чисто магнаты, — подвел итог краткой справки Анджей, который с ландфебелем ехал во главе колонны, растянувшейся на узкой тропинке.

— Можно и так сказать, — перевел дух Водичка, вкратце посвятивший командира в местные экономические реалии, — разве что звания подлого, и баб на шелках драть не приучены.

— Скользко на шелках драть, на пол усвистеть можно, — задумчиво произнес Анджей, обернувшись в сторону Байды, — вместе с бабой...

— Что, совсем хороший? — в свою очередь обернулся и ландфебель. — Ох, ну курва ж мать, прости, Царица Небесная...

Поручик Байда, назначенный старшим в деле, еще на заставе залезал на лошадь с некоторой долей неуверенности и легкой расслабленностью в членах. Отъехав же от заставы, поручик, радуясь, что ускользнул от бдительного командирского ока, влил в себя всю загодя припрятанную флягу. Отчего Байду и вовсе развезло — офицер качался в седле из стороны в сторону. От падения пока что спасало везение, шальное счастье пьяных и дураков.

— Нельзя его таким везти, — нахмурился ландфебель, — граничары ко всему привычные, но вдруг очнется не вовремя.

— Буйный? — уточнил Анджея. Прапорщика самого слегка вело. Но свежий лесной воздух и оживленный деловой разговор потихоньку трезвили. — Или муроводит?

— Блюет, — пояснил Водичка и рявкнул:

— Близнюк и Сучевский, пана поручика под белы руки, и на заставу. Ферштейн?

Рядовые, кряжистые мужики, эдак десятого года службы на вид, а то и давнее, молча ухватили поручикову лошадь под уздцы. Развернули, делая вид, что Байды как бы и нету здесь. А что кричит кто-то, пуская пузыри, так то морок. Фантом сиречь.

Анджей дождался, пока маленький конвой скроется за поворотом узкой лесной дорожки, потом махнул рукой — двинули, мол. Оглянулся еще раз...

— Довезут, не переживайте, — подтвердил Водичка, — они парни надежные. А что у Бганов случилось — то брехня все. Не коров они там делили! Да и что там делить, рога отдельно, копыта отдельно.

— А из-за чего? — спросил Анджей, удивленный резким переходом. — Скот, насколько знаю, в здешних местах первая ценность.

— С тем не спорю, — замотал головой ландфебель. — Только зуб даю, что они, по своему падлючьему обычаю за лето с батраками не рассчитались. Ну или кинули по десятке в зубы, и зимуй как хочешь! Вот и взбеленились люди. Бганы те еще жучары! И знаете, господин прапорщик, до того ведь наглые, что даже ученых столичных, и тех обжулили!

— Ученых столичных? Когда успели? Мы с ними неделю как на заставе. Одним поездом из Крукова добирались.

— Да я не про тех, а про прошлых! — Радостно оскалился Водичка. — Этих ты еще попробуй обжулить! Один профессор чего стоит!

Анджей мысленно согласился с характеристикой профессора. Пан Конецпольский держался так, словно в прошлом служил не меньше, чем полковником, а то и бригадиром. И выправка, и борода, и не голос, а сущий глас, на весь плац рычать можно. Остальные геологи, конечно, пожиже, но тоже видно, что бывалые. Разве что барышня-секретарь выбивалась, сущей тростинкой смотрелось.

Подолянский тряхнул головой. Хватит с тебя, пан Анджей, дуростей любовных! Хватит! Экспедиция тут еще от силы пару недель пробудет, а там, прощай, пани Юлия, скатертью тебе дорога под белы ноженьки...

— Те тоже по округе бродили да в старых бумагах копались?

По большому счету, Анджею было плевать и на прошлых ученых, и на их занятия. Но лес, казавшийся по дороге на заставу родным, своим в доску, теперь оборотился жутким урочищем. Тянулись из темноты острые лапы-ветки, ухали филины, идущая на убыль луна светом мертвых падала на лицо. А добродушный бас ландфебеля хоть как-то развеивал страшноватое наваждение..

— Не, те все больше копали, ямы рыли. Шурфы называются, слышали, может?

— Слышал, знакомое слово. А что искали, не говорили?

— Да кто ж простому унтеру такое скажет? — улыбнулся Водичка. — Но искали они золото и соль.

— И как, успешно?

