Окно в Полночь

— Конечно, уверена, — огрызнулась устало и помассировала виски. — Когда мне писать, если одна работа круглосуточно?..

Муз хмыкнул и вынул из-за пояса новый бублик. Меня затерзали смутные сомненья. Ладно, забудем пока о птеродактиле... Я встала и устремилась на кухню, где меня ждало два сюрприза. Первый — вычитанные полосы ровной стопкой лежали на краю стола. А я точно — вот точно! — помню, что вычитала штуки три до того, как... И тем более я не... Запустив ноутбук, я на пару минут выпала из реальности, пролистывая документ. Я не могла написать за ночь пятьдесят страниц! Мой потолок — десять-пятнадцать, да и то, если с мыслями соберусь, а утром не нужно на работу! Мой потолок... И крыша. Куда ж ты полетела, дорогая, мне без тебя плохо...

Откинувшись на спинку стула, я бездумно уставилась в окно. Не может быть. Это все не со мной. И вообще, наверно, я сплю. Да. Муз, присев на крышку ноута, паскудно хихикнул. Хорошая месть за вчерашнее, ничего не скажешь... Дай пять, морда запойная. Баюн уныло и многозначительно зашуршал пустой миской, возя ее носом по полу. И старинные часы не менее многозначительно пробили десять. Я вздрогнула. Пора бежать на работу...

Есть не хотелось, и собралась я быстро. И, заплетая перед зеркалом французскую косу, мучилась двумя вопросами. Да-да, сразу. Во-первых — кто писал книгу? Кто? Потому что я — удивительное рядом! — выспалась. Кабы всю ночь писала — то никаким будильникам меня не поднять, я ничего не слышу в принципе. А я чувствовала себя так, будто проспала девять часов — с двенадцати ночи до девяти утра. Так кто?.. И что делать с птеродактилем? Уверенности, что он — глюк, нет, а Баюна с ящером наедине оставлять боязно, вдруг сожрет... Соседу кота отдать временно? Наврать только правдоподобно, легенду сочинить душещипательную...

Впрочем, легенда не пригодилась. Баюн наотрез отказался покидать квартиру. Взобрался на стеллаж, спрятался за цветочным горшком и шипел на все мои попытки спасти его черную шкурку. А хозяин — барин... Тревожно оглядев хату, я обулась, надела шубу и с тяжелым сердцем потопала на работу. Благо, есть куда идти... Не готова я пока решать птеродактильные проблемы... А решать придется.

Пересекая заснеженный парк и озираясь в поисках вероятных странностей, я все больше убеждалась в одном. Я не спятила. Я нормальна. Все вокруг — на своих местах, вплоть до аллейки из тридцати пяти плакучих берез, вплоть до стайки неугомонных снегирей, вплоть до десяти скамеек и запорошенных снегом мусорок подле них. Все в порядке. И я в порядке. А значит... Значит, что-то происходит. Что-то случилось. Но что и почему?..

У дверей офиса я помедлила, посмотрела на электронные часы, отмечая запас в пятнадцать минут плюс десять дежурных на опоздание, оптимистичные двадцать три градуса мороза и решила сбегать за угол, в кофейню. День — длинный, а в обед опять лень будет переобуваться и выползать на холод.

Купив кофе и булочек с корицей, я вышла из кофейни и нос к носу столкнулась благообразным старичком. Да, и утро сегодня странное, и на потепление повылазила нечисть всякая... Старичок щербато улыбнулся, переминаясь с валенка на валенок, и застенчиво сдвинул на затылок засаленную ушанку. Сейчас или дорогу спросит, или десять рублей на "лечение"...

— Девушка, у вас минутка найдется? — прогнусавил он радостно в заиндевелую бородку.

— Денег нет, — честно предупредила я, пряча за спину пакет с обедом.

— А не в деньгах дело, а в душе! — важно ответствовал он и уточнил: — Когда вы последний раз беседовали с Богом?

