Он всегда мог читать Ее

Гарри нахмурился. — Почему это?

Гермиона подняла глаза на него, — Ты же понятия не имеешь, насколько ты невероятно прекрасен, не так ли? Ты не знаешь, насколько ты умен или талантлив, или любим, на самом деле. — Гермиона покачала головой, — если эта женщина не любит тебя, тогда она дура. Любая женщина была бы счастливейшей из живых, чтобы иметь тебя, Гарри Джеймс, не сомневайся в этом.

Гарри сглотнул и не мог ответить. Он кивнул рывком, прежде чем снова начать идти. — Я по-прежнему хочу, чтобы ты познакомилась с ней, и я хочу, чтобы ты сказала мне честно, если ты думаешь, что это она. — Гермиона открыла рот в знак протеста, но Гарри прервал ее, — в последний раз, Гермиона. Пожалуйста. И тогда я узнаю. Раз и навсегда, если мое будущее — это то, что я думаю, то я надеюсь на это. — Гермиона нерешительно смотрела на него, но потом кивнула. Гарри быстро улыбнулся, прежде чем он протянул руку и прижал кончиками пальцев к верхушкам ее ресниц, — закрой глаза, — прошептал он. Гермиона согласилась, ее шоколадные глаза закрылись перед ним.

Гарри провел ее по коридору, а затем по лестнице, приводя ее в свою спальню и подходя к тому месту, в котором он нуждался для нее. — Она очень особенная для меня, Миона. Самая особенная женщина в моей жизни. Она это знает. Все это знают. Нет никаких сомнений, правда. Я думаю, что на протяжении многих лет это просто подводило меня к этому. Это тот момент, когда ясность скорее била меня по голове, как бладжер, — сказал он, усмехаясь. — Она была там в самые трудные времена, моменты, когда вещи просто не чувствовались, что стоит бороться. — Комната автоматически загорелась слабым светом от свечей, когда они вошли, окружая их в романтическом и мягком свете. Ее волосы слегка блестели, делая их мягкими и почти неприкасаемыми. Тени падали на ее лицо, усиливая изгиб ее щек, и темная кисть ее ресниц против ее бледной кожи. Она была восхитительна.

Гарри потянулся, его руки успокоились на ее плечах, которые слегка дрожали под его ладонями. Ее волосы коснулись его кожи, мягкие и пахнущие ванилью. Он массировал ее плечи, его пальцы покалывали, когда они медленно двигались к изгибу ее горла, его рот умолял наклониться и попробовать ее сливочную кожу. — Я всегда любил ее, но только недавно понял, как сильно я ее люблю, — прошептал он ей на ухо. — Я не просто хочу, чтобы она любила меня, Гермиона, мне это нужно. — Повернув руку вверх, Гарри слегка задел челюсть Гермионы подушечкой большого пальца, подтянув ее к подбородку. — Видишь ли, я совершенно уверен, что мое будущее будет полным только с ней. Что она просто единственная женщина, которая может любить меня безоговорочно так, как я искал так долго. Она единственная, с кем я могу иметь детей, растить их, чтобы они любили жизнь и жили ею на полную катушку, при этом, конечно, соблюдая определенные правила. Она единственная, с кем я вижу себя живущей и любящей до последнего дня, Мионе, — он дышал ей в горло.

— Мне нужно, чтобы ты сказала мне, произойдет ли это. Мне нужно, чтобы ты посмотрела на нее, как на любую другую мою девушку, которую ты встречала, и мне нужно, чтобы ты сказала мне с таким красивым лицом, она ли это. — Он глубоко вдохнул, медленно выпуская воздух, чувствуя себя довольно нервным и неуверенным. — Я пойму, если это не так. Я все еще буду любить ее, буду рядом с ней каждый день ее жизни. Я поддержу ее решения и приму того, кого она выберет любить вместо меня. Но сейчас, на данный момент, мне нужно, чтобы ты взглянул на нее объективно и честно сказал, любит ли она меня тоже. — Рука Гарри сползла с подбородка Гермионы, чтобы выплеснуться на ее кожу, ладонь на ее сердце, чувствуя, что она яростно билась. — Открой глаза, — сказал он ей.

Зубы Гермионы кусали со всей силой ее губу, и она дрожала назад против него. Ее глаза медленно открылись, только расширяясь от шока. Перед ней стояло зеркало в полный рост, и Гермиона могла ясно видеть только ее и Гарри. Гарри стоял позади нее, рука слабо обвилась вокруг ее талии, а его подбородок лежал на ее плече, прижав лицо к ее. Он тоже смотрел в зеркало, глядя ей в глаза с явным чувством неуверенности и страха. Гермиона ожидала какой-то потрясающей красоты, кого-то, кого она раньше не встречала. Кто-то исключительно умный, легко превосходящий ее, с отличной фигурой и очевидным равенством с Гарри. Но она обнаружила, что смотрит только назад. Слегка скучная, честно говоря, не самая восхитительная, Гермиона Грейнджер. "Что же заставило ее заманить его?" она задумалась. В ней не было ничего особенного. У нее не было такой красоты, как у многих его бывших, она не обладала карьерным мышлением, как у Эмилии. Она была простой, довольно скучной в своем стремлении к большему знанию, и она ворчала слишком часто. Она решила, что он сумасшедший. Он явно заработался. Может, он не высыпался. Он нормально питался? Возможно, он просто расстроился из-за отсутствия свиданий, так что он сдался и пошел за ближайшей к нему женщиной.

