Ладога

-Логично,— согласился Хравн.

-Если у парней все пройдет нормально,— продолжил Ратмир,— то под утро я с Ярополком, Володей и Бобром прогуляемся до Велеши. И Куса с собой прихватим.

-Ты учитывай тот факт, что народ там на взводе, и практика цивилизованной дипломатии еще не укоренилась,— хмыкнул Хравн.— Как бы вас стрелами не встретили.

-Поживем-увидим. Кстати о дипломатии. Насколько я помню из саг, есть два основных сигнала: красный щит — это значит, что мы идем с враждебными намерениями, и белый щит — знак мира.

-А у нас клубная расцветка щитов — красно-белая,— почесал в затылке Карел,— так что мы будем смотреться двусмысленно...

-Погоди,— остановил его Володя.— Наверняка ведь найдется долболюб, который на клубные правила забил, и щит к фестивалю не покрасил? А, парни?

-Почему сразу долболюб-то...— насупился Ратияр.

-Ну вот,— удовлетворенно заметил Хравн,— этот вопрос решен.

-Есть еще проблема,— скрестил руки на груди Ратмир.— Ваши имена. Ярополк и Володимер — имена княжеские, я, когда вы их выбирали, об этом предупреждал. За них могут по голове не погладить. Далее, Сигрид, Хравн и Бьерн северного языка не знают и родство не выведут, а абстрактных скандинавов не бывает. Рома вообще произведет сенсацию, виданное ли дело — император ромеев в нашей скромной гавани. Да и твое имя, Михалка, христианское и с претензией на знатность...

-И что теперь?— хмуро спросил Михалка.— Ты нам предлагаешь имена менять?

-А вы сами подумайте,— предложил Ратмир. — Нам предстоит столкнуться с местным населением. Сначала с простыми людьми, а потом и со знатными. Я предвижу сложные вопросы и непростые решения. Вот поинтересуются у Хравна, откуда он и кто его отец, что тогда?

-Что-нибудь отвечу,— заверил Хравн.

-'Что-нибудь' маловато,— отрезал Ратмир.— Все, что ты скажешь, легко перепроверить, скандинава пивом не пои — дай покопаться в генеалогии. А если ты будешь скрывать свое происхождение, то и отношение к тебе будет соответствующее — честному человеку незачем утаивать, из какого он рода.

-Может, ему по-славянски назваться?— предложил Бобер.— Хравн переводится как ворон. Это так и будет звучать или нет? Или есть древнерусское слово, обозначающее ворона?

-Гавран,— развеселился Михалка.— Звучит неплохо!

-От гаврана слышу, — занервничал Хравн.— Идите-ка лесом! Или я вообще как Греттир назовусь Гестом (15), и пусть все думают, что хотят.

-Я тоже не хочу менять имя,— заявила Сигрид.

-Да я вас понимаю,— кивнул Ратмир.— Гордость, и к именам своим привыкли. Но вот о чем задумайтесь: платой в итоге может стать жизнь. И не только ваша.

-Сто процентов,— добавил Михалка,— что Бъерн тоже откажется переименовываться.

-Изумительно,— сардонически заключил Ратмир.— Три скандинава, не знающих родного языка и собственного происхождения. А что с другими? Бобер по-древнерусски будет Бебр, к этому быстро привыкнем. Володю можно попробовать так и оставить, но не называть полным именем. А вот Ярополк и Роман точно никуда не годятся.

-Почему я император-то?— поинтересовался Рома.

-Как раз скоро твой тезка на трон Византии должен взойти,— объяснил Михалка.— Роман Лакапин.

-Я могу Потапом назваться...

-От греческого Потапий, — замотал головой Михалка. — Не вариант.

-И это говорит человек с еврейским именем,— усмехнулся Ратмир. — Когда у нас там первый погром будет?

-Через двести с лишним лет. Еще не скоро.

-Ну а как обычно детей называли?— спросил Рома.

-По-простому, если судить по летописям и берестяным грамотам,— ответил Михалка.— Ждан, Зван, Хотен, Первак, Третьяк...

-А, например, Барсук?

-Это тюркское заимствование. Славянское слово — язвец, язвук...