— Привычки разговаривать с самой собой не имею, — буркнула я, натягивая шарф на подбородок.

Вот же встал — не обойти, а крыльцо узкое и скользкое, да и не мне одной в кофейню надо... На крыльцо бодро взобрался мужик без шапки и в расстегнутой дубленке, вынудив нас прижаться к перилам. И нет бы ему уйти, любопытному, а он застрял у дверей, изучая меню...

— С собой? — отмер старичок и недоуменно заморгал.

— Недавно калифорнийские ученые сделали потрясающие открытие — имя Бога звучит как "я", — и неодобрительно посмотрела на тормозного мужика. — А беседы с самим собой, знаете ли, это диагноз.

— Вы хотите об этом поговорить? — оживился мужик в дубленке, приглаживая буйные седые кудри.

Аж про меню забыл, зараза. А впрочем...

— А сколько вы берете?

— Все зависит от глубины проблемы, — молодцевато подмигнул "мозгоправ".

— Тогда я разорюсь...

— Так что о Боге? — требовательно напомнил о себе старичок.

— Вы проходите или нет? — не менее требовательно вопросили со ступенек.

Мужик, извинившись, скрылся в кофейне, шустро сунув мне визитку, а я просочилась мимо деда с извиняющим: "Простите, на работу опаздываю". И позорно сбежала, поскальзываясь. Нет, ну что за утро...

На работу я пришла вовремя. Пробурчала приветственное, разделась, переобулась в балетки и включила компьютер, ощущая небывалое рабочее рвение. Вернее, безумное желание выгнать прочь глупые мысли, пока они не обросли "обоснуями", пока я в них не поверила...

— Вась, ты здорова? — Валик прищурился.

Видать, на моем лбу висел баннер на манер вчерашнего, но не стебный, а с сакраментальным. "Спасите, я начала новую книгу!" — так сестра "расшифровывала" выражение моего лица в моменты творческих наплывов.

— Не особо, — я открыла рабочую папку.

— Что случилось?

— Мне только что предложили сначала побеседовать с Богом, а потом — подлечить мозги, — объяснила уныло. — Вот и думаю — что насущнее?

Валик предсказуемо хмыкнул и весело заметил:

— И то и другое тебе — только на пользу!

— Спасибо за поддержку, друг, — я запустила проигрыватель, включила испанскую гитару, надела наушники и с головой ушла в работу.

И полдня просидела, не вставая с кресла и тщательно вычитывая все шедевры журналистского творчества. Пока спина не затекла. Зато о птеродактиле забыла. Почти. Сняв наушники и откинувшись на спинку кресла, я потянулась, разминая затекшие шейные мышцы. Откуда же ты взялась, сволочь глючная, на мою и без того больную голову?..

— Вась, ты точно в порядке?

Я вздрогнула и сварливо буркнула в ответ:

— Нет, у меня авитаминоз, ПМС и зимняя депрессия.

ПМС в мужском обществе считался темой священной и не стоящей дальнейших обсуждений, однако же...

— Недоё... отсутствие личной жизни у тебя, — снисходительно заметил Игорь, — замуж тебе пора и давно!

— Уговорил. Я согласна, — повернулась к фотографу и благодушно улыбнулась: — Пошли!

— Куда? — не понял он.

— В загс, конечно! У меня и паспорт с собой!

— Так я же женатый... — растерялся Игорь.

— Заодно и разведешься!

— Так я доволен...

— Как тебе мало от жизни надо... — я разочарованно обозрела окрестных мужчин. Мужчины в виде водителя и Игорька живо сползли под столы, а Валик только ухмыльнулся в ответ.

— Вот так всегда, — я придвинулась к столу, — сбагрить все хотят, а брать никто не хочет.

— Карма? — предположил Валик, откинувшись на спинку кресла.

— Мужская трусость, — я сурово нахмурилась, пролистывая рекламный текст. — А еще удивляетесь — почему я живу одна, а секс — только на работе и с работой...