— Куда там, успешно, господин прапорщик? Было бы успешно, тут не три хутора с заставой скучали, а целый город отгрохали бы! Не нашли ничего, а потом еще и рабочие у них угорели.

— Насмерть?

— А то! — Водичка закивал с таким усердием, будто сам все и устроил— Насмертнее не бывает! Меня еще пан Цмок просил первичную экспертизу провести. Я каждого покойничка перещупал, да вскрытие провел.

— Чего-чего? — поперхнулся Подолянский. С подозрением оглядел массивную фигуру Водички. Представить медведеобразного ландфебеля за подобным высоконаучным занятием не получалось.

— Я ж раньше в Гданьске служил, в тамошнем полицейском управлении. Опыт есть.

— Да уж... — протянул пораженный Анджей. Огладил еще не обросшую с каторги голову. Хотя, если разобраться, чему удивляться? Жизнь, она штука сложная и хитрая. Профессор, который на вид — бывший военный. Унтер глухой заставы, оказавшийся полицейским. Гвардеец, в недалеком прошлом мотавший срок на каторге — месяца не прошло... Прелестная компания, право слово! Пана золотаря да пары курв не хватает.

— Ну так вот, — продолжил ландфебель, — они и до того уезжать хотели, а тут еще беда такая — полдюжины трупов, как с куста. Плюнули, да умчались. Вацлав их потом еще матом крыл, они ж свое барахло побросали, что где. А куда его? Лопаты да прочее шанцевое, в дело пошло, а бумаги куда девать? Сожжешь — а ученые как вернутся? На растопку не пустили, оно и к лучшему оказалось. Так в подвале и валялись, пока нынешние в ту пыль носа не сунули. Ну а Бганы нонешних-давешних обманули. Насчитали за месяц работы чуть ли не тысячу. Визгу было, ору! Старшаку пан профессор чуть из мышебойки в лоб не стрельнул... И орал, мол подонки тут живут, и негодяи сплошные... Тот-то профессор, вида куда как благообразного, а до денег дошло, так и все...

Набитая копытами тропа снова вильнула, прошла под низко нависшими еловыми лапами — Анджей хоть и пригнулся к конской шее, а колючки по затылку прочесали. Подолянский мысленно выругался. Было у него одно мерзкое качество, изрядно портившее жизнь — категорическое неумение примечать дорогу. Разве что на пятый-шестой раз, да и то, оставалась вероятность свернуть не туда. Для местной нетронутой топорами пущи — самое то. Отошел от тропки на десять шагов — по весне обглоданные мелким зверьем сапоги и найдут. И пана Лемакса с его контрабандьерами и прочими закордонными басурманами не надо. Хорошо, хоть днем видно будет получше — лес пустой и прозрачный, сбросил лишнее перед зимой.

— Опасные они мужики, эти Бганы. И премерзкие! — чуть громче, чем обычно произнес Водичка, ощутив видно, что прапорщик не на шутку задумался. — Им тут все должны. Ну, кроме нас, конечно!

Анджей улыбнулся в ответ. Здоровяка-ландфебеля в состав отряда Темлецкий приказал взять лично, нехорошо косясь на хмельно улыбающегося Байду, промахнувшегося в очередной раз мимо стремени. Поручик, мол, общее руководство осуществит, а непосредственно делами вы, господин прапорщик, заниматься будете. В чем вам Водичка и поможет. Юлаго, сработались вы с паном унтером. Он и местность знает, и Бганам спуску не даст — личное у него.

После того, как двое пограничников отделились от отряда, дабы сопроводить выбившегося из сил офицера, у Подолянского осталось еще шесть человек, все в возрасте. Вообще, по непонятной прихоти бригадного чиновника на заставе не было никого моложе прапорщика. Ну кроме загадочной Ярки, про которую слышал краем уха, но которая за все эти суматошные дни, на глаза так и не попалась. И рядового Бужака, коий славился приверженностью к новомодным физкультурам и некоторой вялостью мысли. Оттого, к серьезным делам и не допускавшийся — стоял себе, вечным часовым на воротах.

Подолянский достал из вьюка баклагу с водой, прополоскал рот.

Тропа вилась и вилась себе сквозь осенний лес. Водичка, поматерив Бганов еще какое-то время, для приличия, притих. Потянулась монотонная, квадранс[Пятнадцать минут] за квадрансом, поездка...

