Врата дракона

-Вероятно, Ваше Величество. Романские или германские культуры уже достигли своего расцвета, задача же русской культуры, опять-таки сводится к тому, чтобы догонять их на своем, особом славянском пути, стремясь к равноценному, или в идеале, еще более высокому расцвету.

-К чему клоните-то, Владимир Борисович?— усмехнулся генерал Рыдзевский.

-Кардинальное отличие и западничества и славянофильства от той мысли, которая воплотилась в духовном наследии и Чаадаева и Достоевского состояло в том, что русская культура в обеих этих теориях не несла в себе непосредственно всемирной миссии. Национальные культуры Европы в своем совместном, неразрывно взаимосвязанном творческом подвиге, осуществили уже совершенно очевидную и грандиозную всемирную миссию. И западничество, если и предполагало всемирное значение русской культуры, то только в ее присоединении к этому подвигу. Славянофильство видело цель в создании рядом, наряду с романскими и германскими культурами, еще одного, пусть даже глубоко самобытного, культурного мира, славянского, с русской культурой во главе.

-По-вашему, Владимир Борисович, выходит, что и в том и в другом случаях смысл и цель русской культуры воссоздаются как бы с модели, предложенной Западом? -спросил государь.

-Насколько я знаком с русской культурой, Ваше Величество, и в мысли Чаадаева и в мысли Достоевского русская культура имеет совершенно самостоятельный смысл и цель, -сказал Рыдзевский,— А всестороннее и глубокое освоение западной культуры предстает как путь, разумеется абсолютно необходимый, путь осуществления этого смысла и этой цели...

-Вы имеете в виду всечеловечность?— полюбопытствовал Николай Александрович.

-Именно.

-И всемирность?

-Точно так, Ваше Величество.

-Но между тем Достоевский, как и ранее Чаадаев, совершенно объективно оценил русское стремление в Европу, -сказал Фредерикс.

-Это только одна сторона дела,— государь извлек серебряный портсигар, закурил, -в высшей степени замечательно, что Достоевский сразу после "Речи о Пушкине" обратился и к теме Азии. В "Речи о Пушкине" с такой силой, с такой ясностью провозглашено:"Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как и удел своей родной земли, потому, что наш удел и есть всемирность". Каково? В своей последней предсмертной записной тетради Достоевский написал, что Россия не в одной только Европе, но и в Азии, и что в Азии может быть, больше наших надежд, чем в Европе.

-Глубокое осмысление самой проблемы Азии— это особенно важная и насущная задача,— сказал Рыдзевский,— под силу ли?

-Под силу ли нам, азиатам?— усмехнулся государь,— К стыду нашему и к стыду собственному, но Запад по-прежнему считает нас "азиатами".Восток издавна был и остается в глазах Европы только "объектом",только материалом для удобрения. Ущербна ли такая точка зрения? Вне всякого сомнения. Ущербна ли точка зрения Запада в отношении нас, России? Безусловно! Россия является рубежом между Европой и Азией конечно же не только в силу своего географического положения. Русская литература во всех своих подлинных проявлениях воплотила мощный и глубокий пафос равенства и братства с народами Востока и Запада, создав, таким образом, своего рода духовный мост меж Азией и Европой. России еще предстоит сгруппировать вокруг себя все просыпающиеся народы Востока...

Государь снова закурил.

-Ваше Величество,— сказал Рыдзевский,— Когда мы говорим о себе"великий народ с великой историей"-что мы подразумеваем? Победы? Завоевания? Увы, но победы наши иль далече иль в будущем...Христианскую миссию нашего народа? Но она неотделима от миссии любого другого православного народа, греков, болгар...