— Эротику читать будешь? — оживился он. — Давай вслух!

— В новом свинокомплексе, который два месяца назад открывал лично губернатор области, нынче пополнение — там родилось тридцать поросят, — прочитала я с выражением. — И благодаря новому оборудованию уже через месяц ожидают следующий солидный приплод. Интересно?

— Да ты извращенка!

— За это мне и платят, — я надела наушники.

Так, спокойно, я сдаю номер. Все лесом, включая птеродактилей. Работу закончу — и хоть трава не расти... За вычиткой я сгрызла булочки и допила остывший кофе. Муза, сидевшего на мониторе, успешно игнорировала, хотя руки чесались. Но я всплеск вдохновения использовала примитивно — сосредоточилась на редактуре. И удачно перенаправила поток творческой энергии с одного текста на другой, с создания на "причесывание". Благо, повод забить на крылатого паршивца был серьезный.

При одном взгляде на Муза вспоминалось сумасшедшее утро, а мысли о собственном безумии отрезвляли лучше ледяного душа. Я всегда боялась спятить. Наверно, поэтому так мало писала, закрываясь от творчества, "засушивая" перспективные идеи на стадии обдумывания, запирая их в блокнотах. Свои прежние книги я дописывала без Муза, ведь его присутствие решало немногое. Он подталкивал, мотивировал, дразнил, он был необходим на первоначальном этапе придумывания — без него образы приходили нечеткими и непонятными. А вот работать над книгой я могла и без него. Но выбрала не писательство, а офисные посиделки. Потому что боялась спятить, заблудившись в выдумках, подменив реальность фантазией. Всегда боялась.

Тексты кончились неожиданно и быстро. Закрыв последний файл, я оглядела кабинет. Санька с Игорем уже успели уехать на съемку, а за спиной Валика мельтешил Гриша и, тыча пальцем в экран монитора, командовал, куда какой текст заливать и откуда брать нужные фотки. Я сползла по спинке кресла, прячась за свой монитор, и уткнулась носом в шарф. Муз дрябнул коньяка и подмигнул. Я внутренне застонала. Как не вовремя...

Впрочем, он вместе с вдохновением всегда приходил не вовремя. И его появление напоминало погружение в сон. Моргнул — и провалился в темноту, сделал шаг — и вокруг взметнулись образы. Открыл глаза — и увиденное, прежде сокрытое, слилось с реальностью. И в часах с кукушкой живет не сломанная механическая птица, а юркий домовенок. А в водопроводных трубах обитают мелкие водяные феи. И, помнится, в детстве я нарочно смывала в раковину остатки пищи, чтобы их подкормить. А в ванной... Я невесело улыбнулась. А в ванной на потолке спит красный птеродактиль. И почему-то в существование незримого, тех же водяных фей, верилось легче...

— Вась?

— У меня обед! — огрызнулась я. — Гриш, не трогай меня пять минут, а?

— Ладно, только на принтер не забудь сходить.

Я вновь замкнулась в себе. Вдохновение помогало видеть неожиданное и волшебное в обычных вещах. И оно всегда приходило внезапно и ненадолго. Но успевало напрочь снести крышу. Разве можно нормально работать, когда кажется, что из сумки журналистки выглядывает мордочка леприкона (и — нет! — дело не в зеленом цвете кожаных рюшечек, напоминающих поля шляпы)?.. И ни контролировать поток образов, ни тормозить его никогда не получалось. И я старалась переждать. Пересидеть, забившись в угол. Дождаться, когда образы осядут в блокноте зарисовками. А потом выкапывалась из горы черновиков и с трудом возвращалась в реальность. И еще недели две "радовалась" остаточным явлениям в виде ярких кошмаров и неожиданных ассоциаций.