Она наказала себя за то, что она была такой жалкой. С ней не было ничего плохого. Она не была отвратительной или прямо-таки глупой. Она была умной и ей нравилось думать, что она достаточно привлекательна. Но она не была уверена, что достаточно хороша для Гарри. Она знала его с одиннадцати лет. Знала, на что он способен, и вполне честно понимала его лучше, чем кто-либо. У нее было четырнадцать лет с Гарри, и никто, кроме Рона, не мог сказать, что он видел их лучшего друга в ситуациях, которые были у нее. Это правда, что он тоже полагался на нее. Она убиралась за ним время от времени, напоминая ему о том, как часто его заставляли убирать после Дурслей. Она готовила ему ужин несколько вечеров в неделю, и она старалась сохранить дружбу с ним крепкой и процветающей. Вскоре после окончания школы и поражения Волдеморта, Гермиона начала приглашать на воскресные ланчи, и вскоре он был там регулярно. Затем пятница стала их официальным днем, днем Гарри и Гермионы, наслаждаясь пиццей и нездоровой пищей во время просмотра экшн и комедийных фильмов, время от времени, тайком, с романтикой, но никогда ничего страшного и ужасного, им этого не хватало. Их дружба процветала, становясь гораздо большим для нее, и прежде чем она это узнала, Гарри стал дополнять Гермиону Грейнджер. Она никогда ничего не говорила, веря, что он был вполне доволен просто дружбой с ней и наслаждался другими женщинами, положением, в котором Гермиона так часто хотела быть.

Гарри наблюдал за ее лицом, рассматривая, как ее глаза мерцали в замешательстве, и ее зубы кусали ее губу в неверии. Он мог ясно видеть ее сомнения и дебаты, а затем ее откровенное подозрение в том, почему он хотел ее. Было больно думать, что она могла подумать, почему он любил ее, как будто это было невозможно. Означает ли это, что это было невозможно для нее, думать о нем не платонически? Его живот напрягся от мыслей и он решил отступить, но потом он увидел тепло, наполняющие ее глаза, и на ее лице появилась маленькая улыбка, и он подумал, может ли быть... может быть.

— Насколько ты уверен, что это она, Гарри? — она тихо спросила, ее голос мягкий и нерешительный.

Он с дрожью улыбнулся, надеясь. — Совершенно уверен, — вздохнул он.

— И если это не сработает, что тогда? — она задумалась, выгнув темную бровь.

Его губы свернулся в улыбку. — Я не верю, что это возможно, — сказал он ей, покачивая головой.

Ее губы оказались застрявшими между хмурой и радостной. — Почему это? — она тихо спросила.

Он улыбнулся, его сердце стало немного светлее. Он облизал губы, готовя себя. — У меня есть лучшая подруга, понимаешь, и она никогда не ошибается, — сказал он ей. — Если она говорит, что это сработает... так оно и будет. — Он пожал плечами, сжав руку вокруг ее талии. — И если, по какой-то причине, весь мир вывернется наизнанку, и она ошибется, тогда... Я всегда буду любить ее. Я всегда буду ее лучшим другом, — сказал он ей, его глаза на мгновение закрылись. — Я никогда не отпущу ее.

Она смягчилась рядом с ним, как будто таяла в его руках, его сердце освобождало его надежду на встречу с ее душой. — Она этого не хочет, — мягко ответила Гермиона, открывая глаза Гарри.

Он издал дрожащий вдох, не решаясь поверить в то, что он хотел, чтобы произошло на самом деле. — Никогда? — спросил он, поднимая бровь.

Гермиона покачала головой, улыбаясь, — Никогда.

Гарри медленно ухмылялся, — Ты думаешь, я должен поцеловать ее тогда? — он довольно нахально задумался.

Она облизала свои улыбающиеся губы. — Определенно, — ответила Гермиона, быстро кивнув, с выражением без излишеств, тонко завуалировав ее ожидание.

Гарри наклонился, рука медленно повернула ее, так что она была прижата к нему, ее спина выгнута и ее губы, всего в сантиметре от его. — Она любит меня? — он спросил, его голос был шаткий и довольно неопределенный относительно ответа, который он получит.

— Однозначно, — ответила она, блестя глазами.

— Больше слов, — дразнил Гарри, дёргано улыбаясь.