-Дайте нам с Ромой пару дней,— попросил Ярополк.— Мы обдумаем варианты и решим.

-А пока вас как при людях называть?

-Можно Ярополка пока сократить до Яра,— предложил Володя. — Тогда нам переучиваться не придется. А Ромку пока можно и Язвуком звать, мне нравится.

-Вы меня спросить не желаете? — буркнул Рома.

-Тебе право голоса не полагается,— хлопнул его по плечу Володя. — Ты же у нас всего лишь кандидат в члены клуба. И смотри, в летописи и не такие имена попадаются. Взять хоть Дрочилу Несдиновича, новгородского посадника. Так что радуйся, что еще прилично назвали.

-И на том спасибо, — проворчал Рома, то есть Язвук.

-Что там, Карел? — спросил Хравн, увидев подходящего часового.

-Кто-то кричит с того берега.

-Это Бобер,— уверенно заявил Михалка. — Нашему сибариту стало одиноко и страшно. Да и темнота подоспела...

-Спускаем лодку? -спросил Карел, глядя на Ратмира.

-Конечно. Иначе этот дурень поднимет на уши всю округу. Ему ведь невдомек, как далеко разносятся по воде его вопли.

Возвращение блудного Бобра трудно было назвать триумфальным. Посидев в машине несколько часов, он так и не смог привести в порядок свои мысли и с наступлением сумерек окончательно впал в панику. Высланной спасательной экспедиции пришлось отобрать у него ключи от машины и, надавав тумаков, отвезти в Любшу.

* * *

Через час переправили на тот берег Бьерна, Михалку и Карела. Все роли были по несколько раз проговорены, возможные конфликтные ситуации разобраны. Оставалось надеяться, что обойдется без непредвиденных сложностей.

Хравн и Володя осмотрели оружие, имеющееся в наличии. Два копья, три топора и шесть сулиц готовы к бою. Незаточенного оружия больше — три меча, две сабли, три копья, семь обычных топоров и три двуручные секиры. На фестивали нужно запасаться с лихвой, — может и древко сломаться, и навершие меча слететь. Половину от этого добра завернули в плащ и дали Бьерну, привесившему к поясу трофейный топор. Михалка вооружился копьем и скрамасаксом (16). Карел ограничился простым ножом — и подползти с ним удобно, да и в горло засадишь — мало не будет.

Ждать возвращения торговой миссии на ладожском берегу остались Ратмир и Володя. Оба в кольчугах, шлемы и щиты под рукой, на случай, если придется вступать в бой для прикрытия своих. Втянули лодочку в гущу кустов и уселись рядом.

-Чертовщина какая-то,— негромко проговорил Володя.— Еще вчера я прикидывал, когда уеду с фестиваля и во сколько надо прекратить пить на пиру, чтобы потом не было проблем с гаишниками. А сейчас? Я с тобой жду, когда наши парни вернутся из средневековой Ладоги. Это в голове не укладывается.

-И не уложится,— кивнул Ратмир.— Во всяком случае, в ближайшее время. Слишком много всего на нас свалилось.

-Тебе легче,— вздохнул Володя.

-Это еще почему?

-Во-первых, ты тут с Сигрид оказался. Значит, уже родная душа есть. А во-вторых...

-Что, во-вторых?

-Нет, ничего,— отмахнулся Володя.— Я хотел сказать, что тебе приходится за всех решать и отвечать, поэтому голова меньше забита вредными вопросами. А потом подумал, хотел бы я сам такого жребия?

-И что решил?

-Не уверен.

-Вот то-то и оно,— хмыкнул Ратмир.— Со стороны кажется, что все просто: этого туда послал, этих тут поставил. А на деле? Все у нас личности. Каждый сам знает, что лучше для блага отечества и его собственного. Те же Михалка с Бьерном слушают меня до первых серьезных неудач. Да и остальные скоро откроют для себя новую реальность.

-Что ты имеешь в виду?

-Даже если мы выживем и где-то устроимся, нам предстоит жить по-новому. Без горячего душа, привычного комфорта и прочих прелестей цивилизации. Начнут болеть зубы и выпадать пломбы. Желудки будут противиться грубой пище. Пойдут отравления и болезни. Возможен и голод. Я уж не говорю про то, что периодически кто-то будет пытаться выпустить нам кишки. А теперь скажи мне, кто из наших готов к перечисленному?