Пересидеть... Я задумчиво нахмурилась. До Нового года — чуть больше недели... Не доживу. Однозначно. Сейчас вдохновение сильнее, чем когда-либо. А прежде приступы образного мышления вызывали полнейший отказ чувства самосохранения. И я ходила по инерции, не замечая ни скользких ступенек, ни сосулек над головой, ни "красного человечка" на светофоре, ни возмущенных сигналов водителей. Да, бог хранит детей, пьяниц и ненормальных, ибо до сих пор мне везло. Но рисковать не хотелось. И совмещать работу и творчество, когда одно мешает другому, — тоже.

— Пять минут прошло!

Тьфу на вас...

— Василиса, на принтер за полосами бегом!..

Тьфу на вас еще раз...

— Вась, я принесу, — Валик встал и бодро вышел из кабинета.

Я потерла затекшую поясницу и вооружилась красной ручкой. Предпоследний шаг — труднее последнего... Дочитать полосы, сверить — и домой. Ой, я ж забыла отдать Валику вычитанные дома полосы... Впрочем, ему все равно некогда было правку вносить. Я достала из сумки сложенные листы и мельком их проглядела. И я читала, и не я... Корректорские знаки — по фэн-шую, ошибки — по делу, а вот почерк... Почерк не мой. Я пишу как курица лапой, мои кракозябры только Валик и ухитряется разбирать. И на половине полос пометки кривые и косые, а на остальных — четкие, понятные. Мистика.

Вручив подошедшему другу правленые полосы, я разложила на столе новые и решительно сосредоточилась на работе.

— Вась, а кто это писал? — он задумчиво рассматривал правку, очевидно находя десять отличий.

— Я, кто ж еще.

— Непохоже.

— Подумаешь...

Валик не угомонился. Вернулся на свое рабочее место и сердито написал в аську: "Что случилось? И не заливай про ПМС, тебе еще дней десять до них".

Вот зараза. И не живем вместе, и не спим, а все про меня знает. Почти все.

Я настрочила в ответ умоляющее: "Давай потом, а? Номер сдадим и поговорим! Только Гришиных истерик мне не хватает для полного счастья!"

Он хмуро кивнул и углубился в свою работу, а я взялась за вычитку. Так, свинокомплекс, дотации, инфляция, обещания мэра — о том, что все будет хорошо, рост наркомании, реклама нанопротезов, патологическая школьная безграмотность, рост цен на гречку, заявления губернатора — о том, что все будет еще лучше, чем говорит мэр... Темная сутулая фигура стоит в тесном коридоре и пишет на пыльных стенах...

Я моргнула. Тьфу... И причем тут бройлеры, с чего вдруг такая ассоциация?.. Ага, инновации, будь они неладны, снова мэр, когда ж он кончится, ликвидация ОПГ... Буквы ложатся на стену сияющей вязью, и коридор сужается, тонет в тусклом тумане. И наливаются светом слова, когда писец ставит точку в предложении и отступает от стены на шаг, поводя плечами.

Я внутренне застонала. Невозможно работать... Муз отсалютовал мне рюмкой и вредно хихикнул. Гаденыш. У меня же текст дома, на компе, я специально его на флешку сбрасывать не стала, чтобы соблазна не было!..

— Вась, держи еще полосы.

Угу. Бройлеры, куда ж без вас... Парень из выдумки упрямо мельтешил перед внутренним взором, но я стоически читала городские новости, на автомате расставляя запятые и отлавливая опечатки. Да, опыт — это вещь. Музу стало скучно пить в одиночестве, и он обиженно перебрался на монитор верстальщика. Валик застучал по клавиатуре еще усерднее, вдохновенно внося правки. Да, музы — они такие, стимулирующие... Ничего, дома поговорим. И о том, как мешать рабочему процессу, и о том, как дезертировать.

— Гриш, сверяемся? — Валик положил на мой стол пухлую стопку полос.

Ненавижу сверку. Тупое занятие. Но необходимое. Мало ли, Валик что-то не внес, Гриша с подписями накосячил... Сидишь с двумя экземплярами будущей газеты и ищешь, что не так.