-Если мы спросим людей: история какого еще народа больше всего похожа на крестный путь, смерть и чудесное воскрешение Господа нашего Иисуса Христа, то любой честный человек, и здесь, у нас, в России, и в Европе— просто не сможет найти другого такого народа, кроме русского. Можно конечно, вспомнить и сербов и армян, обагренных жертвенной кровью, знавших тяжелейшие падения. Но они не знали таких высочайших взлетов. Убежден, в России решались и решаются судьбы мира, вековечные вопросы человечества. У нас, в России стало так очевидно и величие души человека и низость его материальной природы. Мы бесприютны не в географическом ,а в духовном смысле. Мы легко впадаем в отчаяние— но разве сам Господь на мучительном пути к своей Победе не ослабел на миг? И у него не мелькнула мысль, что он оставлен?

Государь, разволновавшись, неожиданно почувствовал в левой стороне груди давящую боль; такое же ощущение он испытал впервые в Ливадии, когда сообщили скорбную весть о кончине отца...Николай Александрович обеспокоенно огляделся, прошелся по кабинету, подошел к окну, чтобы не было заметно как он болезненно морщится. Боль слегка отпустила и царь, повернувшись, продолжил:

-Мы вышли на скорбный путь, страстный путь борьбы и не стоит ждать на нем каких-то отдельных удач. Der Kampf hat gerade erst begonnen.* Наши усилия более всего содействовали освобождению Германии, Австрии и прочих стран Европы от гегемонии наполеона вовсе безо всякой прямой цели что-либо завоевать. То же делали мы, способствуя освобождению Румынии, Сербии и Болгарии от турецкого владычества. Да и Китаю мы помогли в 1895-м...Наши начала иные. Для выполнения наших исторических задач, часть которых лежит в освоении и развитии Крайнего Востока, мы должны придерживаться освободительной и просветительной роли. Особенно по отношению ко всей Азии! Однако, господа, est regna magna tacere, как говорил Марциал болтливым-важная вещь— замолчать! Laboremus**,господа!

*Борьба только начинается(нем.)

**будем трудиться!(лат.)

Императорский поезд.

22 сентября 1898 года.

Едва Рыдзевский и Фредерикс вышли из рабочего кабинета, государь принялся за синие министерские пакеты, взятые из Царского Села.

Среди изрядного количества почты государя ожидал отчет о перлюстрации писем. Отчет был прислан министром внутренних дел Горемыкиным еще несколько дней назад, но Николай по целому ряду причин все откладывал знакомство с ним.

К отчету о перлюстрации прилагалось несколько писем и выписки из них. В свое время Николай Александрович самолично указал Горемыкину готовить подобные отчеты, особенно в отношении тех писем, где содержалось хоть что-то, касавшееся "Большой Азиатской Программы"-хотелось знать, что в "сферах" думают о его азиатской политике истинно, а не то, что вслух произносят в салонах, клубах, на приемах и аудиенциях, в желании понравиться монарху.

Николай стал просматривать выписки из перлюстрированных писем.

-Помощник прокурора приамурского военного округа полковник Латернер писал своему знакомому в Петербург:

"...Относительно ныне строящейся Китайско-Восточной железной Дороги я всегда говорил, и теперь говорю, что это такой вопрос, о котором надо думать и думать. С одной стороны, американцы у себя и англичане в Канаде прокладывали рельсовые дороги через пустыни и горы к Тихому океану и были правы, но с другой стороны, страна Манджурия слишком сурова и неприветлива, мало исследована и, вероятно, мало пригодна для земледелия. И главное— американцы богаты, а мы бедны. Военное значение как пути подвоза— несомненно, но в стратегическом отношении направление дороги невыгодно и даже опасно. Нужно, на мой взгляд, подумать о возобновлении работ на Амурской дороге. Чем севернее будет проложен рельсовый путь, да еще и прикрытый Амуром, тем положение его будет безопаснее..."