В груди, помалу, занималась злость на господина гауптмана. Не мог сам поехать, что ли?! Видел же, что поручик пьян до безобразия?! Вот приедут они на место, и что прикажете там делать?! На месте массового убийства?! Нет, можно, конечно, завернуть трупы, если они остались, в половики — ковров-то здесь нет. Завернуть и утопить в реке. Но ведь не оценят. Получится сплошное безобразие. Куда ни кинь, попадешь в жмура. Ладно, упремся, разберемся. Зря, что ли, Цмок Водичкой усилил? Вот пусть бывший лягаш и подсказывает, что и как.

Прапорщик зевнул, чуть не вывернув челюсть. Жуть какая... Вторые сутки на ногах и отдых не предвидится. Хорошо хоть свежо, в седле задремать не выйдет. Кордон, чтоб его!

— Вы, господин прапорщик, хлебните, — Водичка посмотрел на расстроенного Анджея, протянул свою флягу, — хлебните-хлебните, не подумайте! Кофе там, с крохотной капелькой вудки. Очень выручает, когда в сон клонит.

Анджей ломаться не стал, угостился. Содрогнулся — крепкое у ландфебеля варево получилось. Таким врагов травить хорошо. Зато действенно! Кровь по жилам так и побежала. От настоящего кофе, само собой, одно название — жженый ячмень впополам с цикорием. В Арании, поди, таким свиней поить брезгуют... Нет, положительно, надо выписывать из Дечина не только поваренную книгу!

Подолянский дохнул в ладонь, поморщился:

— Ну и запах же от меня....

— Знаете, пан Анджей, — Водичка оглянулся. Остальные пограничники растянулись длинной цепочкой по тропе и к разговору интереса не выказывали. Кто-то даже умудрился прикорнуть в седле, показывая граничарскую выучку. — Знаешь, Анджей, я тебе, что сказать хочу. В Бгановке трупов может, полдюжины, а может и все двадцать. Много, короче. Я такого навидался, есть опыт. Поэтому... На кровь свежую лучше смотреть, когда в голове шумит. Они, — Водичка выделил голосом это 'они', словно захотел отсечь 'их' от мира живых, — и сниться не будут, да и не затошнит так. Мужики-то ладно еще. А когда бабы с детками убитые, то оно же вообще, зрелище слезное.

— Есть такое, — фыркнул Подолянский. — Главное, самому убивать трезвым.

— Ага. Цмок мне так и сказал, что ты хоть и гвардионус столичный, и парень молодой, но опыта... В достатке. Всякого, так сказать, — понимающе кивнул Водичка.

— Опытный, — скривился Анджей, — такой опытный, что тьфу три раза!

— Какой есть, — хмыкнул ландфебель. — Был бы ты зеленым, как гоблин, Цмок бы поехал сам. А так — оказал доверие! — Водичка задрал указательный палец. Покачал им в воздухе, собрал морщинки у глаз в улыбку. — Такая вот тонкая тонкость, Анджей. А запах, изо рта и не очень... Да что запах? Тут кордон, а не коронные земли, как бы их в 'сердешные' не переименовывали. Если пограничник объявится здесь начисто бритым, наглаженным, без перегара и вежливым — тут же получит поленом поперек хребта. Потому что чистый и вежливый пограничник — это не пограничник, а йормландский шпион.

— Прям вот так сразу и шпион? — переспросил Анджей. Ему-то офицеры, что родной уже 'четверки', что соседской 'трешки', пьяницами не показались. Байда, разве что.

— Осечек не бывает! — перекрестился Водичка. Небрежно, едва двинув рукой, обмахнул себя троеперстием, то ли в шутку, то ли всерьез.

— Тебя, Янек послушать, то лучше всего, прям под воротами пол-фляжки выдуть, а остатки на себя вылить? И грязи еще на мундир, грязи! Чтобы даже спросонья за шпиона не приняли.

— Вудку, положим, лучше не на себя, а в меня, — уточнил ландфебель. — Что до грязи, то всякое случается, не смею препятствовать. Иногда, если для дела полезно, можно и по ноздри извазюкаться.

— Весело у вас тут!

— Так ведь кордон! — Водичка подбоченился в седле, глянул сверху вниз — У нас всегда непросто было.