Гермиона хмыкнула, — Она любит тебя. — Ее рука потянулась вверх, прижимаясь к щеке. — Я люблю тебя, — она сказала ему, ее губы прижались к его, когда она это сказала.

Гарри дрожащим вздохом выдохнул. Прижавшись ближе, он скользнул губами по ее губам, мягким и сладким. Его язык выглянул на вкус, махая красным вином и очень слабым намеком на клубничный бальзам для губ. Он почувствовал, как ее пальцы заползли в его волосы, запутавшись в неопрятных растрепанное воронье гнездо, и пощекотав его кожу. Он таял против нее, любя чувствовать каждый изгиб, прижатый к его изгибу. Ее губы раздвинулись, позволяя его языку исследовать и вкус, нуждаясь в каждом аромате ее. Ее язык дразнил его губы и путался с его, мягким и теплым. Поцелуй был нежным, но горячим, пробегая через него так быстро и так полностью, что он не был уверен, что хочет вернуться в то время, когда он не целовал ее. Одна из рук Гарри обвилась вокруг ее шеи, ее волосы развевались на его коже, мягкий, как атлас, и сладкий запах ванили. Его другая рука была изогнута на ее спине, притягивая ее ближе, пытаясь раствориться в ней, желая, чтобы всегда она была против него, нуждаясь в том, чтобы чувствовать каждую ее часть, чтобы напомнить ему, насколько она реальна. Они расстались, нуждаясь в воздухе, их рты все еще были закрыты, их глаза горели друг на друга, их тела прижались друг к другу.

— Так что твой лучший друг думает обо мне? — задалась она вопросом, поднимая бровь, когда она пыталась контролировать свое дыхание.

— Я полагаю, она думает, что ты находка, — сказал он ей, загибая рот в ухмылке.

— Да? Как ты можешь быть уверен? — спросила она, подталкивая его своим носом.

— Я могу читать ее как книгу, — ответил он, медленно кивнув.

— О, и что она говорит сейчас? — спросила она, дьявольский блеск в ее теплый шоколадных глазах.

— Она говорит мне, что ей отчаянно нужен поцелуй, — ответил он, ухмыляясь, облизывая губы.

— Я не знаю, что я чувствую по этому поводу, — ответила она, насмешливо сжимая губы.

— Не волнуйся, — прошептал он, — я смогу сбалансировать вас обеих.

Гермиона фыркнула, закатывая глаза и смеясь, целуя его. Ее руки скользнули вокруг его шеи, держа его рядом с ней. — До тех пор, пока я принимаю высший приоритет, — сказала он ему, затаив дыхание, когда он целовал ее шею, его губы, окружали ее кожу сладкими воспоминаниями о любви и обещаниями.

— Всегда, — сказал он ей, поднимаясь, чтобы снова встретиться с ее губами. Он поднял бровь, — Но, кто из них ты? — дразнил он.

— Я та, с кем ты видишь себя через 50 лет, — сказала она, ее голос смягчился.

— Мать моей маленькой девочки с неряшливыми волосами и зелеными глазами, — ответил он, наклоняя подбородок, чтобы поцеловать кончик ее носа.

Гермиона улыбалась, ее глаза мерцали, — мы потратили много времени, — сказала она ему, покачивая головой. — Если ты так хорошо меня читаешь, ты должен был понять, что я любила тебя давным-давно.

Гарри ухмыльнулся и пожал плечами, — Мне все равно, сколько времени мы потратили впустую, теперь у меня есть ты.

— Ты собираешься меня оставить? — спросила она, глаза ее сияли от веселья.

— Навсегда, — сказал он ей, серьезно. — Я не планирую отказываться от тебя.

Гермиона прижалась к его губам. — Прекрасно. Потому что я не собираюсь тебя отпускать. — Она провела рукой по его щеке, ее кончики пальцев играли с его волосами.

Гарри всегда мог читать ее, как рассказ, написанный явно только для того, чтобы запечатлеть его глаза. Было что-то в нем и Гермионе, что имело смысл, что казалось, что это должно произойти. Мир был привередлив, его будущее всегда было неопределенным, но он знал, встречаются ли они с Гермионой, женаты или просто друзья, она всегда будет рядом с ним. Он был доволен тем, чтобы держать ее, чтобы иметь ее в своей жизни. Он закончил читать ее лицо, в одобрении подруги, теперь он прочитал его, чтобы знать, что она его, и он был ее. Она была счастлива, он мог сказать, что ее глаза были наполовину закрыты, и ее губы были расслаблены в мягкой улыбке. Она была влюблена, он мог чувствовать это в ее руках, когда они слегка прикасались к нему, как будто боясь, что он исчезнет из-под ее пальцев. Она была довольна, он мог сказать по тому, как ее тело прижалось к его, все мягкие изгибы и страстные объятия. Она была его, он мог видеть это в ее глазах и чувствовать это в том, как ее губы подходят к его, как давно потерянный кусочек головоломки. Да, он всегда мог читать ее.