-поверенный в делах в Корее Матюнин, писал приятелю, Александру Михайловичу Безобразову, бывшему корреспонденту государственного коннозаводства по Иркутской губернии, автору обширной, сочувственно встреченной в придворных кругах, записки, в которой предсказывал неизбежность войны Японии с Россией:

"...Приезжайте сюда. Вы многое увидите такое, что покажет Вам наглядно разницу между "докладом" министра финансов Витте и действительным положением дел. Вы, между прочим, увидите, как постройка интересующей государя дороги, которая теперь уже стоит сто тысяч рублей верста, а будет вероятно, стоить по окончании ее и все сто двадцать тысяч, продвигается на самом деле. При этом, спросите Вы, сколько подобные дороги обходятся в Америке и в Канаде, или хотя бы в нашей Финляндии; между тем большинство здешних работ исполняются "крайне легко",тогда как на работах сплошь китайцы, а они, как известно, чрезвычайно дешевы. Даже не знаю, что Витте придумает, чтобы оправдать существование того, что никогда и не существовало...."

Граф Капнист из Карлсбада писал полковнику Вогаку, военному агенту в Китае:

"Между прочим, здесь в Карлсбаде, мне довелось разговаривать с одним американцем австрийского происхождения, приехавшем из Рима, где он состоит корреспондентом американской газеты. Этот американец, ссылаясь на секретаря английского посольства в Петербурге процитировал мне слова британского посла: "было бы желательно, чтобы Россия и Япония возможно сильнее потрепали друг друга, чтобы не исчезли между ними такие географические районы на Крайнем Востоке, в которых возможны трения. Япония в таком случае не будет угрожать Англии в Малайе, а Америке— в южных морях".Теперь мне ясно, что потуги наших доморощенных "ост-индцев" в лице Безобразова и его компании, все шаги, предпринимаемые хитрецом Витте, пытающемся играть собственную игру на Крайнем Востоке— смешны и жалки. Настоящую игру ведут американцы и англичане. Впрочем, не все еще ясно— в Европе откровенно побаиваются того, что государь все чаще стремится выстраивать собственные политические комбинации и может выкинуть непредсказуемый финт. По опыту своему знаю, что Европа боится России и не понимает ее. Любой шаг Петербурга и царя, не поддающийся хоть сколько-нибудь внятному толкованию, пугает европейцев до дрожи. Особливо нынче, когда раскручивается пресловутый фашодский инцидент с французским капитаном Маршаном"...

...Николай Александрович синим карандашом подчеркнул выдержки из письма графа Капниста, затем перечитал еще раз, отложил отчет о перлюстрации писем. Ему захотелось переговорить с супругой.

...В отличие от матери, императрицы Марии Федоровны, которая хоть и поверхностно, но тем не менее вмешивалась в государственные вопросы, особливо когда они касались Дании или Англии, супруга Николая Александровича, государыня-императрица Александра Федоровна старалась совершенно не влезать в дела своего венценосного мужа. Дражайшая, любимая Аликс полагала, что главный ее удел-воспитание детей, благотворительность. Она была настоящей супругой государя и хранительницей семейного очага. Тем не менее государь к ее мнению прислушивался— суждения Аликс зачастую выглядели весомыми и компетентными. Он никогда не забывал, что Аликс прослушала курс наук в Оксфорде и была по-европейски широко просвещенной особой. Николай Александрович сам делился с императрицей наиболее важным, когда это, например, касалось выбора той или иной кандидатуры, или когда не был до конца уверен в правильности своего решения.

Государь прошел на половину супруги.

Молодая, очень красивая императрица Александра Федоровна, с нервными, усталыми движениями, одетая просто, едва увидев Николая, завела разговор о детях. Она говорила довольно долго, с жаром, о том, что очень трудно найти действительно хорошую няню, о том, какие живые и подвижные девочки— великие княжны. Государь слушал терпеливо, поддакивал, но выглядел несколько рассеянным.

-Но я вижу, что тепе, Ники, хочется погофорить сопсем о другом,-сказала государыня.

-Ты как всегда права, Аликс,— вздохнув, ответил царь.