-Не знаю,— признал Володя.— Но явно не все.

В Любше Хравн назначил часовых и устроился с Ярополком, Бобром и Сигрид у небольшого костерка. В доме, отапливаемом по-черному, с непривычки дышать было невозможно, так что пришлось переместиться под открытое небо, вырыть яму под очаг и установить над ней треногу с котлом. Все хорошо, кроме комаров — самая их пора, июнь месяц...

-Дерьмо,— проговорил Хравн, морщась от дыма.

-Именно,— подтвердил Бобер. — Потом настанет осень, а за ней и зима. И так вся жизнь пройдет тут, среди жалких изб и коровьего дерьма.

-Поезжай в Византию,— посоветовал Ярополк. — Там культура. Есть бани, можно за плату мыться, а потом ходить на ипподром и смотреть гонки.

-Отлично! Всегда мечтал! — иронично отмахнулся тот.

-А о чем ты мечтал, Бобер? — спросила Сигрид.

-Да уж, поверь, не о том, чтобы оказаться в Древней Руси,— бросил выпускник журфака, закутываясь в плащ.

-Довольно смело полагать, что нам предстоит тут долгая жизнь,— заметил Хравн.— Учитывая, что мы сродни бомжам. Никто из ниоткуда. Причем, достаточно богатые бомжи. А это непорядок.

-Ну, уж с бомжами ты переборщил,— не согласился Ярополк.— Кроме того, мы вооружены. А оружие, как нам Ратмир на лекциях говорил, это неотъемлемая принадлежность свободного человека.

-Мы не самая легкая добыча, это так,— буркнул Хравн.— Особенно, если Михалка с Бьерном заточат оружие. Но чтобы узнать все местные расклады и грамотно в них вписаться, нужно время. А его-то у нас и нет. Значит, будут экспромты и ошибки. А цена у них тут одна...

На холме над рекой бросил на траву щит и уселся на него Ратияр. Осторожно вытянул раненую ногу и откинулся назад на руки. Шлем лежит рядом, надеть его — пара секунд. Сейчас лучше без него, в сумерках немного разглядишь, остается слушать — не треснет ли ветка под чьей-то ногой, не плеснут ли весла на Волхове. Другой берег уже с трудом различим, скоро он совсем скроется из виду. Чтобы скоротать время, ладожанин раз за разом прокручивает перед глазами события уходящего утра: раннее дежурство, внезапное нападение, лицо ватажника, в живот которого попала сулица, сокрушительная победа, Ратмир, объявляющий, что кругом Древняя Русь...

Что теперь? В прошлом осталась семья. Жена и дочка. Что будет с ними? С другой стороны, в том мире их не продадут в рабство или не оставят без куска хлеба... А тут? Ратияр нечасто появлялся на лекциях, поэтому понял не все из того, о чем говорили на совете. Но одно верно: предстоит война. Пока не ясно, с кем. Но на войне всегда нужны те, кто знают, с кого конца взяться за меч. А здешние аборигены чуть ли не раза в полтора мельче Ратияра. Правда, это разбойники, бывшие крестьяне. Дружинники могут оказаться покрупнее...

На старой надвратной башне стоит Рома-Язвук. Бревна башни рассохлись, потрескались, просели, но пока держатся. В узкую щель заборола (17) видно немного — разросшиеся кусты почти вплотную подступили к стенам Любши, ближе, чем на хороший бросок сулицы. Кто смотрел до него в эту щель? Строитель-финн, решивший отстоять свою землю от находников? Или древний славянин-кривич, собравшийся твердой ногой встать на этих берегах? А может отчаянный викинг, сорвавшийся в путь за звонким арабским серебром и чудесными шкурками бобров? Язвук не забивает себе этим голову. Не до того. Время для красивых слов придет потом. Сейчас надо выжить. Ратмир повторил это несколько раз, но Язвуку хватило и одного. Выжить. Не дать себя прикончить. Застрелить из лука, зарубить топором, проткнуть копьем. А значит, нельзя расслабляться. Надо слушать и смотреть.