Александра Федоровна странно улыбнулась, быстро взглянула на Николая, откинулась на спинку кресла, сцепила длинные пальцы, оперла на них подбородок, приглашая государя высказаться. Императрица не заблуждалась относительно своего мужа. Как никто другой она видела его недостатки, изучила его характер. Но Александра Федоровна никогда не показывала мужу, что видит его насквозь, читает его мысли и государь высоко ценил ее природный такт. Он не потерпел бы подле себя женщины, которая постоянно бы давала ему понять, что отлично разбирается во всех состояниях его души, и в подлинных целях всех его поступков. Точно также государя не устроило бы постоянное присутствие женщины, которой были бы попросту недоступны и чужды его радости и печали. Аликс совмещала в себе и то и другое— способность видеть мужа насквозь и никогда этого не обнаруживать.

-О чем же, дорогой, ты хочешь погофорить?

-В последнее время я получаю все больше и больше фактов негативного характера, касающихся министра финансов Витте и его деятельности.

-Тепя это озадачифает?

-Разумеется, Аликс. Я склоняюсь к мысли, что пора поискать ему замену.

-На смену Фитте должен будет прийти сильный челофек. Люпой случайный преемник Фитте на посту министра финансов долго не продержится.

-Да, Аликс. Ох, Витте, ох Сергей Юльевич...Отец о нем неплохо отзывался, да и Мама его ценит. Тем не менее...Für eine solche Schlussfolgerung gibt es Gründe*.

— Фитте слишком своенрафен,— сказала государыня,— и он не слишком подходить на роль исполнителя монаршей воли.

-Он хороший специалист. В курсе всех финансовых вопросов. У него есть репутация в деловых кругах, в том числе и в европейских...

-Я уферена, Никки, что ты примешь прафильное и ферное решение. Но о преемнике Фитте следует позаботиться заблагофременно.

-Ох, Аликс...Еvery day a difficult task**,как говорят англичане...

-Ты спрафишься с этой непростой задачей, дорогой,— улыбнулась императрица,-Но,Ники,аlle mit waile

* * *

...

====================================

Für eine solche Schlussfolgerung gibt es Gründe*-для такого вывода имеются основания?(нем.)

Еvery day a difficult task**-каждый день трудная задача(англ.)

аlle mit waile

* * *

-поспешай с промедлением(нем.)

-Мне даже голос его в последнее время стал неприятен,— сказал государь.— Резкий голос. И это "южное", "одесское" произношение...

-И рост,— добавила государыня.

-Рост? Что рост?

-Высокий рост вкупе с широкими плечами. Он на голофу выше челофека обыкновенного роста даже в России, где высокие люди не редкость.

-Тщеславен и самолюбив,— дополнил нелицеприятную характеристику Витте государь.

-Но ты сам позфоляешь много шестолюбифому старику.— с улыбкой заметила государыня,— я чуфствую, что он уже мештает стать перфым презитентом Российской Республики.

-Я слишком доверчив для императора?

-Расфе ты не знаешь, что и англичане ,и французы, и даже немцы предпошитают налашифать отношения с Россией через Фитте?

Государь вздохнул.

До последнего времени фигура министра финансов, обладавшего немалым политическим весом не только в России но и в Европе, вполне устраивала царя. Но с некоторой поры Николай Александрович с неудовольствием отмечал, что министр финансов чувствует себя слишком свободно, чуть ли не "истинным хозяином Земли Русской".Витте особенно и не скрывал свои политические убеждения, полагал, что в будущем Россия, рано или поздно"сделается конституционным государством".Из поступков министра, из его частных, "приватных" бесед, становившихся известными Николаю Александровичу, усматривалась тенденция, причем явная, представить дело так, будто бы власть в России государю не принадлежит, будто бы царь ничего не знает, что делается в империи. Витте несомненно, было известно, что в Царском Селе им недовольны, но не был уверен в шаткости своего положения-вдовствующая императрица Мария Федоровна ценила Сергея Юльевича и это обстоятельство позволяло чувствовать себя достаточно прочно при дворе.