Ночь мягко опустилась на землю. Короткая летняя ночь. Не успеешь оглянуться, как небо над лесом начнет светлеть, а затем сверкнут и первые лучи солнца. Но до той поры нужно так много успеть...

* * *

Михалке было не по себе. Сказать по правде, он никогда не отличался особой храбростью. Да, ходил на фестивалях сражаться, да, колол копьем и сам получал удары, но все это было понарошку, и большой радости не доставляло. То ли дело поставить на людном месте столик с товаром и потирать руки, убирая в кошель хрустящие купюры. Торговля, которой Михалка занялся когда-то в качестве приработка, постепенно вышла на первый план. Появился съемный магазинчик у метро, постоянные поставщики и клиенты, и выяснилось, что хобби, когда-то радовавшее душу, может приносить неплохую прибыль. Друзья-ладожане посмеивались над ним, величали рахдонитом (18). Михалка не возражал. Когда открывалась дверь в магазинчик, и на пороге появлялся клиент, Михалка ощущал себя пауком, сидящим в центре паутины и ощутившим колебание одной из нитей. Мотыльки летели к нему, и каждый нес с собой деньги. Сантименты были излишни.

А ведь когда-то, давным-давно, только начиная заниматься реконструкцией, он мечтал создать могучий клуб, где будет без числа славных воинов, и все они будут называть его вождем и чествовать на шумных пирах. Вышло иначе. Мало кто захотел пойти за тщедушным пареньком с обаятельной улыбкой. Разве что изредка появлялись странные женщины, с Большой Идеей в голове и полным отсутствием личной жизни, которые прибивались к его тихому берегу и с обожанием в глазах слушали лекции о Древней Руси, устраиваемые для привлечения новых клиентов в магазин.

В своих лекциях Михалка с особым удовольствием рассказывал о скандинавах. Героические викинги, отправляющиеся грабить восточные земли, сменялись в повествованиях мудрыми исландцами, кропотливо записывающими родовые предания — саги. Водя указкой по карте, он настойчиво подчеркивал ведущую роль скандинавов в ключевых точках торговых путей, пролегающих через Русскую равнину. Но одно дело — говорить о викингах, а совсем другое — столкнуться с ними на практике...

Михалка поглядел на мерно вышагивающего рядом Бьерна, и в очередной раз пожалел, что не родился таким же плечистым великаном.

-Бьерн,— собственный голос прозвучал как чужой,— у меня ремень развязался. Давай посидим, я его завяжу.

-Завязывай и догоняй,— невозмутимо ответил Бъерн.

'Не боится',— подумал Михалка.— 'Или умело скрывает...'

-Бьерн?

-Чего?

-А ведь план Ратмира не особо хорош?

-Может и не особо хорош,— философски заметил Бьерн.— Но и не особо плох.

-Что ты имеешь в виду?

-Я думаю, что если ты не будешь дергаться и психовать, все пройдет нормально. Мы же не коней идем воровать. Почему бы купцу Михалке не заглянуть к кузнецу Будиле, чтобы заточить оружие?

-Ну, в целом, да,— неохотно согласился Михалка. Дурные мысли нахлынули с новой силой. Как назло, в голову полезли отрывки из саг, один другого краше.

'...В это самое утро Кари пошел в город. Он подошел к месту, где Коль отсчитывал серебро. Кари узнал его и, обнажив меч, кинулся на него и нанес ему удар по шее. Коль как раз отсчитывал серебро, и, отлетая от туловища, голова сказала 'десять'...

Михалка зябко передернул плечами и прибавил шагу.

До окраины Ладоги дошли молча. На расстоянии полета стрелы от дома Будилы Бьерн остановился и жестом предложил Михалке сесть. Долго ждать не пришлось, вскоре Карел вынырнул из вечерней темноты и устроился рядом.

-Все в порядке. Забора нет, а постройки стоят как бы кучкой: дом, кузница и еще какое-то строение. В кузнице сейчас работают, причем, двое — один легонько стучит, а второй бьет что есть силы. Когда войдете, я буду следить за дверями дома и кузницы. Если придется разделиться, встречаемся у переправы.